Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Карих Е.В.
  Межэтнические отношения в Западной Сибири в процессе ее хозяйственного освоения. XIX - начало ХХ в.

   Центральная земледельческо-промысловая полоса имела ту специфику, что в ней проживали в XIX в. и проживают сейчас коренные тюркские народы Западной Сибири. В исследуемый период всех их называли "татарами", хотя они сильно отличались по районам проживания, происхождению, занятиям и вероисповеданию. Неодинаково складывались их отношения с пришлым, как правило, русским, украинским и тюркским населением. Коренные жители центральной полосы так же, как и на севере Западной Сибири, занимались промыслами, особенно рыболовством, но они здесь легче находили сбыт для продукции. Промыслы же не были единственным занятием населения. "Кормильцев" и других торговых людей здесь хватало и среди самих "ясашных". Тобольские татары сами нередко вели торговлю с хантами и манси в Тобольском и Туринском округах. Торговый обмен не создал здесь отношений зависимости между коренным и пришлым населением.
   Главными экономическими ресурсами этого региона являлись свободные пахотные земли. С XVII в. сюда переселялись русские крестьяне, нуждавшиеся в пашне. Они захватывали пустолежащие земли, расчищали их и владели ими по праву первооткрывателей. Правительство следило за тем, чтобы интересы местного населения, платящего ясак, при этом не ущемлялись.
   Поземельные споры в XIX в., как правило, были связаны с наплывом русских переселенцев и с их размещением. В начале XIX в. основная масса их направлялась в Тобольскую губернию, а во второй половине XIX в. - в Томскую. Если захваты русских крестьян приходились частично на инородческие дачи, возникали споры и недоразумения. Так, в 1804 г. сенокосы ясколбинских татар "непонятно как" оказались у господина статского советника Павлуцкого [1]. В том же году татары Казаковы деревни Чертолинской Аялынской волости Тарского уезда подали жалобу на крестьян Самохваловых, завладевших их пахотными угодьями [2]. Жалобы обычно решались в пользу татар. Но часто спорящие приходили к мирному соглашению сами. Например, новые поселенцы уплачивали небольшую сумму татарам за право пользования их угодьями или покупали у них полоску земли, а затем расширяли ее распашками [3].
   Однако массовых поселений русских крестьян в татарских селах Тобольской губернии не возникало, так как тобольские татары не принимали в свои общины русских. Напротив, пришлые татары - захребетные, казаки (служилые казанские татары) и даже ссыльные получали в их общинах равные наделы [4]. Когда в 1869 г. казачий татарский полк был упразднен и казаки перешли в сословие крестьян, тех, у кого наделов не было, наделили землей "ясашные" [5]. Оброчные чувальщики (тоже пришлые татары) имели только одно свое село - Ново-Алпулинское в Тобольском округе; остальные проживали совместно с коренными татарами в 18 селах и пользовались общинными землями.
   Иными были их отношения с бухарцами, которые нередко также проживали в одних дачах с коренными татарами. По свидетельству С.К. Патканова, бухарцы не отличались от татар по образу жизни, только костюмы и обстановка у них были богаче. Они называли себя "почетными" и к местному населению относились покровительственно. Несмотря на то, что бухарцы вели свою торговлю еще до похода Ермака и русские считали их коренным населением Сибири, для татар они так и остались пришлыми, чужими. Бухарцы, являясь первоначально торговым населением, земли приобретали у коренных татар в результате торговых операций: покупали, брали под заклад. Постепенно с XVIII в. они стали переходить к земледелию и селиться среди единоверцев. Они даже наделялись землей по специальным указам. Для большинства бухарцев земледелие стало основным занятием после реформы 1822-1825 гг., ограничившей их торговые привилегии. Собственников земли у них было немного. В основном землей владели крупные бухарские роды - Шабобины, Матьяры, Тачкаловы и др. Их вотчины состояли из отдельных клочков земли, разбросанных среди татарских дач. По подсчетам Х. Зияева, насчитывалось 299 семей бухарцев-землевладельцев [6].
