Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

   Контев А.В., Бородаев В.Б.
Верхнее Обь-Иртышье на ойратской карте Джунгарии первой трети XVIII века

   Бородаев В.Б.
Российские военные экспедиции к истокам Иртыша в 1715-1720 гг. и создание карты Верхнего Прииртышья.

   Соколовский И.Р.
Административно-территориальное деление Верхнего Прииртышья в XVII - начале XXI века: опыт исторического картографирования

   Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С.
Поиски древностей в Прииртышье в погоне за "песошным золотом" российскими и европейскими военными и учеными в первой половине XVIII в.

   Резун Д.Я.
Поход Бухгольца и Северная война

   Каримов М.К., Смагулова М.С.
Возведение крепостных сооружений как проявление градостроительного опыта России на востоке Казахстана

   Ананьев Д.А.
К вопросу о компетенции комендантов пограничных крепостей Южной Сибири в первой половине XVIII в.

   Дмитриев А.В.
К вопросу о причинах и обстоятельствах переброски на российские границы в Западной Сибири армейских частей в середине XVIII в. (1744-1745 гг.)

   Овчинников В.А.
Особенности истории монастырей Русской Православной Церкви в Верхнем Прииртышье в XVII-XX вв.

   Скобелев С.Г.
Гибель джунгарского этноса в 1755-1760 годах: численность населения и размеры потерь

   Ведерников В.В.
Рудники Верхнего Прииртышья в системе горнозаводского производства Колывано-Воскресенских заводов (вторая половина XVIII - первая половина XIX вв.)

   Абдрахманов Б.Н.
Казахско-русские взаимоотношения в XVIII-XIX веках в Верхнем Прииртышье

   Матханова Н.П.
Казахи в мемуарах миссионеров Русской православной церкви XIX в.

   Зуев А.С.
Социальное и этническое происхождение казаков Сибирского линейного казачьего войска (по данным формулярных списков 1813 г.)

   Туманик Е.Н.
Участники Общества военных друзей в политической ссылке в Верхнем Прииртышье

   Мамсик Т.С.
Бухтарминские пчеловоды (По материалам Окладной книги Бухтарминской заводской волости 1857 г.)

   Шиловский М.В.
Аграрное освоение Верхнего Прииртышья в XIX - начале ХХ вв.

   Атантаева Б.Ж.
Регламентация российско-китайской торговли по межгосударственным договорам второй половины XIX в.

   Раздыков С.З.
Формирование торгового капитала у казахов степной зоны Западной Сибири в XIX веке

   Дорофеев М.В.
Особенности поземельных отношений в процессе заселения Горного Алтая во второй половине XIX века

   Мусабалина Г.Т.
Городское общественное самоуправление в Восточном Казахстане во второй половине XIX века: исторический аспект

   Дегальцева Е.А.
Войны и их восприятие в Сибири (вторая половина XIX - начало XX в.)

   Селиверстов С.В.
Н.М. Ядринцев: особенности "западнической" тенденции в областничестве (середина 1860-х - начало 1890-х гг.)

   Нурбаев К.Ж.
Тюркские кочевые народы в истории Евразии в свете теории евразийства

   Белянин Д.Н.
"Непричисленные" переселенцы на Алтае во второй половине XIX - начале XX вв.: источники формирования и возможности устройства

   Сорока Н.Н.
Процесс формирования индивидуального пользования сенокосными угодьями в казахском ауле Степного края во второй половине XIX - начале XX вв. (По материалам экспедиционных исследований 1896-1903 гг.)

   Глазунов Д.А.
Подготовка судебной реформы 1898 г. в Степном генерал-губернаторстве

   Кириллов А.К.
Казахи в восприятии русских чиновников податного надзора в начале XX века

   Андреева Т.И.
Первый опыт железнодорожного строительства в Верхнем Прииртышье в контексте транспортного освоения Азиатской России

   Меркулов С.А.
Изучение Монгольского Алтая в истоках рек Иртыш и Кобдо профессором Томского университета В.В. Сапожниковым (по материалам экспедиций 1905-1906, 1908-1909 гг.)

   Касымова Г.Т.
К 105-летию Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Русского Географического общества

   Канн С.К.
Ветеринарное значение Транссибирской железнодорожной магистрали в конце XIX - начале XX в.

