Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Ус Л.Б. Международные научные связи Сибири (конец XIX - начало XX в.)

   В предыдущих главах шла речь о том, как осуществлялись зарубежные научные контакты сибирских ученых, об иностранных ученых, побывавших в Сибири. На наш взгляд, вполне уместен вопрос о влиянии этих контактов на формирование образа Сибири за рубежом.
   Проблема "я" и "другой", "свой" и "чужой" - одна из ключевых в философии, социологии, психологии, культурологии и истории. Интерес исследователей к различным аспектам этой проблемы возрос в последней четверти XX в. Появились работы, посвященные механизмам формирования образов отдельных стран и регионов в сознании представителей других этнических сообществ [1]. Ежегодный альманах "Одиссей" за 1993 год целиком посвящен образу "другого" в культуре [2]. В 90-е годы прошлого столетия изданы два выпуска "Размышлений о России и русских", в которых образ России и русского народа представлен в трудах и заметках иностранных авторов [3]. Вышли в свет сборники трудов, объединившие работы социологов, историков культурологов, в которых подверглись анализу истоки формирования образа России, эволюция представлений о России под влиянием меняющейся исторической действительности, этнонациональные аспекты истории  [4].
   Исследование образа Сибири в сознании различных этносоциальных групп не менее актуально, чем изучение образа России, и определяется не столько политической конъюнктурой, сколько потребностью преодолеть схематизм и диверсифицировать зачастую шаблонные представления об образе России - огромной многонациональной страны.
   Монография Н.В. Сверкуновой [5] посвящена анализу восприятия "европейскими" россиянами и самими сибиряками Сибири как "другой страны" в дооктябрьскую эпоху. Географическая отдаленность региона; особые природно-климатические условия; исторические условия заселения Сибири, - все это способствовало формированию своеобразного образа жизни, появлению особых социально-психологических черт сибиряков, позволяющих говорить о региональной идентичности, проявившейся в противопоставлении "сибиряки" и "российские". В работах А.В. Юдельсона поднимаются вопросы формирования образа региона в социально-утопических представлениях русских крестьян [6]. Статьи Н.Н. Родигиной представляют комплексный подход к проблеме образа Сибири в массовом сознании россиян во второй половине XIX в. [7] Предпринимаются попытки реконструкции представлений о регионе через исследование художественной литературы о Сибири, региональной периодической печати, беллетристики. Одним словом, исследователи приступили к всесторонней реконструкции образа Сибири в восприятии россиян, как в массовом сознании, так и у представителей высшей бюрократии. Общая картина, возможно, оказалась бы неполной без учета представлений иностранцев, побывавших в Сибири.
   Не претендуя на полноту и "всеохватность", остановимся на нескольких произведениях известных зарубежных ученых, публицистов, которые, так или иначе, повлияли на изменение отношения к Сибири, а значит, на формирование образа региона в мире.
   
   4.1. Дж. Кеннан и его "Сибирь и ссылка".
   Джордж Кеннан-ст. сыграл исключительно важную роль в формировании представлений и отношения американцев к России в конце XIX века, а также во время Первой мировой войны. Ему посвящено немало книг статей [8].
   В 1865 году молодой Кеннан примкнул к русско-американской экспедиции, направлявшейся в Россию для прокладки телеграфных линий из Америки в Европу. В Петропавловске экспедиция разделилась. Участники экспедиции Мэгуд и Буш пошли на "Ольге" к устью Амура, чтобы затем обследовать побережье Охотского моря, а Абаза, Кеннан и примкнувшие к ним американский купец Додд и казак Вьюшин двинулись в тундру. Здесь Кеннан вкусил романтики с лихвой: падал с лошади, неудачно охотился на медведя, потерял сознание, когда парился в русской баньке по-черному. За полгода изыскатели на лошадях, нартах и собачьих упряжках пересекли полуостров, жили в юртах коряков и камчадалов. Условия были, конечно, не те, что в Огайо, но честность и гостеприимство "дикарей" поразили представителя Нового Света. Мало того, что коряки не тронули ни одной вещи из стоявших без присмотра саней, но и пустились догонять путешественников, чтобы вернуть забытую ими безделицу. Когда Абаза заболел, староста отправил аборигена в соседнее становище за бутылкой молока, и тот в течение месяца ежедневно преодолевал по 20 миль.
