Личность в истории Сибири XVIII-XX веков. Сборник биографических очерков

Личность в истории Сибири XVIII-XX веков.
Сборник биографических очерков. Новосибирск: ИД Сова, 2007. С. 34-40.

Дамешек Лев Михайлович
д-р ист. наук, профессор, зав. кафедрой истории России Иркутского государственного университета

   Среди выдающихся государственных деятелей России XIX века одно из первых мест принадлежит М. М. Сперанскому. Безродный выходец из "жеребячьего сословия", благодаря природному уму и трудолюбию Сперанский в короткий срок сделал блестящую карьеру, познал высочайшие взлеты и горечь падения, оставив по себе память признанного реформатора и выдающегося юриста. По воле судеб оказавшись в 1819 г. генерал-губернатором в огромном зауральском крае, Сперанский и здесь занялся реформами, благодатное влияние которых сибиряки ощущают и сегодня. Бескорыстное стремление к благу страны надолго останется в людской памяти!
   Отправляя Сперанского в Сибирь, Александр I наделил его небывалыми полномочиями. Сперанский ехал в Сибирь в двух лицах - как ревизор и как "главный начальник края", которому поручалось провести ревизию, "придать кого нужно законному суждению", сообразить "на месте полезнейшее устройство сего отдаленного края и сделать оному начертание на бумаге". Весной 1819 г. Сперанский пересек границу Сибири. Первый сибирский город Тюмень произвел на него вид "печальный", в Тобольске - древней столице Сибири - ревизор тоже не задержался. Он спешил в далекий и загадочный Иркутск, как бы предчувствуя, что именно там находится "корень зла". Добравшись наконец до Иркутска, Сперанский через несколько дней напишет ставшие впоследствии знаменитыми строки. "Если в Тобольске я отдал всех под суд… то здесь оставалось бы всех повесить".
   К приезду нового генерал-губернатора Иркутск готовился как никогда. Горожанам надолго запомнилась встреча. Основные сооружения города - Кафедральный собор, Триумфальные ворота и главные улицы - Большая и Заморская - были буквально залиты огнями. На переправе через Ангару гремел оркестр, а среди огромного стечения народа выделялись губернатор Н. И. Трескин с чиновниками в парадных мундирах и орденах. В дневнике Сперанский так описал первые впечатления об Иркутске: "Вид освещенного города из-за реки был великолепен". Однако уже первое знакомство с результатами управления краем И. Б. Пестелем и Трескиным потрясло Михаила Михайловича. "Чем дальше опускаюсь я на дно Сибири, тем более нахожу зла, и зла почти нестерпимого", - писал он.
   Приступая к ревизии, Сперанский был хорошо знаком с укоренившимся в правительственных кругах с Екатерининских времен мнением о том, что все сибиряки - ябедники. А потому обращать внимание на их прощения и жалобы не стоит. С большим трудом он смог убедить жителей губернии в том, "что жалобы на местное начальство не составляют преступления". И тогда… жалобы посыпались, как из рога изобилия. Число их доходило до трехсот в день. В Иркутске в считанные дни была раскуплена вся гербовая бумага, на которой следовало писать жалобы.
   Губернатор Трескин был, по характеристике Сперанского, человек "наглый, смелый, неглупый", но "худо воспитан" и "хитер и лукав, как демон". Под стать ему была и стая чиновников рангом пониже: Верхнеудинский исправник М. М. Геденштром, Иркутский - Войлошников, Нижнеудинский - Лоскутов.
   Ревизия вскрыла вопиющую картину злоупотреблений и произвола местной администрации. Сам ревизор писал, что общим предметом "следственных дел стало лихоимство во всех его видах". Трескин был отдан под суд, вместе с ним в различных злоупотреблениях оказалось замешано около семисот чиновников рангом пониже. Сперанский в короткий срок смог вычистить "авгиевы конюшни". В этом его несомненная заслуга.
   Быт нашего героя в Иркутске был организован очень скромно. Вместе с приехавшими с ним молодыми чиновниками - Г. С. Батеньковым, К. Г. Репинским, Ф. И. Цейером и другими, они жили и работали в простом, но не очень уютном доме А. А. Кузнецова, расположенном отнюдь не в центре Иркутска, а на окраине, недалеко от реки Ушаковки. Единственной достопримечательностью этого дома был заброшенный сад, ставший любимым местом прогулок Сперанского и сопровождавших его молодых людей. По воскресеньям Сперанский присутствовал на обедне в приходской церкви, любил выехать за город на речку Каю, а к вечеру запросто заглянуть на огонек к знакомым купцам. Уже много лет спустя старожилы Иркутска вспоминали прогуливавшегося на свежем воздухе в любую погоду высокого, чуть сутулого человека, одетого в простую шинель без всяких знаков отличия, скромную кожаную кепку. Трудно было ощутить в этом одиноком страннике выдающегося мыслителя, в обмен на которого Наполеон предлагал Александру I отдать любое из принадлежащих ему государств Европы.