   Котович Л.В.
"Природа не только существует, но и меняется": к характеристике экологического сознания (по материалам сибирских сельскохозяйственных журналов начала XX века)

   Кадысова Р.Ж., Мамытова С.Н.
Особенности формирования казахской национальной буржуазии в начале XX века

   Съемщиков Е.А.
Верхнее Прииртышье: административный ресурс Змеиногорского и Усть-Каменогорского уездов 1898-1917 гг.

   Андреев В.П.
Рудный Алтай в процессах модернизации (1900-1930-е гг.)

   Штырбул А.А.
К истории гражданской войны в Горном Алтае и Верхнем Прииртышье: "Сатунинщина" и ее ликвидация (1918-1920 гг.)

   Абдрахманова Г.С.
Применение насилия сибирскими правительствами против мирного населения в годы Гражданской войны

   Сушко А.В.
Деятельность казахской элиты по преодолению межродовых противоречий в процессе строительства Киргизской Автономной Советской Социалистической Республики

   Безверхний А.С.
Кампания по изъятию церковных ценностей из православных храмов в Семипалатинской губернии

   Ескендиров М.Г., Христолюбов А.В.
Семипалатинский государственный педагогический институт в 1930-е -1940-е гг.

   Мамаева Г.Е.
Выселение чеченцев в Семипалатинскую область

   Самаев А.К.
Казахская ирредента и диаспора в КНР и возможность получения ими информации на казахском языке

   Перечень сокращений


Социально-экономические и этнокультурные процессы в Верхнем Прииртышье в XVII-XX веках: Сборник материалов международной научной конференции. Новосибирск: Параллель, 2011. С. 93-99.

Мамсик Тамара Семеновна, д-р ист. наук
Институт истории СО РАН, г. Новосибирск (Российская Федерация)

Бухтарминские пчеловоды
(По материалам Окладной книги Бухтарминской заводской волости 1857 г.)

Специальное исследование о раннем пчеловодстве в Сибири принадлежит А.А. Малых и относится к середине 1970-х гг.[1] Автор кратко осветил, уточнив в деталях, историю появления этой отрасли хозяйства в Верхнем Прииртышье. Основное же внимание уделил его распространению в Томской губернии, в округах Томском и Бийском, в хозяйствах крестьян, которых, в отличие от заводских, в традиции сибиреведения именовал  «государственными»[2]. Работа Малых интересна тем, что он путем сравнения показал общий уровень и тенденции развития пчеловодства в интересующем его районе; выявил факторы, как способствовавшие, так и сдерживавшие его интенсификацию.

К сожалению, автора мало интересовали конкретные крестьяне, успешно экспериментировавшие в новой отрасли, что было характерно для науки того времени, склонной к глобальным обобщениям на уровне «классов». И, конечно, в соответствии с господствовавшей в ней парадигмой (отклонение от которой было чревато целым рядом последствий), дал оценку прогрессивного для сибиряков явления с точки зрения корыстных целей «феодального государства» – стремления к «повышенной степени эксплуатации всего крестьянского хозяйства». Вследствие  чего, по его заключению, происходило «замедление темпов развития пчеловодства» [3].

То обстоятельство, что культурное разведение пчел началось именно в верхиртышских селениях в 70-80-е гг. ХУШ в.  (в то время они еще не были заводскими) и, судя по фрагментарным описаниям[4] протекало не просто успешно, а в буквальном смысле «шквально», дает основание для локальных исследований этого феномена с тем, чтобы в итоге получить наиболее полную картину новационных изменений в рамках хозяйственного комплекса крестьянства приписных волостей.

Мы остановили пока свой выбор на пчеловодах Бухтарминской заводской волости в той связи, что она возникла позже прочих, формировалась в значительной степени путем принудительных переселений и поэтому ее крестьяне представлялись (в рамках «феодально-крепостнической» концепции) наиболее «эксплуатируемой» частью аграриев Алтайского горного округа. Следовательно на материалах этой волости возможно увидеть «в лицо» «беднейшее» сообщество приписных крестьян.   

Интерес к бухтарминцам вызван также наличием в нашем распоряжении Окладной книги (ОК) волости за 1857 г.[5], в которой содержатся, наряду с информацией о земледелии и скотоводстве, пофамильные сведения о пчеловодах. Этот документ дает возможность реконструировать структуру крестьянского хозяйственного комплекса в рамках целой волости и уяснить функциональную роль в ней внеаграрных занятий, в данном случае – пчеловодства.

