Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Кириллов А. К. Городские банки Западной Сибири (вторая четверть XIX - начало XX века)

   В период Первой мировой войны на развитие банковских оборотов оказывали воздействие два основных фактора. Во-первых, это снижение торгово-промышленной активности населения в связи с призывом большой части трудоспособных в действующую армию. Во-вторых, более масштабный, чем ранее, выпуск государством бумажных денег, приведший к росту инфляции. В результате денег у населения стало больше, а спрос на ссуды снизился. Во всей банковской системе наметился избыток пассивов, что удачно сочеталось с возросшей потребностью в средствах воюющего государства. В результате все виды кредитных учреждений в годы войны всё больше превращались в посредников по распространению всё новых государственных займов. Будучи подвержено общим тенденциям, развитие каждого из рассматриваемых банков имело всё же свои особенности. Основой анализа операций в этот период станут, как и прежде, балансовые данные, сгруппированные по каждому банку в приложениях 1-8.
   Пассив Барнаульского банка являет тенденцию повышения доли текущих счетов относительно вкладов. В обычное время это свидетельствовало бы об увеличении предпринимательской направленности банка. Однако в данном случае вклады на текущий счёт можно объяснить неуверенностью в завтрашнем дне населения, которое в условиях инфляции и перебоев с товарами опасалось отдавать деньги банку на определённые сроки. В активе к началу 1914 г. крупнейшей статьёй являлся учёт (115,8 тыс. руб.), лишь немного уступавший сумме разных кредитов под недвижимость (125,4 тыс.). [1] В течение войны роль учёта постоянно снижалась, и к 1916 г. основу актива составляли кредиты под недвижимость (преимущественно в форме специального текущего счёта под соло-векселя); заметно возросли и счета в коммерческих банках, превысившие сумму вексельного портфеля.
   Рост оборотов наталкивался на ограничения, связанные с размером собственного капитала, поэтому дума продолжила политику его наращивания. К 10 октября 1916 г., когда дума рассматривала очередное обращение правления банка, собственный капитал составлял уже 216,6 тыс. руб., однако и этого не хватало. Во-первых, правление уже в седьмой раз нарушило десятикратную норму обязательств относительно собственного капитала, приняв вкладов на 2,5 млн. руб. Это заставляло искусственно сдерживать приток вкладов, что, в свою очередь, тормозило и развитие активных операций. Во-вторых, предельный размер кредита при таком капитале (21,7 тыс. руб.) оказывался слишком незначительным для предприятий, которые из-за этого уходили за кредитом в другие банки. Поэтому правление просило срочно повысить размер основного капитала банка до 300 тыс. руб., а затем постепенно - до 500 тыс. [2] Дума единогласно поддержала возбуждение соответствующего ходатайства. Зная прибыльность Барнаульского банка, руководство Кассы городского и земского кредита охотно согласилось предоставить просимую ссуду. Правда, официальное разрешение на кредит в 206,9 тыс. руб. сроком на 15 лет пришло лишь в июле 1917 г. [3]
   Барнаул явил самый яркий пример успешного городского банка в начале XX в. Этому способствовали, во-первых, быстрое экономическое развитие города в рассматриваемое время. Во-вторых, стремление правления превратить свой банк в полноценное учреждение коммерческого кредита, способное конкурировать с отделениями коммерческих банков. В-третьих, поддержка такого подхода думой, которая, несмотря на хроническую нехватку средств на разные неотложные расходы, находила возможности регулярно увеличивать собственный капитал банка во имя расширения его операций.
   Подобным взаимопониманием с думой не могло похвастаться правление Бийского банка. Ревизионная комиссия, проверявшая его отчёт за 1915 г., в своём докладе думе обратила внимание на безусловную недостаточность основного капитала в 20 тыс. руб.: "В настоящее время, когда торговые обороты городов вообще, а нашего города в частности, растут очень быстро и достигают колоссальных цифр, кредита в две тысячи рублей для торговца, пусть даже и мелкого, недостаточно, и это вынуждает его обходить городской банк, а потому нужда в увеличении основного капитала назрела и прямо-таки необходима". [4] Однако неоднократные ходатайства такого рода остались без ответа.