   В селении Мильково экспедицию встретили салютом из кремневых ружей. Оказалось, что грамотей-староста получил из Петропавловска сообщение, что к нему направляется группа, в составе которой находится "телеграфист и оператор". Недолго думая староста решил, что в Мильково едет не кто иной, как сам император Александр II, и подготовил соответствующий прием. В декабре 1865 года путешественники обогнули Пенжинскую губу и вышли к Гижиге. Здесь Абаза вновь разделил свое крохотное войско. Вместе с казаком Вьюшиным он пошел на побережье Охотского моря, чтобы найти уплывших туда американцев, а Кеннан и Додд в сопровождении проводников-коряков двинулись на Анадырь.
   После этого молодой исследователь проделал долгий путь из Иркутска в Москву и Петербург, и всюду его поражало русское гостеприимство. В столице американца чествовали как первооткрывателя и представителя дружественной державы, устроили торжественный банкет, на котором выступал министр путей сообщения, присутствовали вельможи, увешанные звездами, произносились тосты на английском языке. В завершение визита гостям организовали осмотр Петербурга.
    Спустя два с половиной года до членов экспедиции дошли слухи о том, что успешно проложен подводный кабель через Атлантический океан, а потому в их услугах больше не нуждаются. Кеннан сумел извлечь пользу из этой драматической ситуации: результатом путешествия явилась книга: "Tent Kifa in Siberia" (1870; русский перевод "Кочевая жизнь в Сибири. Приключения среди коряков и других племен Камчатки и северной Азии", СПб., 1872), принесшей ему немалый успех. Он побывал на Камчатке, где был поражен особенностями быта аборигенов. Кеннан писал: "Зимние путешествия камчадалов совершаются исключительно на собаках, и нигде этот народ не выказывает лучше своего природного искусства и сметливости. Можно даже сказать, что они сами создали свою породу собак, так как настоящая сибирская собака есть не что иное, как прирученный арктический волк, который сохранил свои волчьи инстинкты и привычки. Нужно ли говорить, что на всем белом свете нет более закаленного, выносливого животного? Эту собаку можно заставить спать на снегу при температуре 50 градусов ниже нуля, на нее можно навесить такие тяжести, что кожа на ее лапах трескается, оставляя кровавые следы на снегу, или морить ее голодом до того, что она начнет есть собственную сбрую, но ее сила и бодрость останутся непобедимыми. Мне приходилось упряжку, состоящую из девяти собак, заставлять делать в сутки более ста миль и работать в продолжение сорока восьми часов, причем не было возможности дать им ни крошки пищи. …Можно смело утверждать, что ездовое собаководство было и остается древнейшей и прочнейшей традицией коренных жителей Камчатки" [9].
   А вот как он описал камчадальское селение Кирганик: "…селение…расположено на небольшом возвышении у берега реки или протоки, окружено группами тополей и берез, и защищено высокими холмами от холодных северных ветров. Низенькие домики, скученные в беспорядке у берега, построены из бревен и проконопачены сухим мхом. Крыши покрыты сухой осокой и лубочными полосами, которые свешиваются по сторонам и образуют большие навесы. Вместо стекол и оконных рам часто бывают натянуты прозрачные рыбьи пузыри, сшитые вместо ниток сухими жилами северного оленя. Двери всегда почти квадратные, а трубы состоят из нескольких прямых жердей, составленных так, что образуют высокую, длинную трубку, обмазанную толстым слоем глины" [10].
    Благодаря этой книге Кеннан стал в своей стране признанным специалистом по Российской империи, однако это никак не отразилось на его материальном благосостоянии. Вернувшись на родину, Кеннан оказался без гроша в кармане. Он долго искал работу, пока не устроился агентом по продаже школьных учебников. Потом был коммивояжером, но к коммерции оказался столь же неприспособлен, как его отец. И тогда он решил зарабатывать пером.
   Первый его очерк назывался "Ночевки на открытом воздухе в Сибири". Основой послужил путевой дневник. Вскоре появились еще четыре очерка, посвященные путешествию. У Кеннана обнаружился хороший стиль, который понравился издателям и читателям. Но в то время труд журналиста в Америке ценился дешево, зато лекционный бизнес был прибыльным. Буржуа считали признаком хорошего тона посещать лекции, так же как ходить в церковь. Многие литераторы, тот же Марк Твен, занимались чтением лекций, чтобы иметь возможность писать книги. Для привлечения слушателей лектор выходил на сцену в костюме из медвежьих шкур, который привез из Сибири. Лекции позволили ему написать и издать его первую книгу "Кочевая жизнь в Сибири и приключения среди коряков и других племен Камчатки и Северной Азии". Название в духе "Робинзона Крузо", но книгу заметили серьезные ученые. В 1870 - 71 годы объездил Кавказ, о чем также узнала широкая американская аудитория.