   Население Бухарских волостей имело общинные пашни и сенокосы, полученные в результате челобитья или "из милости", но обычно тоже в недостаточном количестве. Так, например, юрты Ембаевские не имели лесных угодий и покупали дрова у татар. Недостающие площади бухарцы арендовали, так же как и безземельные. Даже после реформы 1825 г. на них не распространялась часть крестьянских платежей: большинство их платило подымную подать ("с дыма", т.е. с семьи), мирской волостной сбор и натуральные повинности. По сравнению с татарами и крестьянами, которые платили государственную оброчную подать и весь набор волостных и земских сборов, это было льготное налогообложение. Даже проживая в дачах татар, бухарцы селились отдельными селами или в особых частях одного села. Они всегда имели свои общины и свои волостные и сельские сходы. Безземельные бухарцы находили материальную поддержку и работу у богатых соплеменников [7].
   Неудивительно, что неравное распределение земли и повинностей у проживающих рядом отдельных этнических групп населения вызывало между ними напряженные отношения и поземельные споры. Об их земельных тяжбах в XIX в. много написано в исследованиях С.К. Патканова и И.А. Андронникова. Причем агрессивной стороной здесь выступали татары. Они стремились сосредоточить в своих руках как можно больше земельных площадей, чтобы иметь возможность сдать их в аренду бухарцам и русским.
   Татары судились из-за закладных земель. Так, в 1808 г. татары юрт Островных Тобольской губернии вернули себе сенокосы, находящиеся в закладе более 20 лет у бухарца Якупова [8]. Однако суд не всегда решал дело в пользу татар. В 1850 г. татары Исеневских юрт спорили с бухарцами этих же юрт о Меньковской пустоши (34 десятины 74 сажени). Татары основывали свои владельческие права на записях в писцовой книге 1799 г. А бухарцы предъявляли документы о залоге тобольским казаком Михаилом Меньковым этой пустоши бухарцам Сеитовым. Долг не был уплачен, и пустошь перешла в собственность бухарцев. В результате землю оставили бухарцам [9]. Были и гораздо более запутанные дела.
   Татары относились к своим владельческим правам серьезно. Документы на землю хранили все: от грамот царей и императоров до выписей воевод и последующей администрации. Хранили их в "мотках" и "свитках [10]. Они пытались отсуживать у бухарцев земли совместного владения. Так, в 1826 г. татары деревни Епачиной Тобольского округа отрицали права пользования бухарцев той же деревни их землями. Cуд эти права признал [11]. Когда татары сдавали угодья в аренду, они чувствовали себя увереннее, ведь арендатора всегда можно было выгнать. В 1820 г. бухарец Сеитов заключил договор с тарскими татарами Кускиных и Байбахинских юрт (Каурдакской волости) на владение им рыболовными озерами. Параллельно с добычей рыбы Сеитов развернул на этих землях скотоводческое хозяйство. В 1825 г. он поставил 300 копен сена на 30 рублей и выловил рыбы на 200 рублей. Расширявшееся бухарское хозяйство стеснило татар, и они прекратили аренду. Тогда Сеитов попробовал отсудить у них угодья, но проиграл. Озеро было продано татарину Уразмееву [12].
   Также характерной для отношений бухарцев и татар была тяжба тарских татар деревни Сеитовой и бухарца Веньяминова из-за рыболовного песка Бегельдеева. В 1847-1848 гг. Веньяминов утверждал, что уплатил татарам корт за озеро 225 рублей, а между тем они выловили в этом озере 30 возов рыбы, что его возмутило, и он просил отдать ему половину. Татары же отрицали наличие арендных отношений с ним и заявили, что Веньяминов выловил в их озере рыбы на 500 рублей, хотя права не имел. Поскольку договор на русском языке предъявлен суду не был, бухарца устранили от пользования угодьем [13]. Так поземельные тяжбы в XIX веке между татарами и бухарцами были обусловлены более высоким материальным положением и культурным уровнем одних (бухарцев) и владельческими земельными правами других (татар).
   Арендные отношения существовали также у татар с русскими крестьянами. Последние кортомили у них сенокосные и рыболовные угодья, а также брали новь под распашку. Земли арендовали как у всей общины, так и у конкретных ее членов (т.е. выкупали один или несколько паев в пользование). Особенно это было распространено в северных - Тобольском и Туринском - округах. Так, юрты Абаульские сдавали свои рыболовные ямы на Иртыше на 3 года за 162 рубля крестьянам села Бичи и села Загвоздинского. Татары юрт Чебургинских сдавали озеро Иткуль за 100 рублей в год. Но чаще крестьяне выкупали у ясколбинцев паи за 2-8 рублей, и промышляли по соседству с ними [14].