   Основным делом Михаила Михайловича в период его двухлетнего пребывания в Иркутске стала не ревизия, а разработка проектов будущей реформы, вошедших в литературу под общим названием "сибирского учреждения" или "сибирских реформ" 1822 г. Сперанский и его "конфиденты" через Сибирский комитет представили на рассмотрение Александру I пакет предложений, состоящий из 10 законопроектов: "Учреждение для управления Сибирских губерний"; "Устав об управлении инородцев"; "Устав о ссыльных"; "Устав об этапах"; "Устав об управлении киргиз-кайсаков"; "Устав о сухопутных сообщениях"; "Устав о городовых казаках"; "Положение о земских повинностях"; "Положение о хлебных запасах"; "Положение о долговых обязательствах между крестьянами и между инородцами", которые были утверждены царем 22 июня 1822 г. Новую систему управления Сибири Сперанский попытался построить на компромиссе интересов верховной, т. е. самодержавной, власти с региональными особенностями и отчетливом понимании невозможности в тот период времени полностью подчинить Сибирь действию общеимперского законодательства.
   Правительство со времен Екатерины II на разных уровнях традиционно признавало существенные особенности Сибирского края. Одним из проявлений этого стало намерение Екатерины сделать специальную оговорку о нераспространении губернских учреждений 1775 г на Сибирь. В 1801 г., отправляя И. О. Селифонтова с ревизией в Сибирь, Александр I прямо заявил в указе: "Мы находим, что сибирский край по пространству своему, по разностям естественного его положения, по состоянию народов, его населяющих… требует… в разделении его… и в самом образе управления особенного постановления", основанного "на достоверном познании местных обстоятельств". Но наиболее ярко мысль о необходимости особой формы управления для Сибири прозвучала в отчете М. М. Сперанского по обозрению края. Вдумчивый ревизор на страницах документа к этой идее возвращается неоднократно. В конечном итоге он приходит к выводу о том, что Сибирь по пространству своему "требует особенных постановлений".
   В сибирском законодательстве 1822 г. прежде всего обращают на себя внимание его тщательная предварительная подготовка. М. М. Сперанским и его помощниками, в первую очередь Г. С. Батеньковым; был собран и проанализирован огромный комплекс исходных материалов. Итоговый "пакет" законов в утвержденном виде не только поражает своим объемом - он состоит из 4019 параграфов, - но и отличается исключительно высоким для того времени качеством проработки правовых актов. Наиболее характерной его чертой стало стремление Сперанского обеспечить в новом законодательстве сочетание основополагающих политических принципов функционирования империи, сибирской специфики с решением общегосударственных задач.
   Регионализм М.М.Сперанского проявился прежде всего в разделении Сибири на два генерал-губернаторства - Западной и Восточной Сибири. Тем самым по существу было положено начало тому административному разделению Сибири, которое сохранилось и по сей день. Региональными мотивами было навеяно предложение о создании двух Главных управлений и совещательных органов при них - советов. Этот же механизм вводился на уровне губернии и округов (уездов). Создание Сперанским системы противовеса единоличной власти является, как представляется, уникальным явлением в российском законодательстве первой половины XIX в. Значительно позже, в 1860-х гг., нечто похожее можно наблюдать в других генерал-губернаторствах Азиатской России, например, в Туркестане. Однако в тот период времени это было принципиальным новшеством в законодательной практике, навеянным традиционным стремлением сибирской бюрократии к "самовластию". Коллегиальные советы и должны были, по замыслу Сперанского, стать гарантами законности принимаемых решений. Обращает на себя внимание состав Главных управлений, в которые под председательством генерал-губернатора входило по шесть чиновников: трое по назначению самого главного начальника края, а трое представляли интересы министерства внутренних дел, финансов и юстиции. В таком механизме формирования советов нашли сочетание принципы отраслевого, территориального и общегосударственного уровней управления, централизаторские и децентрализаторские тенденции. Эти же основы были зафиксированы в статьях закона, определяющих взаимоотношения генерал-губернатора с общегосударственными ведомствами, представленными в регионе: жандармской и почтовой службами, кабинетскими чиновниками, казенными палатами и др.
