Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Личность в истории Сибири XVIII-XX веков.

 Предисловие
 Резун Д.Я.
А.И. Лосев как историк городов
 Комлева Е.В.
П.Ф. Ларионов: история "обыкновенного" купца
 Дамешек Л.М.
М.М. Сперанский в Иркутске
 Матханова Н.П.
С.Б. Броневский как мемуарист и любитель музыки
 Туманик Е.Н.
П.М. Муравьева: жена декабриста
 Ремнев А.В.
М.Н. Катков в поисках "сибирского сепаратизма"
 Ивонин А.Р.
Сибирские предприниматели дореформенного периода
 Мамсик Т.С.
Купеческая семья Тюфиных
 Зиновьев В.П.
Мариинские купцы Савельевы
 Ламин В.А., Ноздрин Г.А.
Сибирский купец М.К. Сидоров
 Воробцова Л.Н.
Барнаульский купец Е.В. Ельдештейн
 Толочко А.П.
А.Н. Букейханов в Омске
 Ноздрин Г.А.
В.В. Куйбышев в Каинске
 Макарчук С.В.
Г.Н. Мельничанский в Сибири
 Кириллов А.К.
М.И. Боголепов и идея планирования
 Шиловский М.В.
Литературный псевдоним Irridens. И.Г. Гольдберг
 Бочанова Г.А.
Г.М. Будагов
 Ус Л.Б.
В.А. Обручев в Томске
 Скубневский В.А.
Проблемы истории Сибири в книге Г. Гребенщикова
 Чедурова Е.М.
Теоретик кооперации М.И. Туган-Барановский
 Баяндин В.И.
Городские головы Новониколаевска
 Звягин С.П.
Деятельность М.П. Головачева в 1918-1922 гг.
 Исаев В.И.
Жизнь и смерть инженера П.М. Жаркова
 Тимошенко А.И.
Н.Я. Новомбергский у истоков планирования
 Зольникова Н.Д.
Судьбы сибирских староверов
 Красильников С.А.
"Репрессивный вектор" науки
 Модоров Н.С.
Л.П. Потапов - исследователь народов Сибири
 Сокращения

   С появлением в последние десятилетия такого направления в науке, как история повседневности, предметом внимания историков все чаще становится жизнь обычных людей, их повседневные заботы, мысли и действия. В нашем случае речь пойдет о человеке не совсем рядовом, но история его жизни вряд ли вообще стала бы нам известна и получила бы подробное описание в исторических источниках, если бы не его решение добровольно уйти из жизни. Поэтому наш рассказ придется начинать не с даты рождения, как принято в биографическом повествовании, а с момента смерти, а точнее - самоубийства.
   18 октября 1928 г. следственный отдел при Сибирской краевой прокуратуре в Новосибирске принял к производству уголовное дело о факте самоубийства технического директора мыловаренного завода Сибирского краевого союза кооперации Жаркова Петра Михайловича [1]. Одновременно Сибкрайком ВКП(б) и Сибкрайисполком организовали из числа своих работников специальную комиссию по расследованию обстоятельств самоубийства одного из ведущих технических специалистов города [2].
   Характер и масштабы случившегося, по-видимому, выходили за рамки обычной житейской драмы. Поэтому о произошедшем самоубийстве инженера Жаркова местные власти вынуждены были сообщить в Москву. В ЦК ВКП(б) была отправлена срочная телеграмма, в которой были предварительно сформулированы возможные причины и политическое значение случившегося: "Жарков - добросовестный специалист, болевший за дело, отдавший много энергии, не умел в своей работе примириться с существующей системой организации. На этой почве и на почве демагогии отдельных нездоровых рабочих часто находился в состоянии конфликтов, создавших вокруг него враждебную атмосферу. Создали комиссию Крайисполкома для расследования дела. Сгущенные настроения сибирских специалистов несомненно в этом деле почерпнут добавочный материал" [3].
   Предположение местного руководства, что самоубийство Жаркова стало одним из печальных результатов ожесточенной травли технических специалистов, которая развернулась в Сибири после раскрытия так называемого "контрреволюционного заговора" инженеров в Донбассе, имело серьезные основания. Еще до суда над "шахтинскими двурушниками" по всей стране в марте-апреле 1928 г. прокатилась волна митингов и собраний, на которых звучали призывы к бдительности и поиску вредителей среди "буржуазных спецов". Но к осени 1928 г. линия партии по отношению к технической интеллигенции была существенно скорректирована: теперь речь шла не только о поиске вредителей, но и о защите "спецов" от несправедливых нападок со стороны рабочих. На этом фоне самоубийство инженера Жаркова приобретало серьезное политическое значение. От выводов о причинах самоубийства, к которым в конечном итоге должно было придти следствие, зависело многое.