   Хотя татары не страдали от отсутствия земельных площадей, они с усердием отстаивали каждое место, которое сдавали или могли сдать в аренду, представляясь властям в своих жалобах обездоленными. В архивах сохранились документы о многочисленных конфликтах русских крестьян и сибирских татар на этой почве. Так, в 1822 г. землемер Панютин спровоцировал конфликт юрт Аремзянских и деревни Зоркальцевой. Он отмежевал крестьянам недостающий участок земли размером 78,5 десятины из пустолежащего татарского участка размером 1000 десятин. Однако татары не приняли такого поворота дел и подали жалобу на незаконный захват их земель. Они скосили сено на этом участке и крестьянам не отдали. До окончательного решения суда землю отдали татарам [15]. В 1835 г. за озеро Уват судились крестьяне деревни Слободчиковой и татары деревни Уватской Тобольского округа. Спорили из-за сенокосов татары юрт Андреевых, Ембаевых и Тураевых с крестьянами деревень Антипиной и Копытовой в Тюменском округе. Тюменский татарин Енкин подавал апелляцию на отсуженное у него в пользу крестьян деревни Парфеновой озеро Царево и до окончания дела просил передать угодье в его пользование [16]. В 1804 г. спорные сенокосы отвели крестьянам деревни Артамоновой, но татары юрт Варвариных продолжали взыскивать с них плату за этот луг и в 1829 г. по 54 рубля 52 копейки в год [17].
   В 1824 г. тобольских татар уравняли в платежах с русскими крестьянами, переведя их в разряд оседлых инородцев. В результате вместо 1,5 рубля податей им пришлось уплачивать 17 рублей [18]. Они ходатайствовали в Санкт-Петербурге о возвращении ясачной повинности. Так, из Тарского округа поверенный Уразмей Ишиев хлопотал за своих доверителей, ссылаясь на недостаток хлебопахотных земель и доходы в основном от промыслов.
   Чиновник особых поручений Бантыш-Каменский произвел по этому поводу дополнительное исследование и выяснил, что промыслы у татар занятия случайные, временные, а землями они владеют "необозримыми". Лучшие свои сенокосы и пашни они сдают крестьянам за 5-20 рублей в год, да и то берут не деньгами, а рогатым скотом. Рыболовные ямы и озера на 5 или 10 лет сдают крестьянам в кортом за 30-100 рублей, а это 1/4 или 1/5 часть выручки. В итоге он пришел к выводу, что лишь 3 реальные причины объясняют страх татар перед их уравнением с крестьянами и переводом в разряд оседлых: 1) боязнь рекрутской повинности; 2) боязнь насильственной христианизации; 3) леность и праздность бывших ясашных, не желавших существенного повышения платежей. Приняв это к сведению, генерал-губернатор Капцевич счел необходимым заверить татар, что бояться ни первого, ни второго не стоит, и призвал их к трудолюбию, отсрочив платежи на 1-2 года [19]. Однако даже в 60-х гг. XIX в. татары продолжали обращаться с просьбами о переводе их на ясак в связи с неурожаем. Они также высказывались против их причисления к крестьянским волостям [20].
   Также негативное отношение возникало у татар к уравнению их управления с крестьянским. Если раньше татарские управы находились в ведении уездных исправников, то теперь они, так же как и крестьяне, должны были подчиняться крестьянским начальникам своих участков (Положение об управлении инородцев. 1898 г.). Перевод татарских волостей из особого в общее управление осуществлялся в течение XIX в. местами, а в начале XX в. он стал реальностью для всех. Крестьянский начальник 2-го участка Ялуторовского округа в 1902 г. докладывал губернатору, что инородцы Авазбакеевской и Сингульской волостей на сельских сходах твердили: "желаем жить по-старому". Они не исполняли его предложений о сборе податей по окладным листам, о ношении знаков сельскими старостами и пр. [21] Татары сопротивлялись даже административным изменениям, не затрагившим ни их материальных, ни их культурных интересов. Тобольские татары опасались раствориться в глазах правительства в податной массе населения и потерять свою особость и иммунитетные права на землю.
