Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

   Контев А.В., Бородаев В.Б.
Верхнее Обь-Иртышье на ойратской карте Джунгарии первой трети XVIII века

   Бородаев В.Б.
Российские военные экспедиции к истокам Иртыша в 1715-1720 гг. и создание карты Верхнего Прииртышья.

   Соколовский И.Р.
Административно-территориальное деление Верхнего Прииртышья в XVII - начале XXI века: опыт исторического картографирования

   Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С.
Поиски древностей в Прииртышье в погоне за "песошным золотом" российскими и европейскими военными и учеными в первой половине XVIII в.

   Резун Д.Я.
Поход Бухгольца и Северная война

   Каримов М.К., Смагулова М.С.
Возведение крепостных сооружений как проявление градостроительного опыта России на востоке Казахстана

   Ананьев Д.А.
К вопросу о компетенции комендантов пограничных крепостей Южной Сибири в первой половине XVIII в.

   Дмитриев А.В.
К вопросу о причинах и обстоятельствах переброски на российские границы в Западной Сибири армейских частей в середине XVIII в. (1744-1745 гг.)

   Овчинников В.А.
Особенности истории монастырей Русской Православной Церкви в Верхнем Прииртышье в XVII-XX вв.

   Скобелев С.Г.
Гибель джунгарского этноса в 1755-1760 годах: численность населения и размеры потерь

   Ведерников В.В.
Рудники Верхнего Прииртышья в системе горнозаводского производства Колывано-Воскресенских заводов (вторая половина XVIII - первая половина XIX вв.)

   Абдрахманов Б.Н.
Казахско-русские взаимоотношения в XVIII-XIX веках в Верхнем Прииртышье

   Матханова Н.П.
Казахи в мемуарах миссионеров Русской православной церкви XIX в.

   Зуев А.С.
Социальное и этническое происхождение казаков Сибирского линейного казачьего войска (по данным формулярных списков 1813 г.)

   Туманик Е.Н.
Участники Общества военных друзей в политической ссылке в Верхнем Прииртышье

   Мамсик Т.С.
Бухтарминские пчеловоды (По материалам Окладной книги Бухтарминской заводской волости 1857 г.)

   Шиловский М.В.
Аграрное освоение Верхнего Прииртышья в XIX - начале ХХ вв.

   Атантаева Б.Ж.
Регламентация российско-китайской торговли по межгосударственным договорам второй половины XIX в.

   Раздыков С.З.
Формирование торгового капитала у казахов степной зоны Западной Сибири в XIX веке

   Дорофеев М.В.
Особенности поземельных отношений в процессе заселения Горного Алтая во второй половине XIX века

   Мусабалина Г.Т.
Городское общественное самоуправление в Восточном Казахстане во второй половине XIX века: исторический аспект

   Дегальцева Е.А.
Войны и их восприятие в Сибири (вторая половина XIX - начало XX в.)

   Селиверстов С.В.
Н.М. Ядринцев: особенности "западнической" тенденции в областничестве (середина 1860-х - начало 1890-х гг.)

   Нурбаев К.Ж.
Тюркские кочевые народы в истории Евразии в свете теории евразийства

   Белянин Д.Н.
"Непричисленные" переселенцы на Алтае во второй половине XIX - начале XX вв.: источники формирования и возможности устройства

   Сорока Н.Н.
Процесс формирования индивидуального пользования сенокосными угодьями в казахском ауле Степного края во второй половине XIX - начале XX вв. (По материалам экспедиционных исследований 1896-1903 гг.)

   Глазунов Д.А.
Подготовка судебной реформы 1898 г. в Степном генерал-губернаторстве

   Кириллов А.К.
Казахи в восприятии русских чиновников податного надзора в начале XX века

   Андреева Т.И.
Первый опыт железнодорожного строительства в Верхнем Прииртышье в контексте транспортного освоения Азиатской России

   Меркулов С.А.
Изучение Монгольского Алтая в истоках рек Иртыш и Кобдо профессором Томского университета В.В. Сапожниковым (по материалам экспедиций 1905-1906, 1908-1909 гг.)

   Касымова Г.Т.
К 105-летию Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Русского Географического общества

   Канн С.К.
Ветеринарное значение Транссибирской железнодорожной магистрали в конце XIX - начале XX в.