   Он пытался сделать карьеру журналиста и поступает на работу в только что созданное агентство "Ассошиэйтед Пресс". На протяжении последующих шестидесяти лет Кеннан будет писать книги и материалы для многих газет и журналов на самые разные темы: американская политика, испано-американская и русско-японская войны и др. Его репутация была столь велика, что одной только подписи под статьей было достаточно, чтобы привлечь внимание к данному предмету.
   Со времени своей первой поездки в Россию с американо-русской географической экспедицией в 1865 г. и до начала 80-х годов XIX века Кеннан был горячим другом русского правительства. Например, в опубликованном в 1882 г. докладе Кеннан утверждал, что ссыльно-каторжная система в Сибири не хуже американских тюрем и что злоупотребления властью в России не доказывают "жестокости полуварварского характера" царизма [11]. Опровергая нападки на имперскую Россию со стороны любителей сенсаций, Кеннан приходил к выводу о том, что американцам, живущим в стеклянном доме, не стоит бросать камни в своих постоянных друзей-русских.
   Первая поездка Кеннана по Сибири оказалась весьма познавательной и показала перспективы для ее изучения. После убийства в 1881 году Александра II и ссылки значительного числа революционеров его интерес к Сибири усилился, "и во мне возникло еще большее желание не только изучить ссыльную систему на месте, но и исследовать русское революционное движение в той единственной части империи, где… подобное исследование могло быть успешно проведено, - а именно в тех местах, куда этих революционеров ссылали" [12]. Причем, Кеннан полагал тогда, что Сибирь - не такое страшное место, каковым ее всегда представляли американцы, что "некоторые предубежденные писатели выставляли Сибирь и ссыльную систему в совершенно ложном свете" [13], что правдивое описание страны, тюрем и рудников принесет больше пользы, чем вреда русскому правительству. И более того, он считал, что нигилисты, террористы и всякого рода политические противники, державшие Россию продолжительное время в состоянии тревоги и страха "представляли собой безрассудных, запутавшихся фанатиков анархистского толка, с каковыми мы в Соединенных Штатах были так хорошо знакомы. Короче говоря, я был всячески настроен в пользу русского правительства и против русских революционеров" [14].
   Вторая длительная поездка состоялась в 1885 году, ее спонсором стал "Сенчури" - один из самых популярных журналов того времени. Кеннан наглядно убедился в жестокости царской ссыльной системы и, вернувшись домой, принялся яростно критиковать царское правительство. Благодаря его знаниям, возможностям и страстности изложения, проблема российско-американских отношений постоянно находилась в поле зрения общественности.
   Книга, появившаяся в результате этой поездки имела целью, по словам автора, дать читателю живое и ясное представление о местности, людях и обычаях Сибири, изложить результаты тщательного изучения ссыльной системы и рассмотреть, каково отношение русского правительства к своим подданным "в той, и только той мере, в какой это необходимо для освещения фактов, обстоятельств и событий, очевидцем которых я был" [15]. Хотя Кеннан представлялся царским чиновникам как друг России и позднее изображал себя перед американцами беспристрастным исследователем, к моменту, когда он достиг Восточной Сибири, он превратился в инквизитора ссыльно-каторжной системы, который жадно искал доказательств ее "пороков".
   Приступая к работе над книгой, Кеннан составил предметный указатель к своим записным книжкам, к годовым комплектам сибирских газет и прочел около 300 книг на русском языке, так или иначе касающихся ссылки. Как пишет российский исследователь творчества Дж. Кеннана Е.И. Меламед, доскональное знание материала всегда являлось для американского публициста обязательным условием, но на этот раз он готовился с особым тщанием [16]. Скорее всего, сознавая непростой характер затронутой темы, Кеннан не мог не предвидеть ожидавшие его дискуссии и стремился встретить их во всеоружии.