   Региональные мотивы особенно сильно проявились при разработке "Устава об управлении инородцев". Факт появления в российском законодательстве новой сословной категории - тому доказательство. Само слово "инородцы" в практику русского языка, в юридическую лексику вводится именно Сперанским. Оно отразило эволюцию взаимоотношений правительства с народами Сибири, глубину инкорпорации сибирских аборигенов в общегосударственные политические, экономические и социокультурные механизмы и процессы. Здесь уместно отметить, что на протяжении трехсотлетней истории досоветской Сибири официальное название народов края неоднократно менялось. В XVII в. коренных жителей Сибири называли "ясашными иноземцами", так как Сибирь и ее население еще только начинали входить в состав Российского государства. Однако по мере утверждения в подданстве они переставали быть иноземцами. В XVIII и в первые десятилетия XIX в. сибирских аборигенов обычно называли "ясачными иноверцами", т. е. людьми иной, отличной от христианства религии. В XIX в. в связи с распространением православия среди народов Сибири это название исчезает как неточно отражающее конфессиональную принадлежность аборигенов. Сперанский вводит новый термин - "инородцы", который стал официальным названием народов края и приобрел сословный характер. Таким образом, в самом термине "инородцы" заметны элементы региональной специфики, связанной с изменением юридического и социального статуса этих народов в составе российского государства. В этом же документе обращает на себя внимание и ряд других положений, связанных с сибирской спецификой: разделение аборигенов на три категории - оседлых, кочевых и бродячих, предполагаемая кодификация норм обычного права - с одной стороны, и возможная интеграция аборигенов в общероссийскую административную и экономическую систему - с другой.
   Стремление Сперанского учитывать региональные особенности легко прослеживаются и на примере анализа других законов, составляющих комплекс "сибирского учреждения". Примером тому является регламентация податей и сборов, создание государственных запасов хлеба, заключение торговых сделок и т.д.
   Вместе с тем нельзя не заметить, что правовой регионализм Сперанского базировался на имперском законодательстве, его постулатах и имел строго дозированные пределы. В "сибирском учреждении" 1822 г. легко прослеживаются идеи Екатерининского Учреждения о губерниях 1775 г., провозгласившего принцип единоначалия в лице генерал-губернатора как исключительно доверенной от императора особе. Сперанский вовсе не собирался ограничивать генерал-губернаторскую власть. В условиях абсолютной монархии это было невозможно, да Сперанский и не желал этого. Однако он попытался поставить деятельность региональной власти в строго определенные рамки законодательства, что явилось несомненным новшеством для региона и империи в целом.
   В то же время сам факт наличия генерал-губернаторской власти, пределы и существо которой не были четко прописаны в законодательстве, осложнял вопрос о подчинении ей учреждений различных ведомств, порождал нежелательные, с точки зрения правительства, дискуссии и вопросы. Представляется, что генерал-губернаторская власть вносила определенный элемент децентрализации в систему управления, что явилось прямым порождением противоречий внутренней политики самодержавия в первой половине XIX в. "Непоследовательность Александра по делам внутреннего благоустройства сказывалась на всех мероприятиях". Так охарактеризовал великий князь Николай Михайлович внутреннюю политику своего венценосного предка.
   В такой характеристике видится нам прежде всего сочетание имперских принципов и регионализма в законодательстве 1822 г. В этом смысле "сибирское учреждение" вполне вписывалось в палитру общероссийского законодательства об управлении окраинами государства, т.е. находилось в русле общегосударственной политики. Как известно, в 1809 г. Финляндия, бывшая шведская провинция, после присоединения к России получила автономный статус Великого княжества Финляндского, положение которого было весьма привилегированным даже "по сравнению с коренными областями империи". В декабре 1815 г. император Александр I "даровал конституцию Польше", считавшейся по тем временам верхом либерализма в Европе. На Кавказе, который представлял собой весьма пестрый конгломерат этносов и религий, проводится административная реформа, имевшая целью прочнее увязать этот важный в стратегическом отношении регион с Россией, но в тоже время построенная с учетом местных этнических, религиозных и иных традиций. Расширение территории государства и как следствие, усложнение внутриполитических, в том числе и управленческих, задач, выдвигали перед правительством задачу поиска путей инкорпорации новых территорий в общеимперское пространство. Одним из таких способов и стала разработка регионально-территориального законодательства, в котором отчетливо отражались геополитические особенности конкретных территорий. Сибирское законодательство 1822 г., основы которого были разработаны в Иркутске, логично вписывалось и дополняло доктрину окраинной политики самодержавия. Оно стало первым опытом комплексного регионального законодательства в империи, действовавшим без существенных изменений вплоть до конца XIX века и опередившим общероссийскую кодификацию на десять лет.