   Котович Л.В.
"Природа не только существует, но и меняется": к характеристике экологического сознания (по материалам сибирских сельскохозяйственных журналов начала XX века)

   Кадысова Р.Ж., Мамытова С.Н.
Особенности формирования казахской национальной буржуазии в начале XX века

   Съемщиков Е.А.
Верхнее Прииртышье: административный ресурс Змеиногорского и Усть-Каменогорского уездов 1898-1917 гг.

   Андреев В.П.
Рудный Алтай в процессах модернизации (1900-1930-е гг.)

   Штырбул А.А.
К истории гражданской войны в Горном Алтае и Верхнем Прииртышье: "Сатунинщина" и ее ликвидация (1918-1920 гг.)

   Абдрахманова Г.С.
Применение насилия сибирскими правительствами против мирного населения в годы Гражданской войны

   Сушко А.В.
Деятельность казахской элиты по преодолению межродовых противоречий в процессе строительства Киргизской Автономной Советской Социалистической Республики

   Безверхний А.С.
Кампания по изъятию церковных ценностей из православных храмов в Семипалатинской губернии

   Ескендиров М.Г., Христолюбов А.В.
Семипалатинский государственный педагогический институт в 1930-е -1940-е гг.

   Мамаева Г.Е.
Выселение чеченцев в Семипалатинскую область

   Самаев А.К.
Казахская ирредента и диаспора в КНР и возможность получения ими информации на казахском языке

   Перечень сокращений


Социально-экономические и этнокультурные процессы в Верхнем Прииртышье в XVII-XX веках: Сборник материалов международной научной конференции. Новосибирск: Параллель, 2011. С. 80-86.

Зуев Андрей Сергеевич, д-р ист. наук
Новосибирский государственный университет (Российская Федерация)

Социальное и этническое происхождение казаков Сибирского линейного казачьего войска
(по данным формулярных списков 1813 г.)*

В изучении истории сибирского казачества к настоящему времени достигнуты весьма впечатляющие результаты. Только за последние 20 лет появились десятки монографий и сотни статей. В научный оборот введено большое количество самых разнообразных источников как из центральных, так и местных сибирских архивов. Однако закрыть какую-либо историческую тему полностью вряд ли возможно. Появляются или новый ракурс ее рассмотрения, или новые теоретико-методологические подходы, или обнаруживаются новые источники, которые существенно дополняют фактографию и тем самым расширяют исследовательское поле.

Цель данной статьи – введение в научный оборот новых источников по истории Сибирского линейного казачьего войска (далее – СЛКВ), которые до сих пор не попадали в поле зрения историков. Специалисты-казаковеды, занимающиеся изучением этой территориальной группы сибирского казачества, применительно к хронологическому периоду XVIII – первой половины XIX в. в основном оперируют материалами, извлеченными из Государственного архива Омской области. Документы же центральных московских и санкт-петербургских архивов, прежде всего Российского государственного военно-исторического архива (далее – РГВИА) используются ими недостаточно или не используются вообще[1].

В РГВИА в фонде № 489 хранится огромная коллекция формулярных списков регулярных и иррегулярных соединений и частей российской армии за 1720–1816 гг., в том числе 14 дел, содержащих списки личного состава СЛКВ и его войсковой канцелярии за 1812–1816 гг.[2] Эти 14 дел ценны тем, что позволяют выявить численность войска в указанные годы (в литературе таких данных нет), а также тем, что содержат биографические сведения о казаках, которые или вообще невозможно найти в других типах источников, или же их придется собирать буквально по крупицам. Биографические сведения в своей совокупности позволяют прорисовать обобщенный «портрет» казаков СЛКВ в первые годы его существования.

Формулярные списки в казачьих частях, дислоцированных в Сибири, стали составляться ежегодно, иногда чаще – каждые полгода, треть года или даже месяц, с середины 1760‑х гг. Они фиксировали служебный статус и служебную карьеру служащих (и иногда отставных) казаков. Это были своего рода «личные дела». Их формуляр и соответственно набор информации, в них отраженный, не были жестко фиксированными. В зависимости от того, какую информацию желало собрать начальство, формуляр, или можно сказать шаблон, периодически менялся[3].