***

Бухтарминская заводская волость возникла официально в 1806 г., а целый ряд поселений вошедших в нее, существовал на Бухтарме уже в 1797 г. Основатели их формально числились по старым местам жительства[6]. Известно, что в среде бухтарминцев имелись выходцы из селений Секисовка и Бобровка Крутоберезовской волости, где появились, по свидетельсву А.А. Малых, первые пчеловоды-раскольники из «поляков». Пасеки они заводили, покупая ульи  через своих доверенных, богатых крестьян, у полковника Сибирского драгунского полка П.Ф. Аршеневского. Последний привез пчел из своего киевского поместья, по одним данным, в 80-е, по другим в 90-е гг. ХУШ в.. Логично предположить, что вскоре завелись пасеки и на Бухтарме.

Интерес к пчеловодству жители верхиртышских селений проявляли не случайно. Бывшие вятские крестьяне и «польские переведенцы» имели навыки по разведению и содержанию пчел, приобретенные на прежних местах жительства. Климатические условия Верхнего Прииртышья позволяли им вновь обратиться к этому роду промысловых занятий. 

Был и еще один фактор, инициировавший замыслы колонистов Юга завести пасеки. Пчеловодство –  один из самых доходных промыслов – государство не облагало налогами. «Отрешаем, где еще есть сбор с бортевого, или пчелиного, угодья, и повелеваем впредь онаго не сбирать и не платить» – гласил «Манифест о высочайше дарованных разным сословиям милостях по случаю заключенного мира с Портою Оттоманской», изданный Екатериной Великой 14 03.1775 г.[7].

Этим же обстоятельством объясняются, как интерес, так и инициативы заведения пчел представителями высших сословий в Сибири. К их числу, кроме Аршеневского, который сделал пчеловодство объектом предпринимательства, принадлежали томский титулярный советник Валгасов, колл. советник И.И. Коновалов, служивший также в Томске, а с 1823 г. – в Красноярске[8]. Благодаря обращению Валгасова лично к императору с просьбой закрепить за ним заимку под пасеку, Александру 1 издал 9 октября 1803 г. именной указ «данный Тобольскому и Иркутскому генерал-губернатору Селифонтову, о предоставлении найденной способною к пчеловодству подле Томска земли в пользу тех, кои в том упражняться пожелают».

Аргументируя свое решение наделить землей всех желающих заняться пчеловодством, глава империи надеялся «тем возбудить в них большую охоту в распространении и усовершенствовании онаго». Указ напоминал о существующем законоположении –  «для вящаго поощрения упражняющихся в пчеловодстве с земель или участков их ничего в казну не взыскивать». «Наконец, – заканчивал послание в Сибирь император, – Вы не оставите предписать Томскому гражданскому губернатору, чтобы он обратил все внимание свое к сей отрасли хозяйства, стараясь доставить ей всякое покровительство и защиту»[9].

И.О. Селифонтов после отставки (1806 г.) увез сибирский архив с собой; документы хранились в фондах Костромского областного архива, который уже в наше время «сгорел». По этой причине, вероятно, мы никогда не узнаем о том, каким образом в дальнейшем сибирская администрация выполняла царский указ. Несомненно имели место разного рода документы, связанные с появлением новых обращений о выделении заимок под пасеки, а также распоряжения и инструкции генерал-губернатора, и соответственно – гражданских губернаторов. Чиновники Кабинета е.и.в., в ведении которого находился Алтайский горный округ, выполнению этой задачи уделяли постоянное внимание, о чем говорит систематический сбор данных о пчеловодах.

В частности, валовые сведения о пчеловодстве имеются в материалах, полученных в 1825 г. К.Ф. Ледебуром в волостных правлениях заводских селений во время путешествия по Алтаю[10]. Они в известном смысле подводят итог 20-летнему (со времени указа 1803 г.) развитию отрасли и в целом по округу, и у верхиртышских крестьян.

К 1825 г. в Верхнем Прииртышье существовали 4 заводские волости: Крутоберезовская, Убинская, Усть-Каменогорская и Бухтарминская. По нашим подсчетам  у крестьян этих волостей имелось 44050 ульев на 2280 "домов"[11], т.е. по 19 ульев на каждый. При этом в совокупности на первую и последнюю из этих волостей приходилось 75 % пчелиных колод; у крутоберезовцев в среднем 33 улья на двор, 6 на чел; у бухтарминцев – соответственно – 21 и 4. Общее количество ульев на Бухтарме – 6075 – составляло 6,8 % от валового их числа по Алтайскому окр. (89 тыс.[12]).