   Новый поток переселенцев в начале XX в. также вызывал у них тревогу. По словам И.А. Андроникова, съезд представителей татар в Тобольске в 1906 г. заявил: "Оставляя в стороне вопрос о том, в каком количестве мусульмане владеют землею в сравнении с крестьянами, съезд предлагает, что во имя неприкосновенности земли мусульман, находящиеся в их владении и распоряжении с искони веков, должны быть свободны от всяких на них посягательств" [22]. Съезд также постановил ходатайствовать перед правительством о том, чтобы оно вывело "крестьянское население из заблуждений для предупреждения могущих быть недоразумений". Татары также решили просить правительство о новом законе, об устройстве инородцев и об особой землеустроительной комиссии, которая бы разобралась в их документах на землю. В результате в 1908 г. было проведено расследование чиновником особых поручений И.А. Андрониковым. Русские старожилы тоже встретили новое переселение без восторга. Они привыкли к земельному простору, а новое землеустройство и введение казенно- оброчных статей ограничивали их в пользу переселенцев и казны. Об этом писал в 1908 г. тобольский губернатор: "При неправильной постановке переселенческого дела не далеко и до аграрных беспорядков, а у местной администрации ни войск, ни полиции… В Сибири пока нет ни рабочего, ни аграрного вопроса, но если переселение и дальше будет так вестись, то очень скоро появится и свой аграрный вопрос" [23].
   Барабинцы также были переведены в разряд оседлых инородцев. Но в 1835 г. для них был предусмотрен постепенный переход: с 1844 г. они должны были платить ? крестьянского оклада, с 1850 г. - ? часть, а с 1858 г. - весь оклад [24]. Однако это все равно их разорило, так как земледелие у них было недостаточно развито. Жили они в основном за счет промыслов (охота, рыболовство), а также сдавали свои рыболовные угодья и земли в кортом русским крестьянам под пашни и сенокосы, сами же нанимались к ним в работники за оплату податей или же вступали в кредитные отношения [25]. Здесь основой для них служили не трудности сбыта, а проблемы оплаты податей для экономически неустойчивых промысловых хозяйств, еще не освоивших хлебопашество в полной мере. Даже масштабы скотоводства (вполне прибыльного в степном районе) у барабинцев в 70-е гг. XIX в. были меньше, чем у крестьян в 3 раза [26]. Юрты барабинских татар располагались компактно и обособленно как от русских переселенческих деревень, так и от тюркских. Эндогамность их составляла 1% [27]. Но это не помешало администрации причислить в 1858 г. инородные управы барабинцев к русским крестьянским волостям Каинского округа и перевести их под общее управление [28].
   Соседство русских деревень и татарских юрт было важным моментом в хозяйственной жизни обоих народов. Русские, как правило, расширяли землепользование за счет татарских земель, делая это разными способами. Когда в 1832 г. крестьяне деревни Каргатской Убинской волости пожаловались в казенную палату на нехватку у них сенокосов и хлебопахотных земель, а также на татарина Бекшена, построившего мельницу и затопившего их сенокосы, в помощь им был отправлен землемер Мурзенцов. Он выяснил, что землевладение крестьян не нарушено с 1821 г., а наоборот - это крестьяне пользуются землями и лесами в дачах татар, и оставил их жалобу без последствий [29]. В 1844 г. когда томский губернский землемер решил сдать озеро Убинское в аренду участками, его планы нарушил князец Чойской инородной управы Бестырев. Он заявил, что земля инородческая, и они сдают ее на 12 лет мещанину Бражникову [30].
   На рубеже XIX-XX вв. арендные отношения барабинцев и крестьян продолжались, несмотря на недовольство последних. Но постепенно крестьяне осваивались на татарских землях. Землемеры отводили им эти места, составляя новые планы. Так получилось с инородцами юрт Ургульских Барабинской управы. Они издревле проживали по обоим берегам реки Туртаса между двумя русскими деревнями Ургульской и Куликовой. Постепенно переселяясь, все барабинцы оказались на правом берегу Туртаса. Свои земли на левом берегу они сдавали под пашню крестьянину деревни Ургульской А. Рычкову с товарищами. К арендаторам подселились переселенцы из Пермской губернии. Так возникла деревня Алексеевка. На правом берегу Туртаса у барабинцев также арендовали земли крестьяне деревни Ургульской - 20 душ. Затем к ним стали переселяться новоселы из Европейской России. Возникла деревня Забоевка. И уже по наличному положению дел землемер Плотников в 1868 г. произвел осмотр и нарезку земли упомянутым поселкам. Так барабинцы юрт Ургульских оказались практически безземельными и подали жалобу в 1881 г. в казенную палату. В результате чего им предложили совместное пользование с крестьянами деревни Забоевка [31].