   Изданию книги предшествовала серия из нескольких статей, опубликованных на страницах "Сенчури" в период с ноября 1887 по апрель 1888 г. В них автор, в частности, разъяснял читателю, кого в России считали "неблагонадежными" и как осуществлялся надзор за ними, сколько тюрем в империи и как они устроены; что представляет собой российское уголовное уложение, по каким статьям судят нигилистов и, наконец, кто же они такие. Так впервые большинство американцев узнало, что нигилистами называли не только революционеров-террористов, но и достаточно умеренных либералов. Е.И. Меламед отметил примечательную деталь статей Кеннана. Отвечая на вопрос, откуда берутся террористы, он почти не оперировал цифровыми данными и не касался теоретических основ социализма. Зато привел многочисленные примеры произвола и жестокости властей, рассказал о страданиях узников в тюремных застенках, об издевательствах палачей над своими жертвами на следствии, в суде и даже во время исполнения приговоров [17].
   Книга написана в традиционном литературном жанре путевых заметок, но впечатления автора об увиденном время от времени перемежаются его рассуждениями, сведениями по истории и статистике ссылки и историями самих ссыльных.
   В авторском предисловии к своей книге Кеннан настойчиво подчеркивает, что ездил в Россию не за тем, чтобы изучать жизнь счастливых семейств, знакомиться с добрыми людьми или выражать восхищение по поводу семейных добродетелей царя. Кеннан в Сибири специально изучал действие карательной системы, знакомился со ссыльными, изгнанниками и преступниками, стремился узнать, как правительство обращается со своими противниками в тюрьмах и рудниках Восточной Сибири.
   Кеннан заявил, что собирается добросовестно, последовательно и непредвзято излагать факты, которые ему удалось собрать в ходе изучения избранного им предмета. Поэтому, он стремился одинаково непредвзято отнестись как к властям, так и к ссыльным. "Если же точка зрения властей не всегда излагается столь полно, как того хотелось, то причина заключается в том, что большинство официальных лиц, к которым я обращался за информацией как в Сибири, так и в Петербурге, либо выражали столь же явное нежелание о чем-либо говорить, либо делали такие прозрачные и неуклюжие попытки ввести меня в заблуждение, что их утверждения выглядели попросту нелепыми" [18].
   Вот как Кеннан описывает арестантов во время их посадки на баржу для доставки из Тюмени до Томска: "Хотя все ссыльные были одеты в одинаковую серую одежду, с этнологической точки зрения они представляли замечательное разнообразие типов… Тут были жестокие, дикого вида горцы из Дагестана и Черкесии, осужденные на каторгу за убийство из кровной мести, татары с нижней Волги, до того загорелые, что походили на негров, турки из Крыма … плутоватого вида евреи из Подолии, направлявшиеся в ссылку за контрабанду, и, наконец, большое количество простых крестьян со всех концов Европейской России" [19]. Русские арестанты показались Кеннану более благообразными, чем американские преступники: "Лица большинства арестантов не выглядели такими суровыми, злыми и порочными, как лица американских преступников. Многие из них были милыми и добродушными, некоторые - довольно-таки неглупыми, и даже самые страшные казались мне скорее несчастными и жалкими, чем злыми и свирепыми" [20], "выражения их были радостными и счастливыми, и во всех концах клетки слышались смех, шутки и оживленные разговоры" [21]. Еще более благоприятное впечатление произвели на Кеннана семипалатинские политические ссыльные: "Я нашел в них умных, образованных и знающих мужчин и женщин, с теплыми привязанностями, отзывчивых и великодушных и с высокими понятиями о чести и долге… Если вместо того, чтобы приносить своей стране пользу, они живут в изгнании, то это не потому, что им недостает добродетелей и патриотизма, присущих достойным гражданам, но потому, что русское правительство, присвоившее себе право думать и действовать за русский народ, не отвечает духу времени" [22].
   Кеннан отмечает полное отсутствие элементарных прав ссыльных и арестантов: "Ссылка по этапу в Сибирь сопряжена с такими страданиями и унижениями, о которых европейский или американский читатель может составить лишь слабое представление" [23]. Он был потрясен тем, в каких условиях переходили узники по этапу, как их загоняли в убогие помещения на ночь как скотину. Кеннан осматривал лазареты, где арестанты иногда неделями лежали без квалифицированной медицинской помощи или должного ухода и т.д. Итогом его исследований стало твердое убеждение, что страдания, причиняемые существовавшим способом доставки арестантов в Сибирь, не имели аналогов в цивилизованном мире за пределами Российской империи. "Уже одних испытаний погодой и трудностями пути довольно, чтобы подорвать силы и здоровье у всех, исключая самых стойких, а поскольку к этим неизбежным трудностям добавляются еще и нехватка одежды, отвратительное питание, зараженный воздух переполненных этапов и почти полное отсутствие медицинской помощи и ухода, тои удивляться приходится не тому, что так много людей умирает, а тому, что так много добирается до цели живыми" [24].