Из указанных 14 дел нами обработано одно дело, в котором подшиты формулярные списки всех 10 полков и двух конно-артиллерийских рот Сибирского казачьего войска за 1813 г.[4] Списки составлялись по полкам и ротам в разное время с ноября 1813 г. по февраль 1814 г. В них зафиксированы сведения о всех нижних чинах – урядниках и рядовых, числившихся в войске в указанном году, конкретно: фамилия, имя, отчество; возраст; социальное и «национальное» происхождение; время вступления в службу и прохождения чинами; места несения службы и ее виды; местонахождение в момент составления списка; грамотность; наличие или отсутствие штрафов, наказаний и судимостей; семейное положение и наличие детей; годность к продолжению службы и повышению в чине. Сразу отметим, что степень достоверности этих сведений достаточно высока. Подавляющее большинство данных – тех, которые касались службы, – заносилось на основании текущей полковой делопроизводственной документации. Скрывать грамотность не было смысла, так как она облегчала карьеру. Фальсифицировать семейное положение, равно как и «национальность» было сложно в силу их очевидности. Сомнения могут вызывать только данные о социальном происхождении: «новобранец» при поступлении на службу мог сознательно исказить их. Но и здесь погрешность вряд ли была высокой, поскольку казачье начальство, учитывая правительственные предписания, кого можно, а кого нельзя верстать в службу, должно было придирчиво выяснять прошлое «новобранца». Что касается годности к службе, то она в основном определялась, исходя из физического состояния казака и добросовестности исполнения им служебных обязанностей (наличия или отсутствия судимостей). Из всей этой палитры данных мы рассмотрим только социальное и этническое происхождение казаков.

Согласно формулярным спискам 1813 г., в войске числилось 537 урядников (к которым в списках относились сотенные атаманы, пятидесятники, младшие урядники, писари и фельдшеры) и 6129 рядовых казаков, всего 6666 человек, включая резервных[5] и нестроевых («мастеровых разного дела») (здесь и далее см. табл. 1, 2). Это было больше, чем полагалось по штатному расписанию 1808 г., которое определило численность урядников в 517, казаков – 5552, всего – 6069 человек[6]. Превышение численности в основном было связано с наличием значительного числа резервных урядников и казаков, а также с тем, что в войске были созданы не одна, а две конно-артиллерийские роты[7].

Подавляющее большинство урядников (434 человека) и рядовых (4605 человек) являлось казачьими детьми, в войске они составляли 75,6%. Следующим по численности и удельному весу источником пополнения войска выступали солдатские и драгунские дети и «малолетки» – 1384 человека (20,7%). К сожалению, выяснить численность каждой из этих групп по отдельности не удалось, поскольку в формулярных списках 8‑го полка они указаны в совокупности: у 135 казаков этого полка в графе «из какого состояния» значится «малолетки солдатские дети». В остальных же полках и двух ротах расклад был такой: солдатских и драгунских детей – 684, «малолетков» – 565 человек. «Малолетки» – это дети отставных военнослужащих регулярных полков, поселенных в Тобольской губернии, в основном на западно-сибирских пограничных линиях[8]. При этом слово «малолетки» не следует понимать буквально: подавляющее большинство казаков, которые по происхождению отнесены к «малолеткам», на момент вступления в службу имели возраст старше 17 лет.

Массовое зачисление в СЛКВ солдатских и драгунских детей и «малолетков» – 2403 человека – прошло в 1797–1799 гг.[9] Это подтверждают и формулярные списки. Правда, в докладе военного министра «О новом образовании Сибирского линейного казачьего войска» от 19 августа 1808 г. утверждается, что в эти годы в казаки поступили только «малолетки» «от жительствующих в Тобольской губернии отставных солдат»[10]. Однако вряд ли это были одни «малолетки». В списках дети отставных и служащих солдат и драгун маркировались по‑разному: первые – собственно «малолетками», вторыми – «солдатскими» или «драгунскими» детьми, и не только Тобольской, но и Томской губернии. Причем, как видно из списков, зачисление и первых и вторых в казаки, однако уже в небольшом количестве, продолжалось и в 1800–1813 гг.