   В феврале 1918 г. правление направило в думу новое письмо, пытаясь доказать необходимость увеличения капитала на цифрах. В 1915 г. Бийский банк принёс прибыли всего 152 руб., в 1916 г. (за покрытием 1 117 руб. убытков 1914 г., вызванных организационными расходами) - 303 руб. И это в то время, когда Барнаул получил от своего банка более 36 тыс. руб.! Лишь 1917 г. дал прибыль в 4 909 руб., но и то потому, что "все городские и революционные организации вели свои дела через городской банк, и правление банка, волей-неволей, обстоятельствами вынуждено было выйти далеко из рамок, поставленных ему в связи с основным капиталом устаревшим положением о городских банках". [5]
   Пассив Бийского банка к началу 1916 г. состоял в основном из текущих счетов (втрое превосходивших срочные вклады). Более половины актива (153,9 тыс. из 252,3) давали в сумме текущие счета в других банках и собственные ценные бумаги, в то время как крупнейшая из остальных операций - учёт - достигала лишь 52,6 тыс. руб., а кредиты под недвижимость - 35,4 тыс. Таким образом, налицо неспособность раздать в кредиты основную часть собранных денег.
   Проблема собственного капитала встала и перед Тюменским банком. В 1915 г. некоторые "весьма солидные" предприниматели, ведшие иногороднюю торговлю на сотни тысяч рублей по накладным, говорили директору банка, что идут за кредитом в коммерческие банки, а не в городской, так как 44 тыс. руб. - слишком незначительная сумма для них. [6]
   Война вызвала здесь небольшое снижение баланса в 1914 г. за счёт того, что учёт продолжил падение, а ссуды под недвижимость остановили рост. Со следующего года баланс начал расти, что было достигнуто за счёт помещения резко возросших вкладов на текущий счёт в госзаймы при сокращении остальных активных операций. Особенно значительно увеличился объём госзаймов в 1916 г., когда они составили более половины всего баланса. Правление прямо указывало в отчёте за 1914 г., что обилие ценных бумаг вызвано избытком денег. [7]
   На порядок выросли в 1914 г. подтоварные кредиты (в виде ссуд и on call). Для лучшего понимания значения этого факта необходимо сделать краткое отступление вообще о подтоварных ссудах в городских банках. На протяжении большей части рассматриваемого периода этот вид кредитования практически не развивался. В 1887 г. ишимские ревизоры, констатировав необходимость развивать активные операции, предложили правлению, в числе прочего, открыть ссуды под товары. Правление отвечало, что такая операция в банке существует с 1875 г., но почему-то никто подобными ссудами не пользуется. [8]
   Правление Томского банка тоже отмечало в 1883 г., что банк предлагает такой вид займа, как ссуды под товар. Однако клиенты этими ссудами не пользовались, что было правлению совершенно непонятно, так как именно такие ссуды могли стать для многих мелких предпринимателей единственно возможным способом кредитования в условиях отсутствия у них недвижимости и торговых векселей. "Сибирский вестник" объяснял это явление предубеждением российских торговцев. "Заложить товар - это последнее дело, это шаг к несостоятельности, афиша на весь мир о том, что дело плохо". Поэтому данная операция не идёт ни в одном из российских банков, а учреждения, созданные специально для подтоварного кредитования, разорялись. [9]
   Помимо этого, неразвитость подтоварных ссуд была вызвана неудобностью их для заёмщиков: ведь чтобы вернуть ссуду, надо продать товар, а для продажи товар должен быть свободен от запрещения, наложенного в связи с выдачей под него ссуды. Гораздо более перспективной формой ссуд под товары являлось кредитование под залог документов на товары, принятые к хранению или перевозке товарными складами и железными дорогами. На заложенный товар выдавалось две квитанции, которые только вместе давали право на получение товара. Заложив одну из них в банке, владелец товара вполне мог продать другую и, таким образом, получить деньги, не забирая товар со склада. Банк же получал свои деньги с нового владельца товара.