Разумеется, пасеки были далеко не у всех хозяев, и вычисленные показатели дают лишь общую картину развития отрасли на 1825 г. Информация ОК Бухтарминской волости 1857 г., будучи сопоставлена с данными 1825 г., позволяет оценить динамику развития пчеловодства на фоне роста населения и хозяйства крестьян за минувшую треть века.

За это время произошло увеличение площади посева в 2,3 раза; количества лошадей и рогатого скота несколько более, чем в 2 раза; поголовья овец почти в 2,8 раза; все это при росте населения в 2,2 раза. Наиболее же интересный и знаковый показатель развития волостного хозяйства – рост числа пчелиных ульев – в 4 раза. В абсолютных цифрах число ульев в волости выросло до 25317 или до 8 % от ульев всего округа (300 тыс.[13]); в среднем теперь на двор приходилось до 42, а на чел. до 7 колод.

В 1857 г. хозяйство бухтарминцев, оставаясь комплексным, имело выраженную промыслово-земледельческую ориентацию. Специфику хозяйственному комплексу придавало интенсивное развитие пчеловодства. При этом представляется более чем вероятной связь между установкой на увеличение числа членов семьи (в среднем – с 5,9 до 6,3 д. о. п.) и бурным развитием пчеловодства как товарной отрасли. Данный тезис, возможно обосновать, обратившись к результатам наших реконструкций типологии аграрного хозяйства и социальной структуры населения волости[14].

Тип хозяйства определялся по степени связи с рынком или иными словами – товарности основных его отраслей (зерновой, мясной и маслодельческой) [15].  Всего в волости по данным 1857 г. начитывалось 596 реальных семей. Из них занимались земледелием только 468 семей. Из этого количества 324 относились к типу коммерческих, т.е. выращивали часть хлеба для продаж. При этом из них 256 (78 %) имели пасеки, с общим числом 23567 колод, что от общеволостного составляло 93 %. Средний состав семей в пчеловодческих дворах достигал 7,4 чел., в остальных 68 дворах этого же типа, но пасек не имевших, семья состояла в среднем из 5,1 чел.

Следующая группа аграрных дворов (52 семьи) пахали пашню исключительно в потребительских целях  – хлеб для продажи не сеяли. Из числа этих хозяйств 20 имели пасеки (819 ульев), при среднем составе семьи – 6,5 чел., а в 32, пасек не имевших, – 5 чел.

Третья группа дворов (93) имела пашню в виде подсобного хозяйства, которое давало хлеб в количестве, недостаточном для пропитания семей; дефицит восполнялся при обращении к рынку. В составе этого типа хозяйств 18 также имели пасеки (152 улья) при среднем составе семьи – 8,4 чел., в то время как не имевшие пасек семьи этой же группы насчитывали 7,8 чел.

Все три ряда типологически различных хозяйств по внутренней социальной структуре не были однородными. В состав пчеловодческих семей, имевших дефицит хлеба, входили наряду с бедняками и беспашенными, одна семья из богатой группы и несколько середняцких. Две из них, Барсукова Петра (37 лет) и Лаптева Агапа (33 г.), были коммерческими по двум отраслям (мясной и молочной)  и имели пасеки соответственно – из 9 и 90 ульев. Очевидно, средства для заведения пасек обе семьи накапливали за счет продаж скота. Козьма Лаптев, принадлежавший к богатой группе, также имел высокотоварное животноводческое хозяйство (76 % товарности по мясу; 79 % по маслу); его пасека состояла из 70 ульев.

Следует отметить, что на сибирских фронтирных территориях  именно скотоводство (наряду с пушными промыслами) было той отраслью, с которой начинал формироваться полноценный хозяйственный комплекс[16] и соответственно – восхождение по ступеням социальной лестницы. Верхнее Прииртышье, как видим, в этом отношении не было исключением.