Ю. Г. Недбай, повторяя мнения ряда историков XIX – начала XX в., безапелляционно утверждал, что названные выше дети служащих и отставных солдат и драгун являлись потомками казаков. Это утверждение он аргументировал тем, что дислоцированные в Сибири в XVIII в. регулярные части комплектовались казачьими детьми и казаками. «Поэтому, – писал Ю. Г. Недбай, – говоря о сибирских гарнизонных и драгунских полках, мы должны помнить, что это те же казаки. Спустя несколько десятилетий, в конце XVIII в они, в лице своих потомков, вернулись в ряды казачества…»[11]. Здесь налицо две ошибки. Во‑первых, большая часть регулярных частей была переведена в Сибирь из европейской части страны[12], и соответственно их личный состав к сибирским казакам не имел никакого отношения, по крайней мере в подавляющем большинстве, поскольку из тех сибирских казаков и их детей, которые в начале XVIII в. были взяты в регулярную службу, в Сибирь в составе полков вернулось лишь незначительное число. В самой Сибири регулярные части пополнялись рекрутами, среди которых лиц, принадлежавших к казачьему сословию, было весьма немного. Об этом убедительно свидетельствуют формулярные списки сибирских полков, имеющиеся в РГВИА в фондах № 489 и 490. Даже те части – Новоучрежденные полк и батальон, – которые в 1737 г. предполагалось было сформировать в Сибири из казаков и их детей, в итоге наполовину были укомлектованы рекрутами, взятыми из других социальных групп[13]. Во‑вторых, у казаков, ставших солдатами и драгунами, автоматически менялся социальный статус, их уже нельзя считать «теми же казаками».

К детям солдат и драгун по социальному происхождению примыкали дети унтер‑ и обер‑офицеров регулярной армии. Но их число было весьма незначительно: первых – 3, вторых – 5 человек. Процент выходцев из других социальных групп русского населения был также невысоким. Крестьянами по происхождению оказались 28, колодниками, отбывшими срок наказания и получившими свободу, и колодничьими детьми – 9, вольноотпущенными дворовыми – 4 казака. Непонятно социальное происхождение 4 человек, двое из которых названы «незаконорожденными», один – «пропитанным» (вероятно, сиротой), один – «вышедшим из калмыцкого плена». Верстание в линейные казаки «разных чинов» людей имело место и раньше. Однако вряд ли можно их считать «важнейшим источником формирования сибирского казачества», как полагал В. И. Петров[14].

Все названные выше социальные группы, участвовавшие в разной пропорции в комплектовании СЛКВ, в этническом отношении можно причислить к русским. По крайней мере, в списках применительно к этим группам «национальность» особо (за исключением одного случая) не оговаривалась, т. е. автоматически подразумевалось, что принадлежавшие к ним по происхождению казаки являются этнически русскими, точнее говоря, таковыми они идентифицировались (и начальством и ими самими), исходя из этнокультурных признаков, прежде всего принадлежности к православию. Единственным случаем является упоминание о происхождении одного казака 5‑го (Атаманского) полка из украинских казаков. Хотя и это упоминание имело не столько этническую, сколько территориальную нагрузку. Кроме этого «украинского казака» в списках фигурируют также два донских казака, один уральский казачий сын и один казачий сын из г. Хлынова. Следует отметить, что все остальные казачьи дети упомянуты без территориальной привязки. Это говорит о том, что почти все природные казаки СЛКВ являлись уроженцами Сибири, а точнее – потомственными западно-сибирскими линейными казаками. Разумеется, это не исключает наличие среди них, а также среди других выше упомянутых социальных групп представителей нерусских народов, которые ко времени составления списков были уже полностью руссифицированы. Так, в частности, в составе войска находились потомки башкир, мещеряков и запорожцев, зачисленных в линейные казаки в 1760–1770‑х гг.[15], были также потомки крещенных джунгар и киргиз-кайсаков (казахов)[16].