   Узнав об этих и подобных им фактах, читатель не сомневался в правильности вывода, искренне отстаиваемого Кеннаном, о том, что "красный" террор порожден "белым", также как и бесчеловечным обращением с политическими заключенными. Тем самым американский публицист как бы взял на себя миссию адвоката русских революционеров, вступив в открытый спор с прокурорами от самодержавия. Поэтому он не ограничивался только отбором фактов, а позволял себе их иногда видоизменять, сдвигать во времени, или просто игнорировать. Американский исследователь Фредерик Трэвис обнаружил в "Сибири и ссылке" более тридцати примеров такого рода [25]. Проанализировав их, он пришел к выводу, что, помимо тех случаев, когда трансформация жизненного материала вызывалась необходимостью замаскировать тот или иной источник информации, Кеннан сознательно видоизменял факты для того, чтобы "подогнать" их под внутренний сюжет [26].
   Осуждая ссыльную систему, Кеннан обращает внимание на пагубное влияние, которое она оказывает на моральный климат и экономическую жизнь Сибири. По его словам, в Америке сибирскую ссылку осуждали, потому что она считалась жестоким и необычным наказанием. В России же против нее выступали потому, что она оказывала деморализующее влияние на сибирское население. В одном случае на нее смотрели с точки зрения преступника, в другом - сточки зрения общества. По мере того, как сибирские жители становятся все более богатыми, процветающими и цивилизованными, они все более энергично возражают против заселения преступниками их городов и деревень.
   Кеннан приводит цифры, взятые из отчета Тюменского Приказа о ссыльных за 1885 год. В соответствии с этим документом каторжники составляли 15,16% от общего числа ссыльных; ссыльнопоселенцы - 27,28%; общественные ссыльные - 36,66%; бродяги - 16,8 %; политические и религиозные ссыльные - 3,6 % [27]. Когда все эти преступники прибывали в Сибирь, их делили на два разряда: преступники, которых заключали в тюрьмы и те, которым назначены места поселения и предоставлена возможность самим найти себе средства к существованию. Первый разряд насчитывал 3 270 человек и объединял каторжников и бродяг. Во второй разряд входили все ссыльнопоселенцы, общественные ссыльные, всего более 7 тыс. человек. Последние представляли наибольшую опасность для жителей Сибири. Большинство преступлений совершалось здесь уголовниками, которых привезли и отпустили на свободу. Честные и зажиточные сибиряки решительно протестовали против несправедливости системы, при которой каждый год в Сибири появлялось от семи до десяти тыс. человек, но ничего не имели против каторжников, содержавшихся в тюрьмах, и против политических и религиозных ссыльных. Кеннан привел множество примеров обращений сибирских обществ к властям против практики заселения городов и поселков преступниками. При этом он использовал "Сибирскую газету" и "Восточное обозрение", в которых приводилась статистика совершенных преступлений.
   Характерными чертами преступлений, совершаемых ссыльными уголовниками в Сибири, являлись бессмысленная жестокость, насилие и даже зверства. Кеннан приводит такой пример: "В небольшом городишке Мариинске поселенец насмерть задушил беззащитную женщину, убил ее трехлетнего ребенка, размозжив ему голову об пол, а затем очевидно все еще обуреваемый кровожадностью и злобой, оторвал голову у курицы, которой случилось остаться единственным живым существом в доме" [28].
   Преступления ссыльных вели к ответным действиям сибирских крестьян. По данным, которые Кеннан почерпнул из сибирских газет, ежегодно они убивали не один десяток "варнаков" [29]. Насилие порождало насилие, поэтому городские думы Ялуторовска, Туринска, Тары, Ишима, Кургана, Енисейска и Томска, а также многочисленные общества и делегации от купцов требовали отмены уголовной ссылки в Сибирь. Кеннан приводит сведения Н.М. Ядринцева из книги "Сибирь как колония" о том, как дорого обходится правительству такая система: "40 000 ссыльных бродяг, постоянно передвигающихся по Сибири, обходится крестьянам не мене чем в 2 960 000 рублей в год и что ежегодное содержание всего числа общественных ссыльных и ссыльнопоселенцев,которые не могут или не желают работать и живут за счет других, составляет 7 500 000 рублей, или почти 4 000 000 долларов" [30].