   В самом начале расследования работники прокуратуры и подключившиеся к ним чекисты установили, что Петр Жарков покончил с собой вечером 17 октября, около 22 часов, в собственной квартире, выпив стакан синильной кислоты. Произошло это почти на глазах жены Жаркова, Ксении Владимировны, которая в момент самоубийства отлучилась в другую комнату, взглянуть на сына. То, что смерть Жаркова последовала в результате самоубийства и что оно заранее планировалось, подтверждалось найденными при нем двумя конвертами, содержавшими посмертные письма. Одно было адресовано Сибирскому краевому союзу кооперации, а другое - сослуживцу по работе на мыловаренном заводе С. Н. Аршинову. В лежавшей на столе открытой записной книжке были записаны последние слова Петра Михайловича: "Только что выпил, как жжет, dolce mio, моя радость, прощай…" [4].
   Однако слова прощания были обращены не к жене. Ксения Владимировна с горечью осознавала, что последние мысли ее мужа были не о ней, а о той, другой женщине, ради которой он пытался разорвать семейные узы, ставшие в итоге для него смертельными оковами. И хотя жене удалось, как она надеялась, только что вернуть его под семейный кров, Жарков своим поступком решительно и бесповоротно разбил надежды Ксении Владимировны на восстановление супружеского мира. Не найдя в себе физических и душевных сил разрубить крепко запутавшийся узел любовных отношений, Петр Михайлович предпочел вообще уйти из жизни, оставив женщинам, боровшимся за него, только горечь потери и поражения.
   Постепенно, шаг за шагом, следователи восстанавливали ход событий, подробно прорисовывая основные линии и зигзаги жизненного пути Петра Жаркова. Перед ними представала довольно сложная и многоцветная картина. П. М. Жарков по происхождению принадлежал к мещанскому сословию, родился в Сретенске (Иркутской губ.) в 1886 г.; в семье был тринадцатым ребенком, хотя до взрослого возраста кроме него дошли только двое. Семья была, видимо, относительно состоятельна; во всяком случае, нашла возможности отправить Петра на учебу в столицу. Среди студентов Петербургского университета одаренный юноша из Сибири сумел выделиться из общей массы, показав блестящие способности. В числе наиболее перспективных студентов Жарков отправился на учебу в Европу, побывал в университетах Швейцарии, Италии, Германии. В 1913 г. Жарков окончил Берлинский университет, получив диплом инженера-механика со специализацией в области химии. Как и всем окончившим университет, по существовавшему тогда в Германии правилу ему наряду с выдачей диплома инженера было присвоено ученое звание доктора философии.
   После возвращения из-за границы Жарков начинает научную карьеру: некоторое время он трудился научным сотрудником Петровско-Разумовской сельскохозяйственной Академии в Москве. С началом Первой мировой войны Жарков призван в армию, но, как высокообразованный специалист, не был послан на фронт, а работал на военном заводе в Петрограде. В 1917 г. его демобилизовали из армии в связи с заболеванием туберкулезом.
   Видимо, нахлынувшие на страну революционные потрясения помешали молодому инженеру-химику прочно закрепиться в научной среде столичных городов - Москвы или Петрограда. А возможно, что он решил переждать тревожные времена рядом с родными, в Сибири, казавшейся из столиц более тихим и уютным местом. В конце 1917 г. он приезжает в Новониколаевск, где находилась его семья.
   В тяжелых условиях военного времени надо было искать источники существования. К счастью, полученные в европейских университетах знания пригодились. Объединение сибирских кооператоров "Закупсбыт" организовало в Новониколаевске парфюмерно-мыловаренную фабрику. Она приносила неплохой по тем временам доход, хотя, конечно, технический уровень производства далеко отставал от европейских образцов. Но в сибирском регионе возможностей выбора для подающего надежды химика было не так уж много. В начале 1918 г. Жарков согласился занять место технического директора предприятия, которое вскоре получило наименование мыловаренного завода (мыло было важнее парфюмерии). В начавшейся схватке между красными и белыми Жаркову удалось остаться вне рядов воющих благодаря документам о демобилизации по болезни. После освобождения Сибири и восстановления советской власти он предпочел остаться в Новониколаевске. Видимо, пройдя к тому времени многочисленные проверки и допросы в ЧК, он уже понимал, что в столице ему будет сложнее устроить свою жизнь, в покое его новые власти не оставят.