Конечно, надо иметь в виду и то обстоятельство, что в сибирской казачьей среде имели место межэтнические браки, и поэтому часть казаков являлась метисами или даже вообще потеряла чисто славянские антропологические черты. Г. Е. Катанаев по адресу линейных казаков отмечал «Мы, по всей вероятности, не ошибемся, если скажем, что наибольшее влияние на метисацию как в количественном, так и в качественном отношении имели калмыки и киргизы… Дети, родившиеся от русского и киргизки, по физическому и даже нравственному своему складу более походят на киргиза, чем на русского»[17]. Правда, не исключено, что это наблюдение относится к XIX в., когда произошло присоединение Киргиз-кайсакской (казахской) степи и взаимоотношения казаков и киргиз-кайсаков стали выстраиваться в мирном русле. Ранее картина могла быть иная. В. И. Петров утверждал, что «во второй половине XVIII в. линейные казаки женились на дочерях крестьян, преступников, солдат, драгун и других поселенцев». По его данным, в 1793 г. «за казаками замужем было 1820 женщин, из которых 841 (46,2%) были дочерьми казаков, остальные дочерьми драгун, крестьян, солдат и т. д.»[18]. Ю. Г. Недбай полагал, что и в XIX в. киргиз-кайсаки не играли заметной роли в комплектовании Сибирского войска и не могли оказать влияние на «физический тип» казаков[19]. Проблема влияния разноэтничных компонентов на этнокультурный облик сибирских казаков нуждается, на наш взгляд, в специальном изучении.

Войско все же не было этнически однородным. В 1813 г. в нем отмечены 68 поляков, в том числе 26 шляхтичей, 13 крестьян, 28 мещан и один однодворец. Это были польские солдаты и офицеры армии Наполеона, попавшие в плен и сосланные в Сибирь[20]. Российское правительство, памятуя предшествующий двухвековой опыт, по‑прежнему зачисляло военнопленных «иноземцев» на службу в окраинные гарнизоны. Определение в казаки ссыльных поляков продолжалось и после 1813 г. По данным Ю. Г. Недбая, в марте 1823 г. в войске состояло «военнопленных поляков 127 человек»[21]. В казаки также продолжали верстать представителей тех народов, которые традиционно рассматривались властями как источник комплектования иррегулярных частей. Среди линейных казаков числись 98 киргизов (киргиз-кайсаков), 18 башкир, один татарин и один тептярь, всего 118 человек. «Иноземцами», скорее всего киргиз-кайсаками, были, вероятно, и 4 человека, «уволенных от рабства». Относительно большое число киргизов стало, надо полагать, следствием того, что с 1808 г. войсковое начальство предприняло меры по их привлечению в казачье сословие[22]. С другой стороны, для самих киргиз-кайсаков зачисление в казаки, а оно проходило, как правило, добровольно, являлось способом адаптации к новым для них политическим и социальным реалиям, возникшим в связи с усилением российских позиций в Киргиз-кайсакской степи.

Однако в целом удельный вес нерусского (точнее говоря, не восточнославянского) элемента среди линейных казаков был незначителен: 190 человек, или 2,8%. Особо отметим, что данные формулярных списков ставят под сомнение утверждение Н. Г. Путинцева (повторенное В. И. Петровым), что в 1798 г. при окончании срока командировки на линии тысячной команды башкир и мещеряков многие из них «предпочли вместо возвращения на родину остаться в Сибири с зачислением в казачье сословие»[23]. Речь скорее всего можно вести лишь о нескольких десятках человек и в основном башкир. Равным образом не было распространено и зачисление в войско киргиз-кайсаков, захваченных казаками в плен и обращенных в невольников.

Таким образом, статистическая обработка формулярных списков СЛКВ за 1813 г. показывает, что среди нижних чинов – урядников и рядовых казаков – абсолютно и относительно преобладали русские (как собственно русские, так и руссифицированные представители других народов). При этом можно поставить под сомнение вывод Ю. Г. Недбая о том, что «главным, определяющим и по сути единственным источником формирования линейного казачества в XVIII в. были и оставались сибирские казаки и их потомки»[24]. В 1813 г. четверть личного состава войска не являлась потомственными казаками. В этом отношении СЛКВ выделялось на фоне других территориальных групп казачества Сибири. К началу XIX в. сибирские городовые команды, Иркутский городовой полк и забайкальское казачье пограничное войско комплектовались, за редчайшими исключениями, казачьими детьми. В линейные же казаки в связи со значительным ростом их численности в конце XVIII – начале XIX в. (в 1785 г. – 2487[25], в 1808 г. – 6017 человек[26]) активно зачисляли лиц, не являвшихся потомственными казаками, прежде всего детей отставных и находящихся на действительной службе военнослужащих регулярной армии, которые в силу своего социального происхождения рассматривались правительством естественным резервом пополнения воинских частей.