Еще один пример: 6 бедняцких семей имели достаточное количество скота, не нуждались в покупках мяса; достигли достаточно высокой товарности по маслу: 73 % (32-летний Ксенофонт Козлов), 54 % (Артемий Кузнецов, 35 л.)  и т.д. Однако, все они имели дефицит по хлебу. Пасеки у них отсутствовали, но, очевидно, что скотоводство давало шанс завести улья, а затем увеличить и пашню.

Именно такой путь избрали десять бедняцких семей имевших дефицит по всем отраслям аграрного комплекса. Средства для его ликвидации они находили благодаря заработкам у богатых крестьян, а также от продаж меда; доход от одной колоды приносил 3,80 р.. в сер. , в то время как пуд хлеба всего  – 0,35 р., говядины 1,70 р. Эти бедняки  имели пасеки в диапазоне: от 7 колод – у 37-летнего Ивана Пантелева; до 50 – у 46-летнего Федора Блинова. По мере роста ульев у них появлялся шанс продвинуться в число потребительских, и соответственно – в статус середняцких.

Идеалом для фронтирсмена был комплекс, в котором все основные отрасли достигали уровня товарных. После этого в условиях доиндустриальной эпохи задача хозяина состояла в поддержании достигнутой стабильности. Наш источник позволяет статистически описать группу хозяйств бухтарминцев, которые осуществили этот идеал. В 1857 г. такая группа насчитывала 217 дворов (от числа аграрных – 46 %, от общеволостного – 36 %).

Эту коммерческую группу представляли также семьи разных социальных статусов, но преобладали в ней богатые хозяйства. Они входили в эту группу почти все (за исключением 6). Из  зажиточных семей (51) коммерчески ориентированно было также большинство (40); из 135 середняцких – большая доля (73 или 54 %). Совокупность этих аграрных хозяйств (195 или 33 % от всего числа дворов волости) владела и большей частью пасек (20183 улья – 80 %).

Таблица 1

Аграрные коммерческие хозяйства бухтарминцев (1857 г.)

 

Социальная

группа

Количество

Товарность

по отраслям

произ-ва ( %)

Число

ульев,

абс.

%

от числа

по

волости

Кол-во

ульев

на

двор

Завод-

ские

работы,

душ на

работника

Денеж-

ный

оклад

семьи,

в  руб.

(сер.)

семей

 %

душ о. п. в семье

работников

м. п. в семье

мясное

маслоделие

зерновое

Богатая

82

14

6,4

1,5

81

83

63

13611

54

166

2,7

13,6

Зажиточная

40

7

6,9

2,1

73

76

55

3277

13

82

3,8

15

Середняцкая

73

12

8,4

2,7

63

67

50

3295

13

45

4,6

18,2

Бедняцкая

14

2

9,2

3,3

55

60

45

83

0

6

5,9

20,7

Без работника

8

1

3

0

89

90

66

660

3

82

0,3

3,3

Всего коммер.

217

36

7,2

2,0

73

76

57

20926

83

96

1,8

15,57

Всего дворов

в волости

596

100

6,3

1,8

55

64

48

25317

100

42

1,8

13,24

 

На долю прочих оставалось всего 3 % ульев и принадлежали они по сути состоятельным хозяйствам, в которых формально не было взрослых работников мужского пола. Всего таких дворов в волости было 18 (не считая тех, которые имели скот, но хлеба не сеяли), из них, как видно комплексными и одновременно коммерческими были 8 (44 %). Из числа бедняцких (177) в группу коммерческих входили только 14, т.е. менее 1 %. Тем не менее, данный факт  – свидетельство «открытых» возможностей  для какой-то части бедняцких семей завести комплексное товарное хозяйство. Очевидно, что такого рода возможности создавали ситуацию динамичного изменения, как хозяйственной типологии, так и социальной структуры дворов.

Важнейшим фактором хозяйственной и социальной динамики, как уже отмечено, выступало пчеловодство. Для приобретения ульев, во-первых, необходимо было накопить средства, во-вторых, – иметь необходимые трудовые ресурсы, как можно предположить, – лиц старшего поколения и подростков, так как прочие обслуживали полеводческую и животноводческую сферы хозяйства.

Табличные данные свидетельствуют о том, что все коммерческие дворы имели наивысшую товарность прежде всего в сфере молочного животноводства, второе место по выходу товарной продукции занимала мясная отрасль, а зерновое хозяйство – последнее. Таким образом, животноводство являлось основным источником доходов семьи, которые вкладывались в еще более доходную внеаграрную сферу.