   За годы обучения в Европе Жарков приобрел знание нескольких европейских языков: в той или иной степени владел немецким, французским, итальянским, английским. В его записной книжке, найденной на месте самоубийства, следователи обнаружили многочисленные записи на иностранных языках. Это также вызывало подозрения, придавало всему произошедшему особый оттенок. А вдруг Жарков не более, не менее как иностранный шпион, а то и резидент иностранной разведки в Сибири? Зачем же иначе станет обычный человек писать по-иностранному в записной книжке? Среди бумаг покойного обнаружен был дневник, в котором тоже присутствовали многочисленные вставки на иностранных языках. Да и текст на русском, содержащий философские размышления, цитаты из классиков, также не во всем был понятен следователям. Для квалифицированного анализа записей пришлось обратиться к помощи образованного человека, в качестве эксперта пригласили научного сотрудника планово-экономического отдела Крайисполкома С. П. Волконского [5]. С его помощью удалось составить психологический портрет Жаркова, понять круг его мыслей и забот в последнее время.
   Следствие внимательно изучало события жизни Петра Михайловича, отрабатывало одну версию за другой. Но в итоге все же остановилось на том, что причиной самоубийства стала пусть и незаурядная, но все же исключительно бытовая, любовная драма, не связанная с политикой и шпионажем. Личная жизнь Жаркова действительно оказалась настолько неординарна, что нам стоит подробнее остановиться на ее описании. Тем более что зигзаги личной судьбы Петра Михайловича ярко отражают общественную атмосферу в области семьи и брака, сложившуюся к тому времени в советской России. Казалось, что рухнули все запреты, да и само государство выступало за простоту и легкость в отношениях полов: в 1926 г. был принят новый Закон о браке и семье, уравнявший фактический и юридически оформленный брак и упростивший до предела процедуру развода. Вполне вероятно, что Петр Михайлович, как человек интеллектуальный, старавшийся идти в ногу со временем, подвергся определенному влиянию новых веяний.
   Жарков женился в 1909 г., будучи студентом; по тогдашним меркам, довольно рано. Ксения была на четыре года моложе его, окончила гимназию, но учиться дальше не стала, собираясь посвятить себя мужу и детям. Молодожены некоторое время жили в Берлине, а после окончания университета Жарков привез жену с ребенком к своим родителям в Новониколаевск, где она и жила до его возвращения в 1917 г. Сам же Петр Михайлович отправился в Москву покорять вершины науки. Возможно, эта длительная разлука и заложила основу для охлаждения в отношениях между супругами.
   Из трех детей, родившихся в семье Жарковых, выжил лишь сын Евгений. Естественно, что родители безумно его любили и отчаянно оберегали. В 1928 г., к моменту описываемых событий, ему исполнилось лишь десять лет. Жена Жаркова, будучи при муже-директоре завода относительно обеспеченной по тогдашним меркам женщиной, могла позволить себе не работать. Она занималась домашним хозяйством, читала, рукодельничала, в общем, вела вполне банальное существование. Похоже, что это также стало одной из причин охлаждения отношений между супругами, они потеряли столь важное для Петра Михайловича духовное наполнение. Будучи по натуре несколько меланхоличным и романтичным, он страдал от этого, пожалуй, даже в большей мере, чем Ксения Владимировна. В его дневнике, начиная с 1927 г., постоянно встречаются записи о необходимости разрыва с женой, о бессмысленности совместного существования, тогда же появляются и мысли о самоубийстве [6]. К тому же, неудовлетворенность и разочарование в семейной жизни накладывались на серьезные проблемы и неприятности в профессиональной деятельности. Поэтому не приходится сомневаться в том, что к осени 1928 г. нервы Жаркова были порядком истрепаны.
   К счастью (а точнее, как оказалось, к несчастью), кроме философских размышлений нашего героя, далеко еще не старого человека, не получавшего удовлетворения от своей семейной жизни, продолжали интересовать красивые женщины и вполне земные страсти. При этом стоит особо подчеркнуть, что в силу своей интеллигентности он и к этой сфере жизни относился очень серьезно, глубоко переживая все сложности и проблемы, которые он создавал себе и другим. С мая 1928 г. у Жаркова завязываются близкие отношения с Мариной Кореневой [7], которая работала на заводе химиком-лаборантом. Ей 26 лет, она красива, образованна, может понять его талант инженера, оценить богатый интеллектуальный багаж. В июне 1928 г. вместе с Кореневой Жарков выезжает в длительную командировку: сначала на Менделеевский съезд химиков в Казань, а потом влюблённая пара совершает романтическое путешествие на пароходе от Казани до Перми, оттуда уже поездом возвращается в Новосибирск [8].