 

Таблица 1

 

Социальное и этническое происхождение урядников Сибирского линейного казачьего войска в 1813 г.

 

«из какого звания»

1‑й

полк

2-й

полк

3-й

полк

4-й

полк

5-й (Атаман-ский)

полк

6-й

полк

7-й

полк

8-й

полк

9-й

полк

10-й

полк

1-я

рота

2-я

рота

Итого

Казачьи дети

19

30

37

28

59

52

41

42

40

52

13

11

424

Урядничьи дети

10

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

10

Унтер-офицерские дети

2

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

2

Обер-офицерские дети

-

1

-

-

1

-

-

1

-

-

-

-

3

Солдатские дети

11

14

5

-

10

2

1

5

3

-

-

-

51

«Малолетки»

-

-

-

8

4

-

14

5

3

5

2

4

45

Польские шляхтичи

-

-

1

-

1

-

-

-

-

-

-

-

2

Всего:

42

45

43

36

75

54

56

53

46

57

15

15

537

 


Таблица 2

Социальное и этническое происхождение рядовых казаков Сибирского линейного казачьего войска в 1813 г.

 

 

«из какого звания»

1‑й

полк

2-й

полк

3-й

полк

4-й

полк

5-й

(Атаманский)

полк

6-й

полк

7-й

полк

8-й

полк

9-й

полк

10-й

полк

1-я

рота

2-я

рота

Итого

Казачьи дети

213

516

335

396

553*1

521

386*2

453

474*3

501

122

135

4605

Унтер-офицерские дети

-

-

-

1

-

-

-

-

-

-

-

-

1

Обер-офицерские дети

-

2

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

2

Солдатские и драгунские дети

205

32

225

38

28

36

8

 

135

5

28

13

15

 

1288

«Малолетки»

110

-

-

116

45

4

112

19

52

35

27

«Пропи­танные» дети

-

-

-

-

1

-

-

-

-

-

-

-

1

Крестьяне

-

-

-

13

6

-

1

-

-

3

-

-

23

Заводские крестьяне

-

-

-

-

-

-

 

-

-

5

-

-

5

Колодничьи дети и колодников

-

-

-

-

6

-

1

1

1

-

-

-

9

Вольноотпу­щенные дворовые

-

-

3

-

-

1

-

-

-

-

-

-

4

Незаконо­рожденные

-

-

-

-

1

-

-

1

-

-

-

-

2

Уволенные от рабства

-

-

-

-

1

-

1

2

-

-

-

-

4

Вышедшие из калмыцкого плена

1

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

1

Польские шляхтичи

9

13

1

-

1

-

-

-

-

-

-

-

24

Польские крестьяне

6

7

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

13

Польские мещане

14

14

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

28

Польский однодворец

1

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

1

Башкиры

1

2

-

3

4

5

2

1

-

-

-

-

18

Киргизы

7

4

13

5

11

17

17

8

10

6

-

-

98

Татары

1

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

-

1

Тептяри

-

-

1

-

-

-

-

-

-

-

-

-

1

Всего:

568

590

578

572

657

584

528

601

509

595

170

177

6129

 

*1. В том числе 1 украинский и 1 уральский казачий сын, 1 – донской казак.

*2. В том числе 1 – из донских казаков.

*3. В том числе 1 – казачий сын из  Хлынова.

Обе таблицы составлены по данным: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 3064.



* Статья подготовлена при поддержке Минобрнауки РФ в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009–2013 гг., государственный контракт № П364 от 07.05.2010.

[1] См., например, последние по времени издания обобщающие труды по истории Сибирского казачьего войска Ю. Г. Недбая (Недбай Ю. Г. История казачества Западной Сибири, 1582–1808 гг.: (Крат. очерки). Омск, 1996. Ч. 1–4; Он же. История Сибирского казачьего войска (1725–1861 гг.). Омск, 2001; Он же. Сибирское казачье войско (1846–1861). Омск, 2004). В них при всем обилии добротных фактических данных, извлеченных из фондов Государственного архива Омской области, имеется ряд заметных проблемных и хронологических лакун, а также фактических ошибок.