«Маяком» для прочих служила богатая группа, имевшая максимум товарности в маслоделии – 83 %. Как видно и среднее количество ульев (166) на пасеке богатой семьи в 4 раза превышало средний общеволостной уровень. Достигнув определенной стабильности за счет баланса отраслей, семья богатой группы стремилась «сжаться», как видим, почти до среднего общеволостного уровня (6,3 д.о.п.).

Судя по всему, происходило это за счет сокращения числа семейных работников (см. табл. 1), труд которых появлялась возможность – за счет дохода от пчел – заместить наемным[17]. Сокращение числа домашних работников в богатых дворах влекло за собой снижение доли заводского «урока» и денежного налога, падавшего в целом на всю семью. Из табличных данных следует, что самая состоятельная группа  имела самый низкий средний показатель по этим двум параметрам обложения.

Приведенные ниже (см. Приложение) статистические характеристики 10 пчеловодческих семей, выделяющиеся по количеству ульев (400–500), имели такой достаток (при доходности от одной пчелиной семьи от 2 до 4 руб сер.), что в сравнении с ним налоговое обложение (включая и заводские работы[18]) даже самой «большой» семьи выглядит мизерным.

Прочие представители коммерческой группы в своем стремлении увеличить численность семьи, гарантировавшей в свою очередь возможность заведения пчеловодства, встречалась с препятствиями экономического и фискального характера: вырастала доля потребления, снижавшая товарный остаток и, следовательно, доход; увеличивалось соответственно размеру семьи и налоговое обложение. Остается только догадываться, каким образом хозяину удавалось выйти из этого противоречия. Однако наличие столь значительного числа сбалансированных коммерческих дворов указывает на то, что такие возможности имелись.

Наш источник, к сожалению, не дает информации, которая позволила бы реконструировать занятия части крестьян извозом, а также лесными промыслами (зверодобычей, собирательством и т.п.). Природные условия края предрасполагали к этой сфере занятости, которая, вне сомнения, приносила пусть и меньший в сравнении с пчеловодством, но значимый доход.

В заключение еще раз зададим несколько риторических вопросов? Была ли Бухтарминская заводская волость «бедной»? или, наоборот – «богатой»? Было ли хозяйство волости «натуральным», а ее социальный строй «патриархальным»?

Очевидно, что подобного рода постановки вопроса не имеют смысла.  Хозяйственный комплекс волости функционировал на принципах товарной экономики; в качестве товара в этой системе выступали не только продукты производства, но и рабочие руки. Не смотря на то, что базовую основу хозяйства представляли традиционные отрасли –  земледелие и скотоводство – в роли пропульсивной сферы комплекса выступало пчеловодство, – внеаграрный промысел. 

Пчеловодческие хозяйства строились преимущественно либо по принципу большесемейности, либо представляли структурный элемент семейно-клановых коллективов. В них наиболее рационально использвался труд «домашних» работников (включая родственников). Но при этом перед нами, отнюдь, не «натуральные» (исключительно самодостаточное) хозяйства, определявшие природу «феодального» строя. Совсем наоборот – именно они имели тенденцию к превращению в хозяйствующие субъекты предпринимательского – в потенции – буржуазного типа доиндустриальной эпохи (т.е. основанных на ручном труде и конской тяге).

Отметим также, что огромную роль в успешном развитии хозяйственного комплекса играла государственная политика. Правительство, освободив от налогового обложения и землю под пасеки, и доходы от пчеловодства, «запустило» механизм, стимулировавший динамику развития как аграрного хозяйства, так и народонаселения приграничной зоны, в которой еще и к середине Х1Х ст. ощущался недостаток демографического ресурса.

 

 

Приложение

Десяток крупнейших пчеловодческих хозяйств Бухтарминской волости (1857 г.)

 

 

 

 

 

Хозяин

Возраст, лет

Семья, д.о.п.

Кол-во

работников м.п.

Кол-во лошадей, голов

Кол-во рогатого

скота, голов

Кол-во овец,

голов

Кол-во ульев

Кол-во посева,  десятин

Товарная

продукция

( %)

Заводских

 работ, душ

Денежный

 оклад, руб .сер.)