   Возникшее чувство серьезно захватило Жаркова. Он собирается начать новую жизнь: в конце сентября 1928 г. объявляет жене о своём решении оставить семью и связать свою судьбу с Кореневой. Возможно, в свое оправдание Жарков как раз и излагал жене модные тогда теории о свободе любви, об уважении чувств друг друга, о "крылатом Эросе" и т. п. По крайней мере, последующие события показывают, что вначале супруги старались вести себя в соответствии с "современными" представлениями о товарищеских отношениях в любви, в семейной жизни. Жена Жаркова даже предложила ему вариант одновременного создания новой и сохранения старой семьи. Проще говоря, наш герой должен был бы реализовать на практике многоженство, но построенное с ориентирами на высокие идеалы.
   К чести всех участников сложившейся ситуации они старательно пытались вести себя в соответствии с принятыми тогда в кругах интеллигенции представлениями о свободе личности в области половых и семейных отношений. Жена Жаркова, встретившись с соперницей, не устраивает ей мордобития или других неприятностей, а обсуждает вместе с ней возможности устраивающего всех разрешения конфликта. После долгих переговоров стороны приходят к решению, что Жарков переедет к Кореневой, но будет продолжать участвовать в делах прежней семьи, прежде всего, в воспитании сына.
   Однако затем у отставленной супруги верх берут более традиционные чувства: ревность, эгоизм, материальные соображения. Ксения Владимировна, вначале воспринимавшая предстоящий разрыв с мужем внешне спокойно, начинает накалять страсти. Она заявляет Жаркову, что не выживет без него, он не может их с сыном сейчас оставить, по крайней мере, надо дать мальчику закончить школу.
   Не прошло и трех дней после начала "новой жизни" - переезда Петра Михайловича к Кореневой, - как друг семьи Жарковых Сергей Аршинов появляется вечером у молодоженов и объявляет им, что Ксению Владимировну разбил паралич и она лишилась дара речи. Жаркову в такой ситуации ничего другого не остается как поспешить на помощь прежней жене. Как и следовало ожидать, после его возвращения Ксения Владимировна тут же выздоравливает и вновь обретает способность говорить. И говорит она, конечно же о том, что супругу пора оставить все сомнения и метания, вновь обрести семейный покой с нею и сыном. Сил спорить и сопротивляться у Жаркова, похоже, просто уже оставалось. Он покорно соглашается на все требования. Но на самом деле он уже принял роковое для себя решение, обеспечивавшее ему раз и навсегда выход из замкнутого круга [9].
   Таким образом, следователи в заключении о причинах самоубийства, казалось бы, с чистой совестью могли написать, что именно запутанная личная жизнь Жаркова привела его к решению покончить с собой. Но сегодня, рассматривая все обстоятельства, предшествовавшие трагедии инженера, мы не можем согласиться с таким выводом и свести причины его самоубийства только к обстоятельствам частной жизни.
   Профессиональная деятельность Жаркова занимала в его жизни очень важное место. По существу возглавлявшийся им мыловаренный завод стал его любимым детищем: он восстанавливал его после революционной разрухи, заботился о закупке нового оборудования, разрабатывал новые технологии. Благодаря не в последнюю очередь ему, завод стал одним из важных звеньев местной промышленности Сибири. Но Петр Михайлович не замыкался в узком пространстве своей должности на заводе: он был одним из основателей Химического научного общества, участвовал в организации и работе новосибирского отделения Всесоюзной ассоциации инженеров. Незадолго до самоубийства Жарков настойчиво добивался встречи с партийным руководителем Сибирского края Р. И. Эйхе, на которой рассчитывал изложить свои соображения об улучшениях в организации промышленного производства. Все это говорит о том, что он болел душой за развитие науки и производства в Сибири, мечтал о возрождении и расцвете России.
   Но в 1928 г. положение Жаркова на заводе, как и многих технических специалистов на других предприятиях Сибири, особенно серьезно ухудшилось. И без того настороженное, а зачастую и враждебное отношение к старым "буржуазным" специалистам сменилось откровенной травлей. Задерганные придирками руководящих партийных работников и нападками со стороны рабочих технические специалисты были запуганы, многие из них вообще перестали принимать какие-либо решения, не заручившись бумагой от парткома или профкома.