    Все эти примеры и цифры Кеннан привел для того, чтобы обосновать необходимость реформы ссыльной системы. Но попытки реформ оценивались им с точки зрения противостояния "центр - Сибирь". По его словам, предпринимая реформы, правительство руководствовалось не гуманными соображениями, т.е. не желанием уменьшить те страдания, которые причиняет людям ссыльная система. Реформаторская деятельность центра была вызвана всего лишь желанием избавиться от докучливых жалоб и протестов и увеличить налоговую платежеспособность Сибири. При этом Кеннан ссылается на свою беседу с М. Н. Галкиным-Враским [31], который тогда разрабатывал проект подобной реформы, суть которой сводилась к следующему. Предполагалось внести в систему такие ограничения и изменения, которые сделали бы ее более терпимой для населения Сибири. Оценивая это начинание, Кеннан отметил: "Конечно же, это был шаг в правильном направлении, но он был слишком далек от полной отмены ссыльной системы, поскольку не затрагивал ни ссылку в Сибирь политических преступников, ни пересылку каторжников на рудники, ни высылку раскольников, а ссылка по приговорам сельских обществ ограничивалась весьма незначительно" [32].
   Вывод Кеннана о судьбе ссылки в Сибирь таков: "Всей душой я надеюсь, что сибирская ссыльная система может быть отменена; но тем не менее я всерьез опасаюсь, что она еще долгие годы будет оставаться одним из самых темных пятен цивилизации девятнадцатого столетия" [33].
   Забота американского публициста о правах российских ссыльных объяснима с точки зрения общегуманистических ценностей. Но возникает вопрос: почему при ревностной приверженности фактам он не считал для себя обязательным приводить их объективно. Самое простое объяснение этого несоответствия таково: Кеннан не мог отрешиться от эмоций, воздействовавших на его память и воображение. Он целиком оказался на стороне революционеров, поэтому был заинтересован в том, чтобы вызвать к ним наибольшее сочувствие. Настоящих террористов, ссыльных революционеров-народников Кеннан изображает мирными пропагандистами или типичными либералами с явно выраженными конституционными устремлениями. Тем самым он преувеличил их умеренность, а значит несправедливость и неадекватность понесенного ими наказания. Это означало, что официальная пропаганда царизма, согласно которой "нигилисты" - враги существующего на Западе порядка - лжива. Главные доводы Кеннана в пользу того, что русские способны к самоуправлению и что царизм чудовищно жесток, были основаны не просто на сведении воедино неоспоримых свидетельств. Напротив, Кеннан в значительной мере полагался на драматические рассказы и на воображение. Например, в книге "Сибирь и ссылка" он признал, что условия в тюрьме, которую он посетил, в момент посещения не были ужасными, но предлагал читателям вообразить, что в другое время года "тюрьма была совершеннейшим адом". Появляясь в залах, где он читал свои лекции, в одеянии и кандалах русского каторжника, Кеннан создавал впечатление того, что политические заключенные были воплощением сущности России, скованной тираническим правлением. Хотя Кеннан отрицал то, что его книга имела своей целью представить обобщенную картину русского общества, и критики и сторонники его были убеждены, что его работа создавала представление о России как об "огромной тюрьме", заключенные которой страстно желали стать свободными для того, чтобы последовать примеру Америки
   После возвращения на родину Кеннан продолжал получать новую информацию из Сибири. В его архиве сохранились сотни писем от тех, чьи имена встречаются на страницах "Сибири и ссылки": П.Д. Лобановский, Е.Е. Лазарев, А.Л. Блек, Ф.В. Волховский, Д.А. Клеменц, А.В. Беловеский, И.П. Белоконский, Г.А. Мачтет, К.М. Станюкович, А.И. Иванчин-Писарев, М.К. Цебрикова и др. Писали и политические ссыльные, которые сообщали о каждом случае допущенной властями несправедливости в надежде на то, что через Кеннана об этом узнает весь мир. Действительно, книга Кеннана произвела сильное впечатление на американцев. В одном из писем Кеннан уверял С.М. Степняка-Кравчинского, что если он приедет в Америку к концу 1889 года, то ему едва ли удастся найти человека, который питал бы симпатии к царю и его министрам", но что он найдет "миллионы горячо и активно сочувствующих русским революционерам" [34]. Культурные и политические последствия появления книги Кеннана были огромны. После знаменитой книги маркиза де Кюстина никакое другое произведение о России не вызывало столь пристальный интерес во всем мире.