   Землеустройство, которое проводилось в начале XX в., захватило уже во многом подобное положение дел - последствие переселенческого движения конца XIX - начала XX вв. Неудивительно поэтому, что во время землеустроительных работ в 1908 г. в Барабинской управе происходили беспорядки. Землеустроителю Безобразову не удалось договориться с татарским сходом в ауле Шаригском без вмешательства полицейских чинов. Инородцы наотрез отказались представить учет душ по юртам, выбрать уполномоченных для проведения работ и выдать списки причисленных в общество. Безобразов попросил содействия у пристава Козицкого с тремя конно-полицейскими урядниками, которые, арестовав 12 человек и показав воинственно настроенной толпе обнаженные шашки, обеспечили спокойное проведение землеустройства в районе [32].
   Томские татары в исследуемый период не представляли собой однородной массы ни в этнокультурном, ни в экономическом отношении. Административное устройство даже оседлых инородных управ учитывало прежде всего ревизское население, а не занимаемые им территории, в отличие от крестьянских волостей, которые реально привязывались к общинному наделу и определенной территории. Кочевые томские инородцы и вовсе не были наделены землей. Они даже сдавали земли и угодья в кортом русским крестьянам. Так, инородцы Кортульской волости сдавали свой рыбопромышленный песок на Оби в 1824 г. купцу Романцеву за 650 рублей в год [33].
   Землеустройство до XX в. носило, как правило, чрезвычайный характер, когда прибывавший по требованию властей на место землемер описывал и наносил на план земли, находящиеся в непосредственном пользовании населения, как владение, причем не всегда даже заглядывая в предыдущие записи касательно этой местности. Так, татары юрт Базанаковых Больше-Шегарской инородной управы и крестьяне деревень Трубачевой, Жарковой и Ново-Николаевской Богородской волости спорили из-за сенокосных лугов площадью 116 десятин 984 сажени. В 1834 г. при разграничении колонизационных участков землемер Обоскалов отметил эти земли как летовку кочевых инородцев. Однако в 1853 г. землемер Плотников при отводе участка переселенцам из Калужской губернии отмерил эти сенокосы переселенцам. Так началась тяжба. Ежегодно сено здесь увозили кто вперед - то татары, то русские. Инородцы подали жалобу в 1866 г. - землемер Маньков восстановил их межевые знаки и составил план. Но это возмутило переселенцев, так как они не могли поверить в то, что первоначально казна "ввела их в обман". К сожалению, неизвестно, чем кончилась эта драматическая история [34].
   Крестьяне села Калтайского спорили с татарами юрт Барабинских за сенокосные луга с 1889 г. по 1902 г. Крестьяне имели доход от гоньбы и извоза, и соответственно нуждались в сенокосах, так как содержали значительное количество лошадей. Они предлагали татарам в обмен на их луга, которые крестьянам приходилось арендовать ежегодно, часть еланных мест из своих владений. Но барабинцы не соглашались и препятствовали бесплатной эксплуатации своих угодий [35].
   Земель в Томском округе было много, и администрация все равно считала их казенными, или кабинетскими, а крестьяне и инородцы только владели ей на правах пользователей. Татарские поселки нередко располагались на землях крестьянских волостей либо имели с ними общие лесные и сенокосные угодья. Часть населения Чатской инородной управы (чаты) проживали совместно с крестьянами Ояшинской волости. А на землях Тутальской, Кайлинской и Кривощековской волостей проживали совместно с русскими и украинскими крестьянами оседлые инородцы Кузнецкого округа Кумышской и Шуйской инородных управ (шорцы) [36].
   Часть коренных тюрков (чулымцы, шорцы, обские и часть томских татар) приняли в XVIII в. христианство, поэтому, переходя к оседлости, они часто селились в одних деревнях с крестьянами [37]. По сведениям чиновника по крестьянским делам Рождественского, в 1893 г. в Богородском участке Томского округа во всех крестьянских волостях жили коренные тюрки и совместно с ними пользовались землями (40 %). В Елгайской волости было 17 % инородческих дворов, в Семилужной - 11, в Ишимской - 5, в Уртамской - 2,6, в Нелюбинской и Богородской - 2 %. Только в Уртамской волости приходилось в среднем по 16,2 десятины на двор, а в остальных земли было значительно больше, причем в некоторых (Богородской, Нелюбинской) - неизвестно сколько [38].