   В докладной записке полномочного представительства ОГПУ по Сибирскому краю от 7 сентября 1928 г. отмечалось, что "в связи с раскрытием экономической контрреволюции в Донбассе, активность рабочих в части выявления у себя на производстве недочетов и ненормальностей различного характера возросла, приняв небывалые до этого размеры. Рабочие, взяв весь техническо-спецовский персонал под строгий контроль и наблюдение, задались целью проверить их деятельность с тем, чтобы не допустить Донбасса в Сибири" [10]. В результате в 1928 г. в горнозаводской промышленности Сибири, например, к уголовной ответственности было привлечено около 17 % ИТР (самый высокий уровень по сравнению с другими горнодобывающими районами СССР). Причем около 60 % возбужденных дел заканчивалось их прекращением или оправданием привлеченных [11]. Такая ситуация ощутимо дезорганизовывала нормальную работу предприятий и грозила обернуться большими потерями.
   Осознание этого заставило партийные органы перейти к решительной борьбе со "спецеедством". Правда, не сняты были претензии и к самим "спецам". В постановлении Бюро Сибкрайкома ВКП(б) "О положении со специалистами в Сибири и работе среди них", принятом 11 сентября 1928 г., говорилось: "уроки шахтинского дела и лозунг самокритики специалистами восприняты неправильно (наблюдаются массовые явления попытки снять с себя ответственность и соглашаться со всякими требованиями рабочих без критической оценки их, сужение своей активности, случаи грубого обращения с рабочими и т. д.). Подобные настроения специалистов подкрепляются тем, что, хотя спецеедства, как общего явления, у рабочих не наблюдается, однако проявления спецеедства среди малосознательных групп рабочих за последнее время участились" [12].
   Приведенные в постановлении оценки положения инженерно-технических специалистов в Сибири свидетельствуют, что к осени 1928 г. у технического директора мыловаренного завода Жаркова существовали весьма непростые отношения с коллективом. Ситуацию усугубляло то, что в течение 1928 г. на заводе произошло несколько крупных поломок оборудования. Чекисты взяли ситуацию на заводе под свое плотное наблюдение. В частности, в "Обзоре полит-экономического состояния Новосибирского округа за время с 10/Ш по 25/Ш-1928 года", подготовленном ПП ОГПУ по Сибкраю, очень подробно анализируется положение на мыловаренном заводе, роль и характеристика его технического директора Жаркова [13].
   Весьма показательны для сложившегося в стране отношения к техническим специалистам суждения чекистов о нашем герое: "Технические руководители завода: тех. директор - Жарков (доктор философии, получил образование в Германии, полит-убеждения - республиканский демократ, сын томского предпринимателя) и старший механик Аршинов (инженер, колчаковский прапорщик), являясь фактическими руководителями завода, ибо партиец-директор завода Тиман, находится под их влиянием, - вели политику на образование вокруг себя группы "своих людей", постепенно удаляя с завода членов ВКП и создавая антогонизм между рабочими-партийцами и беспартийными" [14]. Очевидно, что данная характеристика оставляла Жаркову мало шансов на спокойную работу и долгое нахождение на свободе.
   В коллективе мыловаренного завода сложилась напряженная моральная атмосфера. Развернулась скрытая и явная борьба со стороны части рабочих против технических специалистов, прежде всего, Жаркова и его ближайшего помощника Аршинова. Особенно яростно нападали на них рабочие-коммунисты, вероятно, испытывавшие так называемую классовую ненависть. В беседах с чекистами рабочие заявляли: "наш Мылзавод представляет собой копию Донбасса... Наши Жарков с Аршиновым довели завод до бесхозяйственности". "Жаль, что рабочие не организованы, а то-бы посадить на тачку Аршинова вместе с Жарковым и вывезти с завода" [15].
   В марте 1928 г. Жарков и Аршинов были привлечены к уголовной ответственности; с Жаркова взята подписка о невыезде, а Аршинов заключен под стражу. Стоит для полноты картины отметить, что в первый раз уголовное дело против Жаркова было возбуждено еще в сентябре 1924 г., следствие тянулось до апреля 1925, и только через год, в сентябре 1925 г., дело было передано в суд; рассмотрение закончилось оправданием техдиректора. И в этот раз следствие при всей старательности и даже предвзятости чекистов не смогло найти вины инженеров в поломках оборудования. Дело было прекращено. Жарков и Аршинов вернулись к работе на своих прежних должностях.