   Марк Твен черпал в основном информацию о России из книги Кеннана. Вот к каким выводам он пришел: "...Никто не внес такого вклада в формирование образа России в Америке как Джордж Кеннан. ... специалист-самоучка, впервые проехавший по России в качестве участники проекта "Вестерн Юнион" по проведению через Евразию телеграфной линии, он обрел колоссальную популярность, написав книгу о Сибири, куда правительство ссылало политических преступников. Именно Кеннан превратил Сибирь в синоним страданий и лишений. Он прославился тем, что выходил на сцену для чтения лекций босой, в тюремной робе, в оковах. Ненавидящий евреев царь и ненавидящая евреев олигархия, объяснял людям Кеннан, так долго внушали крестьянам враждебные чувства, что если бы Христу довелось оказаться в российской деревне, его немедленно арестовали бы и отправили в черту оседлости. Если бы Христос продолжал проповедовать, его выслали бы в рудники. Российское правительство не имеет права на существование, и по словам Кеннана, "долг русского народа - свергнуть его. По мнению Кеннана, российское чиновничество преграждает путь исторического "неуклонного движения к либеральной демократии". Положительными персонажами драмы были крестьяне, "от природы либеральные и терпимые", поборники демократии, распевающие "Марсельезу". В поддержку этой точки зрения он рисовал красочные картины, живописуя, как политические заключенные в тюрьмах Санкт-Петербурга просовывают в соединяющие камеры туалетные трубы куски красных фланелевых кальсон и сине-белые носовые платки, предоставляя другим заключенным возможность досадить властям, размахивая четвертого июля в окнах американскими флагами" [35].
   До 80-х годов XIX столетия немногие американцы проявляли особый интерес к преобразованию России. Большинство воспринимало ее как далекую, дружественную христианскую державу с отсталым населением, неспособным к демократии [36]. А потом, как писал об этом Д. Фоглесонг, в результате "двух накатов крестоносной горячки (особенно с 1890 по 1893 и с 1903 по 1905 гг.) новый миссионерский дух сначала подорвал традиционное русофильство, а затем полностью вытеснил его" [37].
   На сегодняшний день выдвинуты три основные версии изменений во взглядах американцев на Россию. Господствующей является точка зрения, предложенная как американскими, так и отечественными историками. Она утверждает, что романтические пророссийские чувства просто уступили место более "реалистическому" критицизму в отношении к угнетению, осуществлявшемуся царизмом. Главными изъянами этого подхода является следующее: игнорируется тот факт, что американские критики изобретательно как Дж. Кеннан, с фантазией преувеличивали ужасы царизма; движение за реформу России интерпретируется как почти исключительно политическое явление, при этом не учитываются экономические, культурные и религиозные влияния; и не объясняется, почему американцы, до 80-х годов XIX века не проявлявшие особой озабоченности политическим гнетом и погромами, очень быстро приобрели все возраставшую склонность поносить российское самодержавие.
   Существует и другая точка зрения, согласно которой важнейшими причинами отхода от дружественных американо-русских отношений были экономическая конкуренция и экспансионистские амбиции на Дальнем Востоке. У этой интерпретации прошлого есть две серьезные проблемы. Во-первых, она преувеличивает общее значение коммерческого соперничества США и России. Очень немногие американцы испытывали особый страх перед Россией. По мнению большинства, Россия была страной, отставшей от США на несколько поколений или даже столетий. До определенного момента американские бизнесмены и государственные деятели приветствовали российское железнодорожное строительство и территориальную администрацию как продвижение цивилизации, которое открывало новые коммерческие возможности для американцев в Азии. Во-вторых, тем самым преуменьшается роль новой мессианской идеи или вовсе игнорирует ее возникновение в США. Идея касалась освобождения, реформирования и развития России и была обусловлена экономическими интересами, политическими целями, а также религиозными устремлениями.
   Третье объяснение изменения традиционного для Америки дружественного отношения к России предложили российские дипломаты того времени, возлагавшие ответственность за усиливавшуюся враждебность к России прежде всего на английскую и еврейскую пропаганду. Это объяснение представляется неглубоким и неполным: оно игнорирует глубинные процессы в американской культуре и обществе, которые и обусловили восприимчивость американцев к антирусской агитации.