   Право выдавать ссуды под залог товарных квитанций на хлеб было предоставлено городским банкам ещё 14 декабря 1893 г. высочайше утверждённым мнением Госсовета. [10] Однако это не помогло существенно увеличить объём подтоварных ссуд в городских банках. Помимо сохранявшегося фактора непрестижности такого кредитования, сказалось недостаточное количество товарных складов в России, а уж тем более в Сибири. Управляющий Томским отделением Госбанка, кроме того, отмечал в 1898 г. привычку к "дедовским методам хозяйствования". В России хлеб зачастую закладывался ради спекуляции в ожидании повышения цен на него весной. В Сибири же "никто не делает и не делал залога хлеба ради спекулятивных целей. Здесь эти ссуды выдаются только мукомолам крупчаточных мельниц, которые покупают хлеб не для перепродажи его, а для переработки в крупчатку и закладывают с целью увеличить обороту своих мельниц". [11]
   По всей видимости, подтоварный кредит был не очень выгоден и самим банкам. В феврале 1914 г., при рассмотрении доклада ревизионной комиссии по проверке делопроизводства банка, в Омской думе разгорелся спор о направлениях расширения действий банка. Возражая гласному Толстых, предложившему развивать подтоварное кредитование, гласный Рысев указал, что "практика городского банка, напротив, убеждает в убыточности этой операции". [12] Против этого выступил член управы, бывший товарищ директора банка Кузнецов: "в задачи общественного банка - сказал он - входит обслуживание не одного какого-нибудь слоя населения, [а] всех слоёв, и преимущество в кредите одному какому-нибудь классу может повести к нежелательным последствиям в виде закрепощения "обойдённых" граждан частными банками". [13] Таким образом, и Кузнецов считал нужным заниматься этой операцией в видах содействия горожанам, но не для развития банка. Скорее всего, подобное отношение обусловлено малой ликвидностью товарных залогов по сравнению с недвижимостью, а также риском порчи товара на складе.
   Иначе оценивало перспективы подтоварных текущих счетов тюменское правление в ноябре 1915 г.: "следует принять дальнейшие меры к развитию этой операции как предпочтительной и более верной, чем учёт векселей, тем более, что само правительство и общество в настоящее время стремятся к развитию таких операций, создавая кооперативы и кредитные товарищества". [14] Обращает на себя внимание оценка подтоварного кредита как "более верной" операции по сравнению с учётом. Недоверие правления векселям связано, по-видимому, с неважным состоянием торговых дел в Тюмени в начале XX в.
   Итак, подтоварные ссуды не были распространены в городских банках в обычных условиях. Увеличение их доли в военный период связано, по-видимому, с двумя вещами. Во-первых, с понижением роли вексельного кредитования в условиях сокращения торгово-промышленной деятельности в военные годы; и во-вторых, с повышением ценности товаров в условиях постоянно нарастающего товарного дефицита.
   Возвращаемся к разбору положения дел западносибирских банков в годы войны. В Омском банке до самой войны дела не оставляли желать лучшего. В 1913 г. правление даже просило думу утвердить "необходимое в связи с ростом операций" увеличение штата - с 6 до 8 человек (имеются в виду не члены правления, а наёмные служащие - бухгалтер, его помощники, переписчик). [15] Однако 1914-й год принёс резкое сокращение учёта, повлёкшее и сокращение баланса. Одновременно несколько выросли ссуды под недвижимость. Уже в следующем году баланс пошёл вверх, но не за счёт снижавшихся ссуд под недвижимость и векселей, а за счёт резкого увеличения текущих счетов в других банках и проявивших устойчивый рост ссуд под соло-векселя, открытых в 1913 г. В 1917 г. при полном упадке учёта векселей и двукратном снижении объёма ссуд под недвижимость основу баланса составил учёт срочных обязательств. Что это за обязательства, не уточняется, однако можно предположить, что речь идёт о государственных займах. По-видимому, такое вложение оказалось единственной возможностью найти применение деньгам, продолжавшим, начиная с 1915 г., лавинообразно притекать на текущие счета банка.