Селение

Говядина

Масло

Хлеб

Богомолов

Павел

49

4,4

1

20

22

10

500

19

90

92

72

1

8,7

Хайрюзовка

Снегирев

Иван

54

8,8

4

50

45

30

400

30

89

90

56

8,125

23,6

Бородина

Томилов

Ефрем

65

6,6

2

30

20

10

420

20

83

85

59

4,25

13,66

Александ-

ровка

Оконишников

Михаил

53

6,6

3

20

15

10

500

18

75

78

64

5,25

14,94

Мякотиха

Пантелеев

Иван

69

18

4

42

20

16

500

40

59

63

65

7,25

38,48

Снегирево

Колмогоров

Яков

50

8,8

1

20

20

12

500

18

81

84

64

2,5

16,14

Парыгина

Иванов

Ефим

35

11

4

40

20

18

500

25

72

74

53

8,25

23,64

Хайрюзовка

Самойлов

Ивантей

34

18

3

24

30

20

450

30

74

77

67

6,125

33,54

Солоновка

Осинин

Ефим

41

11

4

30

22

20

450

20

74

77

51

4,875

23,6

Александ-

ровка

Огнев

Михаил

50

13

4

35

30

22

450

20

78

80

43

8,375

27,32

Огнева

 



[1] Малых А.А. Из истории пчеловодства государственных крестьян Томской губернии (конец ХУШ – середина Х1Х в.) // С. 100–112.

[2] Надо признать, что в этом случае имеется путаница в терминах, происходящая вследствие противопоставления казенных крестьян заводским. Между тем, и те и другие категории крестьян были государственными (в отличие от частновладельческих, т.е. помещичьих), различались они только по ведомственной принадлежности: первые подчинялись ведомству Казны; вторые – ведомству Кабинета е.и.в. и при этом вместо уплаты подушной подали (гос. налога) выполняли вспомогательные работы на заводах.

[3] Малых А.А. Указ соч. С. 38

[4] Лукичев С. С. Состояние основных отраслей сельского хозяйства в Алтайском горном округе в первой половине Х1Х в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1961 г. Рига, 1963. С. 388; Жидков Г.П. Экономика кабинетской деревни Западной Сибири накануне реформы //  Освоение Сибири в эпоху феодализма. (ХУП–Х1Х вв.). Новосибирск, 1968. С. 214, 221.

[5] ГААК Ф. 14. Оп. 1. Д. 72. Л. 1– 96 об.

[6] Миненко Н.А. С. Русская крестьянская община в Западной Сибири. ХУШ – первая  половина Х1Х в. Новосибирск, 1991. С. 49.

[7] ПСЗ РИ. Т. 20. № 14275 (п. 21). С. 82.

[8] Белоножко Ю.А. Сибирские члены и сотрудники МОСХ (1820-1860 гг.) // Сибирский вестник сельскохозяйственных наук. Новосибирск, 1993. № 4. С. 78–79.

[9] ПСЗ РИ. Т. 27. № 20976. С. 921.

[10] Ледебур К.Ф., Бунге А.А., Мейер К.А. Путешествие по Алтайским горам и Джунгарской степи. Новосибирск, 1993. С. 356.

[11] У государственных крестьян всего Томского округа в 1840 г. имелось только 14169 ульев (См. Малых. С. 105)

[12] Цифра дана в ст.: Лукичев С.С. Указ соч. С. 388.

[13] Цифра дана в ст.: Г.П. Жидков. Указ соч. С. 221.

[14] Методики структурирования дворов изложены в изданных, а также в приготовленной к печати работе (Мамсик Т.С. Русское население Верхнего Прииртышья и его хозяйство по материалам дореформенной статистики: Бухтарминская заводская волость в 1857 г.).

[15] Товарность вычислялась как отношение остатка к общему объему продукции за вычетом на потребление, а также резерва в виде 40 пуд зерна, 10 пуд мяса и 2 пуд масла на двор.

[16] Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири: Механизмы формирования и функционирования агропромысловой структуры. Новосибирск, 1989. С. 67.

[17] В структуре населения волости имелось до 7 % семей (52 работника м. п.), не имевших хозяйства и живших наймом, не считая бедняков (до 200 дворов вместе с беспашенными), в которых часть работников (из 500 чел.) была излишней и также искала заработка на стороне.

[18] Работник, нанятый для выполнения 1 души работы, получал 7–10 руб.

 

© Т.С. Мамсик, 2011
Hosted by uCoz