   В конце XIX и начале ХХ вв. многие мыслящие американцы были озабочены постоянно проявлявшимися проблемами, дискредитировавшими высокое предназначение США и подтачивавшими их жизнеспособность. К ним относились упадок религии, позорное обращение с коренными американцами (индейцами), линчевание афро-американцев и лишение их политических прав. Беспокойство, которое вызывали эти беды, побуждали журналистов, издателей, священнослужителей и других лидеров общественного мнения подчеркивать проблемы России, по сравнению с которыми несовершенства жизни американского общества меркли.
    Таким образом, изображая Сибирь страной ссылки и каторги, Дж. Кеннан выполнял некий социальный заказ, хотя, скорее всего, был искренним в своем стремлении "освободить Россию".
   

  [1] Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Америка в сравнении с Россией и Славянством. М.,1997; Павловская А.В. Россия и Америка. Проблемы общения культур: Россия глазами американцев. 1850-1880-е годы. М., 1998; Образ России (Россия и русские в восприятии Запада и Востока). СПб.,1998; Оболенская С.В. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). М.,2000 и др.
  [2] Одиссей. Человек в истории. 1993. Образ "другого" в культуре. М.: Наука, 1998.
  [3] Размышления о России и русских. Вып.1-2. М.: Прогресс, 1996.
  [4] См.напр.: Образ России. Русская культура в мировом контексте/ под общей ред. академика Е.П. Челышева. М.: Азбуковник, 1998.
  [5] Сверкунова Н.В. Региональная сибирская идентичность: опыт социологического исследования. СПб., 2002.
  [6] Юдельсон А.В. Сибирь в русской социальной утопии // Из истории освоения юга Западной Сибири русским населением в XVII - начале XX в. Кемерово, 1997.
  [7] Родигина Н.Н. Образ Сибири в массовом сознании россиян во второй половине XIX в.: к постановке проблемы // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII-XX вв. Сб. материалов конференции. Новосибирск,2003.
  [8] См. например: Меламед Е.И. Джордж Кеннан против царизма. М., 1981, Travis F. George Kennan and the American-Russian Relationship, 1865-1924. Athens, Ohio, 1990 и др.
  [9] Кеннан Дж. Кочевая жизнь в Сибири. Приключения среди коряков и других племен Камчатки и северной Азии. СПб.,1872. С.49
  [10] Там же. С. 56
  [11] Цит. по: Travis F. George Kennan and the American-Russian Relationship, 1865-1924. P. 46-47.
  [12] Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки. (1885-1886 гг.). Т.1. СПб., 1999. С.73.
  [13] Там же. С.79
  [14] Там же. С.74.
  [15] Там же. С.75.
  [16] Меламед Е.И. Вступит. статья // Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки. С.31.
  [17] Там же. С.32.
  [18] Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки. (1885-1886 гг.). Т.1. С.77.
  [19] Там же. С.154.
  [20] Там же. С.154.
  [21] Там же. С.155.
  [22] Там же. С.200.
  [23] Там же. С.339.
  [24] Там же.
  [25] См.: Travis F. George Kennan and the American-Russian Relationship, 1865-1924.
  [26] Меламед Е.И. Вступит. статья // Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки. С.34.
  [27] Там же. Т.2. С.311.
  [28] Там же. С.314.
  [29] Там же. С. 315.
  [30] Там же. С. 317.
  [31] Галкин-Враской Михаил Николаевич - админ. деятель. Был эстляндским и саратовским губернатором. Поставленный в 1879 г. во главе вновь учрежденного главного тюремного управления, провел ряд реформ в тюремном деле. С 1896 г. - член Гос. Совета. Организовал в 1899 г. трудовую помощь в Казанской, Вятской и Симбирской губ., в последующие годы - общественные работы в неурожайных губерниях. См.: Энциклопедический словарь Брокгауз и Эфрон: Биографии. Т.3 М.:БРЭ, 1993. С.589.
  [32] Там же. С.319.
  [33] Там же. С.320.
  [34] Цит. по: Меламед Е.И. Вступит. статья // Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки. С.38-39.
  [35] Цит. по: Дэвис Д., Трани Ю. Первая холодная война. Вудро Вильсон и Россия. М.:"Олма-Пресс", 2002.
  [36] См.: Saul N. Concord and Conflict: the United States and Russia, 1867-1914. Lawrence, KS, 1996. P. 97-102, 117-121.
  [37] Фоглесонг Д. Истоки первого американского крестового похода за "Свободную Россию" // "Россия XXI". 2002. №5. С.102.