   Вероятно, такому сближению русских и татар способствовал тот факт, что бухарцев в Томском округе было неизмеримо меньше, а пришлые татары в основной своей массе прибыли только в конце XIX в. По подсчетам Н.А. Томилова, коренное население в сельской местности составляло 64,3% тюркского населения томского Приобья, 33,4% - пришлые татары и 2,3 % - бухарцы. Причем последние жили только в двух населенных пунктах - юртах Константиновых и Эуштинских [39]. Занятия, быт и религия большинства населения совпадали. Однако административное управление у крестьян и инородцев были различными. Татары подчинялись инородным управам и уездным исправникам, а крестьяне - волостным сходам и крестьянским начальникам. Так в одной деревне возникали два общества с разным начальством. К тому же все подати и повинности инородцы вносили в свои управы, никак не участвуя в хозяйственной жизни крестьян села. Особенно это стало ощущаться в конце XIX века с наплывом переселенцев и с введением губернского поземельного сбора по 1,3 копейки с десятины.
   Инородцы Ячинской инородной управы жили в начале XIX в. на берегу реки Яи в Ишимской волости. Затем в 1822 г. там поселились крестьяне из Пермской губернии и образовали село Жарковку (ныне поселок Яя). Крестьянское и инородческое население деревни росло, а земельный простор сокращался в пользу новых русских поселков. В 1873 г. крестьяне села Жарковского стали ходатайствовать о выселении инородцев и гнать их с занимаемых земель, так как они с ними повинности не несли и никакой помощи крестьянам не оказывали в исправлении дорог, гатей, гоньбы, сельских караулов и пр. [40] В ответ на что инородцы указывали, что они, как коренные жители, имеют право пользоваться землями наравне с крестьянами и повинности все они исправно несут по своей инородной управе. Администрация дважды отказывала и тем и другим, предлагая им размежеваться самим.
   В таком же положении оказались кузнецкие оседлые инородцы. (телеуты, шорцы). Они обосновались на кабинетских землях Кузнецкого и Барнаульского округов в одних дачах с крестьянами, что также послужило поводом для их стеснения. И опять, кроме разъяснения крестьянам на сельских сходах, чтобы те "отнюдь не стесняли инородцев в землепользовании", ничего не делалось. "При описании и приведении в известность земель Алтайского горного округа в период 1820-1837 гг. оседлые инородцы округа были наделены землей согласно тому порядку, какой имел место в момент межевания, в частности инородцы Ячинской и Камларской инородных управ получили землю в совместное пользование с крестьянами, в селениях которых проживали" [41].
   Бывали случаи, когда оседлых инородцев, совместно пользующихся землями с крестьянами, с обоюдного согласия причисляли к крестьянским волостям. Так было с телеутами Кузнецкого округа в 1877 г., когда землемер Сеченов приехал по прошению инородцев Телеутской 2-й инородной управы. Они жаловались на притеснения и обиды со стороны крестьян. Сеченов выяснил, что телеуты улуса Коптельского и крестьяне деревни Топтушинской Уксунайской волости пользовались землей совместно по плану 1825 г. Однако вопрос о платеже инородцев за землю Кабинету решен не был, тогда, как крестьяне подати платили. Это и спровоцировало поземельные конфликты. Сеченов предложил уравнять инородцев и крестьян, причислив телеутские хозяйства в крестьянское общество, как уже однажды это было сделано в 1876 г. Тогда инородцев деревень Тогучинской и Кайлинской причислили в крестьянское общество деревни Тогучинской [42].
   Но не все аборигены Кузнецкого округа желали причислиться к крестьянским волостям, даже проживающие в непосредственном соседстве. По сведениям крестьянских начальников, в 1903 г. почти 60 % кузнецких инородцев проживали совместно с крестьянами, а 40 % - обособленно, но и они по образу жизни мало чем отличались от крестьян. И только 3 434 ревизские души кузнецких татар кочевали в Кузнецком округе [43]. В число совместно проживавших инородцев, входили также только что осевшие, еще числившиеся кочевыми аборигены. Так как официально они не были наделены землей, то являлись самым бесправным земледельческим населением.