[2] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 3061–3074.

[3] См.: Зуев А. С. Формулярные списки городовых казаков Западного Забайкалья последней трети XVIII – начала XIX в. как исторический источник // Массовые источники по истории Сибири: Бахруш. чтения: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1989.

[4] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 3064.

[5] О резервных казаках см.: Андреев С. М. Резервные казаки как особая категория Сибирского линейного казачества // Актуальные вопросы истории Сибири: Пятые науч. чтения памяти проф. А. П. Бородавкина. Барнаул, 2005.

[6] ПСЗРИ‑I. СПб., 1830. Т. 43: Книга штатов. Ч. 2. С. 106–107.

[7] В литературе часто сообщается о создании по штатам 1808 г. двух конно-артиллерийских рот. Однако достаточно ознакомиться с опубликованным в Полном собрании законов штатным расписанием, чтобы убедиться в ошибочности этого утверждения.

[8] [Баккаревич М. Н.] Статистическое обозрение Сибири, составленное на основании сведений, почерпнутых из актов правительства и других достоверных источников. СПб., 1810. С. 89.

[9] Недбай Ю. Г. История Сибирского казачьего войска… С. 128.

[10] ПСЗРИ‑I. Т. 30. С. 538. Данное утверждение повторяет В. И. Петров (Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества (XVIII – первая половина XIX вв.) // Сибирь периода феодализма. Новосибирск, 1965. Вып. 2: Экономика, управление и культура Сибири XVIXIX вв. С. 210–211).

[11] Недбай Ю. Г. История казачества Западной Сибири… Ч. 4. С. 32. См. также: Там же. С. 31, 32; Он же. История Сибирского казачьего войска… С. 74–75, 82, 128.

[12] Зуев А. С. Регулярные формирования российской армии в Сибири в XVIII – начале XIX в. // Первые Ермаковские чтения «Сибирь: вчера, сегодня, завтра»: Материалы регион. науч. конф. (21 декабря 2008 г.). Новосибирск, 2009. С. 11–17.

[13] Зуев А. С. Штатная реформа сибирского казачества 1737 года // Вестник НГУ. Сер.: История, филология. 2007. Т. 6. Вып. 1: История. С. 22–27.

[14] Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества… С. 210, 211. Ср.: Недбай Ю. Г. История казачества Западной Сибири… Ч. 4. С. 130–131.

[15] См.: ПСЗРИ-I. Т. 30. С 538.

[16] Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества… С. 209.

[17] Цит. по: Каженова Г. Т. Этнические аспекты истории Сибирского линейного казачества // Степной край Евразии: ист.-культ. взаимодействия и современность: Междунар. Евраз. форум: Тез. докл. и сообщ. III науч. конф. Астана, 2003. С. 82.

[18] Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества… С. 217.

[19] Недбай Ю. Г. История казачества Западной Сибири… Ч. 4. С. 132–133.

[20] Катанаев Г. Е. Киргизские степи, Средняя Азия и Северный Китай в XVII и XVIII столетиях по показаниям западно-сибирских казаков и прочих сибирских служилых людей // Записки Зап.-Сиб. отдела ИРГО. Омск, 1893. Кн. 14. Вып. 1. С. 3.

[21] Недбай Ю. Г. История Сибирского казачьего войска… С. 283.

[22] См.: Путинцев Н. Г. Хронологический перечень событий из истории Сибирского казачьего войска со времени водворения западно-сибирских казаков на занимаемой ими ныне территории. Омск, 1891. С. 90; Шевченко С. В. Сибирское линейное казачество и казахи Среднего Жуза в XVIII – начале XIX вв.: Автореф. дис. … к. и. н. Екатеринбург, 1997. С. 14.

[23] Путинцев Н. Г. Хронологический перечень событий из истории Сибирского казачьего войска… С. 80; Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества… С. 208.

[24] Недбай Ю. Г. История Сибирского казачьего войска… С. 109.

[25] АВПР. Ф. 130. Оп. 130/3. Д. 6. Л. 52–53 об., 59об.–60; Д. 7. Л. 10.

[26] Недбай Ю. Г. История Сибирского казачьего войска… С. 133.

© А.С. Зуев, 2011
Hosted by uCoz