   Начало войны не вызвало спада в Ишимском банке. Напротив, баланс в 1914-1915 гг. резко вырос за счёт прироста срочных вкладов и (в большей степени) текущих счетов в пассиве. В активе в этот период наблюдался перевод средств из сокращающегося учёта в ссуды под недвижимость и в другие банки. В 1916 г. тенденция развития пассива сохранилась, а состав актива изменился. Текущие счета в других кредитных учреждениях увеличились не очень значительно, а ссуды под недвижимость даже сократились. В это же время выстрелили вверх вложения в государственные займы, почти сравнявшиеся по объёму со стабилизировавшимся вексельным портфелем.
   В Каинском банке в 1914 г. наблюдался некоторый спад учёта, однако в следующем году рост возобновился. Другой составляющей роста актива в 1915 г. стало увеличение объёма собственных ценных бумаг (правда, к началу 1916 г. они давали порядка лишь 5 % баланса). Учёт по-прежнему играл в активе основную роль (если не считать выданной ещё в 1912 г. большой ссуды городу, по-прежнему остававшейся на балансе). Новых операций так и не появилось. В пассиве рост происходил за счёт притока денег в 1915 г. на текущий счёт и (в меньшей степени) в срочные вклады.
   Заметное сокращение начавших было расти ссуд под недвижимость произошло в 1914 г. в Курганском банке. На следующий год рост возобновился. В 1915-1916 гг. банк принял участие в реализации военного займа, что проявилось в росте портфеля ценных бумаг. В последний год накануне революции открылись новые операции - on call под ценные бумаги, товары и соло-векселя. Впрочем, ни одна из этих операций к концу года не превысила 2 % баланса. Зато уже в первый год небывалых величин достигли открытые в том же 1916 г. вклады на текущие счета (на простой принято 633,5 тыс., условный - 186,2 тыс. руб.). Единственной активной операцией, показавшей значительный рост в это время, в Кургане явились ссуды городу, однако и они не смогли вобрать весь этот приток средств, основную часть которых (почти 600 тыс. руб.) пришлось разместить на текущих счетах в Волжско-Камском и Сибирском торговом банках. [16] К началу 1917 г. активные текущие счета превосходили вторую по объёму статью актива, ссуды городу, почти в два раза! Государственные займы Курганский банк тоже покупал, но осторожно: даже к началу 1917 г. они составили менее 10 % его баланса.
   В Тарском банке в 1914 г. ещё продолжался по инерции рост прежних показателей, прежде всего - учёта и срочных вкладов. Однако в следующем году учёт стал стремительно сокращаться, и эта тенденция не прерывалась до самого 1918 г. На освобождавшиеся деньги правление стало приобретать госзаймы. Начиная с 1916 г., пассивы начали прирастать ещё и вдруг приобретшим популярность текущим счётом, ранее не привлекавшим внимания вкладчиков - эти деньги, не находя применения, в основном оставались в кассе банка. Никаких новых операций из числа разрешённых Положением 1912 г. банк так и не открыл.
   Даже в Тюкалинском банке, всегда страдавшем от недостатка свободных капиталов, с 1914 г. пошёл вверх объём срочных (а других в банке практически не было) вкладов. Использовать эти деньги для расширения кредитных операций правление не смогло: несколько подросший было в 1914 г. учёт проявил в следующем году тенденцию к падению. Поэтому поступавшие от вкладчиков средства пошли на покупку государственных обязательств. Впрочем, объём последних к 1916 г. в четыре раза уступал вексельному портфелю, да и собственный капитал по-прежнему составлял основу (почти 80 %) пассива, так что отмеченные изменения можно выделять лишь как тенденцию, которая, однако, не внесла переворота в деятельность Тюкалинского банка.
   Единственный из западносибирских банков, не увеличивший за годы войны показатель баланса, - Тобольский. С самого 1914 г. вклады стали сокращаться, в активе же в течение 1914-1916 гг. произошло ещё более резкое, практически двукратное, сокращение учёта. В 1915 г. правление перевело освободившиеся деньги в ценные бумаги и в другие банки, однако на следующий год рост портфеля госзаймов пришлось остановить, а деньги из банков забрать, видимо, ввиду продолжившегося сокращения вкладов.