   Типичная история приключилась с Ячинскими кочевыми инородцами улуса Бородинского. Они в начале XIX в. стали оседать в этом улусе на берегу реки Томи, а на другом выросла переселенческая деревня Елыкаевка. Елыкаевка была нанесена на карту кабинетских земель, на которой инородческого улуса не оказалось. Между тем шорцы обзавелись хозяйством и приобрели вид оседлых крестьян (дома, скот, запашки, утварь и пр.). Растущий русский поселок стал нуждаться в земле, и в 1883 г. крестьяне подали жалобу на стеснение их кочевыми инородцами. В результате администрация предложила шорцам либо причислиться к крестьянскому обществу, либо переселиться на другое место, что и было осуществлено в 1887 г. [44]
   Часть шорцев, осевших в Барнаульском округе в начале XIX в., тоже подверглась вытеснению со стороны крестьян-переселенцев. Шорцы деревни Котешной испокон века пользовались землей неограниченно, но в 1884 г. переселенцы заняли 20 тыс. десятин в их дачах, в 1892 г. поселилась еще одна партия переселенцев и заняла 10 тыс. десятин. Аборигены ходатайствовали об их выселении, но бесполезно [45]. Не всегда недавно осевшие аборигены желали переселиться из обжитого места. В 1895 г. новопоселенцы бывшего казачьего редута Кандалепского пожелали выселить обосновавшихся там инородцев. Последние уже обзавелись домами, занимались скотоводством, пчеловодством и хлебопашеством и съезжать не собирались [46].
   Конфликты кочевых инородцев в конце XIX в. случались и с крестьянами-старожилами. Так, в деревне Лебедевой Кузнецкого округа с 1827 г. проживали крестьяне Тарсминской волости. Чуть позднее здесь же осели шорцы Шуйской инородной управы. Отношения развивались мирно. Кочевники осваивали земледелие, а платить продолжали ясак в свою инородную управу. С введением губернского поземельного сбора крестьяне стали требовать с них участия в платежах, на что аборигены не согласились. Результатом стали поземельные конфликты и притеснения инородцев [47]. Более того, многие кочевые инородцы уже проживавшие оседло, специально ходили на промысел, чтобы ясак платить не деньгами, а шкурами. Они боялись перевода в разряд оседлых, увеличения сборов и воинской повинности [48].
   Повсеместные поземельные конфликты нуждались в разрешении. Но когда администрация взялась за землеустройство в начале XX в., то столкнулась с противодействием населения. Острое столкновение с населением в районе Мало-Коряковской инородной управы при землеустроительных работах произошло в августе 1900 г. В 1901 г. возникло недоразумение по поводу отказа инородцев Телеутской управы в исполнении законных требований со стороны землеустроительных чинов [49]. Инородцы отказывались производить межевые действия, давать рабочих и подводы. Для их осуществления понадобилось организовать конную стражу в 1901-1902 гг. Отказ, как правило, происходил до тех пор, пока аборигены не убеждались, что почти все земли их фактического пользования будут оставлены в наделе.
   Очень точно их настроения передал В. Радлов, путешествовавший по Алтаю в 1861 г.: "Татары с завистью смотрят на водворение русских крестьян в их соседстве. Лет 50 тому назад, говорили они, здесь было только несколько селений и вся земля принадлежала нам. Теперь деревни повсюду, татар год от года становится меньше, и земля у нас почти вся отмежевана" [50].
   Большая часть чулымских тюрков в XIX в. жила обособленно от русского населения и занималась промыслами - охотой и рыболовством. В инородных управах Мариинского округа русские встречались лишь как арендаторы-промысловики даже в конце XIX в. А в Томском округе на правом берегу Чулыма русские образовали ряд земледельческих поселений совместно с чулымцами. По сообщению крестьянского начальника 2-го участка Томского округа, в 1901 г. уже 1/3 населения инородных управ составляли русские "припущенники". Из них образовалось даже Троицкое сельское общество с центром в селе Пышкино-Троицком, в котором население было смешанным. И те и другие занимались сельским хозяйством. Чулымцы, как кочевые инородцы, не были наделены землей, но в землеустройстве не нуждались, так как и без него чувствовали себя хозяевами необозримых пространств. Они охотно принимали к себе русских. Будучи не в состоянии сами освоить все земли, они предпочитали полезное соседство. Крестьяне и мещане вносили определенную плату за свое размещение, чем помогали оплачивать государственные подати инородцев.