   Свидетельств о послереволюционном периоде деятельности городских банков сохранилось мало, но даже имеющиеся материалы позволяют составить общее представление. После октября 1917 г. городские банки Западной Сибири продолжали работу. Это связано с быстрым переходом рассматриваемой территории в руки белогвардейцев, восстановивших капиталистические нормы хозяйствования. В то же время, взятие власти в центре страны большевиками стало определённым рубежом в деятельности рассматриваемых банков, поскольку в одночасье обесценились государственные займы предшествовавших правительств, ранее служившие одним из средств помещения лишних пассивов. В условиях усиливающейся инфляции, нарушения хозяйственных связей с центром страны и дальнейшего ухудшения торгово-промышленной обстановки банкам пришлось искать новые области приложения капиталов.
   Имеющиеся данные по Тюменскому банку позволяют проследить его развитие до середины 1919 г. - правда, данные на начало 1918 г. отсутствуют, так что период 1917-1918 гг. придётся рассматривать целиком. Основных изменений за этот срок произошло два. Во-первых, объём государственных займов, ранее дававших более половины актива, сократился почти вчетверо (вызвав соответствующее снижение баланса). Во-вторых, начали расти учёт и подтоварные ссуды - на фоне снижения текущих счетов в пассиве. Увеличилась и касса: счета в других банках оказались почти на нуле. Новый поворот принёс 1919 г.: снова резко пошли вверх текущие счета (скорее всего, из-за инфляции). Дальнейшее расширение учётной операции не смогло поглотить все полученные таким образом средства, и значительную их часть (порядка трети баланса) банк разместил в других кредитных учреждениях.
   В значительной степени отличную картину являет развитие Тарского банка за этот же период. 1918-й год принёс огромный приток средств населения на текущий счёт. Разместить их банку не удалось, деньги остались в кассе (ставшей к началу 1919 г. основной статьёй актива). Однако, учитывая факт получения банком в 1918 г. прибыли (невозможной, если бы средства вкладчиков долгое время лежали без использования), можно предположить, что такое положение продержалось недолго. В течение следующих 9 месяцев показатель вкладов на текущий счёт вернулся к прежнему уровню, что, по-видимому, связано с целенаправленными действиями правления по избавлению от лишних пассивов. В продолжение 1918-1919 гг. банк активно занимался переводными операциями. Обслуживали в основном товарищество омского торговца Сометника, который посредством переводов через банк вёл дела с тарскими купцами. С 1919 г. ввели кредитование по специальным текущим счетам под залог ценных бумаг либо товаров и товарных документов (впрочем, особых результатов эти операции не дали). [17]
   Судя по ежемесячным балансам банка за 1919 г., последний из которых отражает состояние счетов на 1 декабря 1919 г., действия его прекратились где-то в декабре. Как и прежде, основное число клиентов банка по учёту составляли домовладельцы, а не предприниматели (278 против 33), хотя последние и превосходили первых по объёму задолженности - 147 тыс. руб. против 115 тыс. [18]
   О Барнаульском банке известно лишь, что у него в октябре 1918 г. были проблемы с пассивами. Одно из свидетельств этого - отношение правления банка в городскую управу, которым она уведомлялась о следующем: "банк впредь до изменения не будет оплачивать Ваши чеки ввиду крайне напряжённого состояния кассы". [19] Тогда же директору банка пришлось ходатайствовать перед министром финансов (колчаковского правительства) о денежной субсидии банку. Таким образом, в Барнауле не стояла, как в Таре, проблема помещения собранных средств.
   Что касается Новониколаевского банка, то 13 марта 1918 г. члены его правления были отстранены от должностей новой властью. Возобновили они работу 3 июня 1918 г., после свержения в городе советской власти. Основной проблемой этого ещё совсем молодого банка стала недостаточность собственного капитала. Даже по довоенным меркам, 50 тыс. - явно недостаточная сумма для такого крупного города, как Новониколаевск (вспомним, что Барнаульскому банку не хватало и двухсот). Если же учесть ещё инфляцию военных и революционных лет, то станут понятны неоднократные жалобы правления в думу на то, что незначительный основной капитал препятствует развитию операций. В конце концов 10 апреля 1919 г. дума постановила увеличить основной капитал до 100 тыс. руб., перечислив требуемую сумму из займа городской управы у своего же продовольственного отдела. [20] Последний из балансов банка отражает состояние его счетов к сентябрю 1919 г. Хотя необходимость учёта инфляции не позволяет оценивать эти показатели ни по довоенной, ни даже по предреволюционной шкале, отметим, что баланс составлял 1383 тыс. руб., причём большая часть средств (396,1 тыс. руб.) находилась на текущих счетах в других банках. Остальные важнейшие статьи актива составляли подтоварные ссуды (373,8 тыс.), учёт (193,2 тыс.), ссуды под недвижимость (165,6 тыс.) и соло-векселя, обеспеченные городской недвижимостью (130,9 тыс.). [21] Таким образом, и в данном случае мы видим преобладание в активе свободных средств и подтоварного кредитования.
   Новониколаевск был взят советскими войсками в декабре 1919 г., после чего городская управа прекратила свою деятельность. Вместе с ней ушёл в историю и городской банк Новониколаевска.
   Возврат к рыночным отношениям в период НЭПа привёл и к возрождению кредитной системы. В частности, в целом ряде городов появились местные банки, получившие название коммунальных и ставшие преемниками банков городских. Сохранив прежние ограничения их деятельности, правительство убрало другую существенную их особенность, касающуюся источника средств основного капитала. Коммунальные банки стали акционерными предприятиями (с тем, правда, условием, чтобы контрольный пакет принадлежал местному Совету). С окончанием НЭПа они из коммерческих учреждений превратились в органы распределения государственного кредита, а в 1959 г. и вовсе были ликвидированы.
   В следующий раз банки, направленные на обслуживание местных нужд, появились в 90-е гг. XX в. под именем муниципальных. Они ещё дальше ушли от дореволюционного прототипа. Во-первых, городской власти уже не обязательно иметь в местном банке контрольный пакет акций, как то было в годы НЭПа. Во-вторых, муниципальные банки производят те же операции и на тех же основаниях, что и обычные коммерческие банки, не подвергаясь тормозящим развитие ограничениям. Таким образом, современные наследники городских банков представляют собой разновидность обычных акционерных коммерческих банков, отличающихся от остальных лишь тем, что они обслуживают нужды местного городского бюджета, а некоторая часть их основного капитала принадлежит соответствующему городу. Тем не менее, сквозь годы и эпохи сохраняется такая сущностная особенность городских банков, как направленность на работу со средними и мелкими клиентами, содействие местному предпринимательству. Как видим, эволюция городских банков пошла в направлении, которое ещё до революции указывали своей деятельностью наиболее развитые и перспективные из них - по пути расширения их возможностей и сближения с коммерческими банками по характеру операций.

назад

дальше

  [1] РГИА. Ф. 583. Оп. 2. Д. 132. Л. 13-18.
  [2] ЦХАФАК. Ф. 219. Оп. 1. Д. 138. Л. 5-6 об.
  [3] Там же. Л. 8.
  [4] Там же. Ф. Д-175. Оп. 1. Д. 27. Л. 60 об.
  [5] Там же. Л. 44-44 об.
  [6] ГАТюмО. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 258. Л. 103-104.
  [7] Там же. Л. 97-98.
  [8] РГИА. Ф. 583. Оп. 2. Д. 333. Л. 9 об.
  [9] Средства к развитию мелкого кредита // Сибирский вестник. 1885. № 14.
  [10] ПСЗ-3. Т. 13. № 10152.
  [11] РГИА. Ф. 587. Оп. 47. Д. 35. Л. 28-28 об.
  [12] Вестник Омского городского общественного управления. 1914. № 33. С. 5.
  [13] Там же.
  [14] ГАТюмО. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 258. Л. 103 -104.
  [15] ГАОО. Ф. 172. Оп. 1. Д. 215. Л. 2-3.
  [16] РГИА. Ф. 583. Оп. 59. Д. 7. Л. 51-79.
  [17] ТФ ГАОО. Ф. Р-168. Оп. 1. Д. 1. Л. 4-4 об.
  [18] Там же. Д. 4. Л. 8 об.
  [19] ЦХАФАК. Ф. 51. Оп. 2. Д. 277. Л. 17.
  [20] ГАНО. Ф. Д-97. Оп. 1. Д. 288. Л. 25-25 об.
  [21] Там же. Л. 40-41.