   Отношения складывались мирно и взаимовыгодно. Чулымцы, жившие в одних деревнях с русскими, почти все если не говорили, то понимали по-русски. Но не всегда все так удачно складывалось. В 1886 г. по устью Кушербака (левый приток Чулыма) водворились переселенцы из Пермской губернии. И разрешение на это им дал чиновник по переселенческому делу Чарушин, а не чулымцы. Инородцы Мало-Байгульской, Больше-Байгульской и Каргалинской инородных управ подали жалобу о самовольном заселении их земель. В 1888 г. губернский совет постановил выселить переселенцев. Однако в 1896 г. крестьяне подали встречное прошение, после чего для выяснения ситуации на месте был послан помощник управляющего государственными имуществами Томской губернии Таскин. Уполномоченный чиновник выяснил следующее: 1) почвы для хлебопашества удобны и крестьянство здесь целесообразно; 2) местного населения всего 70 ревизских душ, а пространства земельные неограниченные; 3) инородцы ежегодно обрабатывают 20-25 десятин; 4) 48 домов поселенцев еще раз переселять невозможно и разорительно. Таскин предложил их просто размежевать. Чулымцы от землеустройства отказались и не выделили необходимых рабочих. В результате их все равно размежевали и взыскали штраф в 425 рублей за найм рабочих, а прошение о выселении крестьян оставили без последствий [51]. Однако в основном традиции не изменились, чулымцы и позднее продолжали сдавать земли и угодья "в аренду посторонним лицам".
   Управление государственными имуществами Томской губернии специально по этому поводу обращалось в Министерство земледелия и государственных имуществ в 1901 г. В ответе было сказано: "Имея в виду, что Чулымским инородцам никогда никакие земли и никакие промыслы отводимы в надел от казны не были, и что вследствие сего они не имеют сами право на пользование какой-либо определенной местностью земли", а следовательно, и сдавать ее в аренду права не имели [52]. Коренное население несколько изменило тактику. Теперь "припущенникам" разрешалось бесплатно пользоваться угодьями, но в обмен на их участие в общественных повинностях: подворной гоньбе, исправлении дорог и пр. [53] Крестьяне, желавшие заниматься промыслами в пойме Чулыма, нередко платили дважды: аренду Чулымскому лесничеству и кортом инородцам. Так в 1907 г. пришлось поступить крестьянам села Рождественского Огнерубову и Колпину [54].
   Нередко свободные, по мнению чулымского лесничего, места неожиданно оказывались в постоянном пользовании чулымцев. Так, когда он устроил торги на отдачу рыболовных неокладных статей в Обско-Чулымской даче 21 марта 1907 г., оброчную статью "Салтыковскую старицу" вызвался арендовать крестьянин из села Попадейкино Павел Попадейкин. Но инородцы во главе с Егором Меримовым заявили, чтобы не смели арендовать их угодье, поскольку они ловить не дадут, будут ловушки портить и перед насилием не остановятся. Таких мест оказалось еще 8. Продажа статей не состоялась. Казна потеряла до 300 рублей. И в 1911 г. крестьяне продолжали договариваться о кортоме угодий с чулымцами, обходя интересы казны [55].
   В 1905 г. инородцам запретили безбилетную рубку дров. Хотя им, как коренным жителям, предлагалось брать билеты бесплатно, это вызвало у них возмущение. Так, татары Мало-Шегарской и чулымцы Мало-Байгульской инородных управ на волостных сходах постановили билеты не брать и на протоколы не обращать внимания [56]. Татары юрт Орских (чаты) даже просили признать их земли частной собственностью, чтобы остановить распоряжение начальника о выдаче лесорубных билетов [57]. Разумеется, их прошения оставили без последствий.
   Таким образом, в средней полосе Сибири, где население было более плотным, чем на Севере, нередко возникали споры между пользователями земли. Можно констатировать, что часть этих недоразумений возникала на основе столкновения традиционного права коренных народов Сибири с интересами государства, считавшего все земли казенными или кабинетскими, и с интересами крестьян, интенсивно колонизовавших территорию Сибири в XIX в. Стремление государственных чиновников разрешить поземельные конфликты, упорядочить землепользование на основе законов не всегда приводило к положительным результатам. Чаще всего крестьянам приходилось учитывать традиционные права коренных жителей края.

назад

дальше