   Но охотники на вредителей не успокоились: в августе 1928 г. по фактам очередных происшествий на заводе против Жаркова возбуждается новое дело, в котором наряду с халатностью против него выдвигаются обвинения в саботаже и контрреволюционной деятельности. Судебное рассмотрение закончилось незадолго до его самоубийства, в сентябре 1928 г. К чести судебных работников, сумевших не поддаться давлению "шахтинского синдрома", процесс завершился оправдательным приговором. Сказалось, безусловно, и то, что политическая линия партийного руководства в стране и в регионе уже поменялась, будучи скорректированной в пользу технических специалистов.
   Разумеется, в такой атмосфере работа, которую Жарков бесспорно любил и выполнял с большим старанием, не приносила ему должного уважения и личного удовлетворения. Тем не менее, в предсмертном письме, адресованном в Сибирский краевой союз кооперации, Жарков, наряду с просьбой не оставить без помощи жену и сына, не смог удержаться от того, чтобы изложить свои взгляды на происходившую в стране травлю специалистов, а также и свои соображения о том, как организовать производство, устранить недостатки в его организации. Письмо настолько ярко характеризует отношение инженера к происходившему в стране, что стоит привести дословные выдержки из него: "При создавшемся положении, когда вместо того, чтобы максимально использовать небольшие ресурсы умственных сил нашей страны, мы занялись истреблением интеллигенции, полагая потворством люмпен-пролетарским и шкурническим элементам упрочить существующий порядок, не остается никаких надежд на социалистический строй. Невежественные РКИ и прокуратура и лишенные чувства ответственности профсоюзные вельможи, не смеющие потребовать от рабочих того напряжения, которое диктуется положением народного хозяйства, не могут, конечно, вести честную борьбу с бузотерами, которые вот-вот овладеют всей жизнью.
   Я сделал посильный вклад на общее благо и теперь, не видя возможности продолжать работу, я предпочитаю уйти совсем, положение крепостного раба я не в состоянии далее выносить. Я, будучи нищим, не оставляя семье даже крова, прошу Правление об одном: дать средства на воспитание моего сына. Я сломился на работе Сибкрайсоюза и полагаю, что в этой просьбе не встречу отказа. (К чести сибирских кооператоров можно отметить, что семье покойного была оставлена квартира, сыну Жаркова до его совершеннолетия правление Сибкрайсоюза назначило неплохую пенсию в 175 руб. [16] - В. И.).
   Для успешного развития промышленного предприятия необходима единоличная власть в руках знающего дело человека, необходимо отбросить здесь всякое лицемерие. Система двух директоров - нелепость. (В 1929 г. в промышленности СССР было введено единоначалие. - В. И.). Тайна прочного существования планового хозяйства - соединение знания с властью, у нас они нарочито разъединены, и мы гибнем" [17].
   Разумеется, прочитавшие предсмертное письмо партийные руководители Сибири отнесли все сказанное к заблуждениям Жаркова, объяснили его взгляды буржуазным происхождением и оторванностью от пролетарских масс. Однако для современного читателя, воспринимающего это письмо уже после крушения "сталинского социализма", просто поразительно насколько точны и откровенны были оценки Петра Михайловича.
   События, происходившие в течение 1928 г. на мыловаренном заводе, объясняют, почему по факту самоубийства Жаркова было проведено не только обычное следствие, но и партийное расследование. Местные функционеры были крайне озабочены: если смерть инженера связана с продолжающимися преследованиями технических специалистов, то начальство в Москве может обвинить работников партийных и советских органов Сибири в пренебрежении к этой проблеме, политической близорукости и беспечности. А это уже грозило потерей высокого положения и другими неприятностями. Полученные следствием факты о неурядицах в семейной жизни Жаркова успокоили местных руководителей. Думается, что и выводы следствия о причинах самоубийства были соответствующим образом скорректированы партийными кураторами этого дела. Об обстоятельствах происшествия был послан доклад в Москву [18]. В нем акценты были расставлены так, что самоубийство представало не связанным с производственной деятельностью Жаркова. Похоже, что в итоге всех устроило предложенное следствием заключение, в котором нарочито подчеркивалось: "Причиной самоубийства стало тяжелое психическое состояние, вызванное личными обстоятельствами. Других причин, связанных с его служебной деятельностью, не установлено" [19].
   Итак, согласно официальной версии, трагедия Жаркова предстала перед общественностью Сибири только эпизодом в бесконечной череде семейно-бытовых и любовных конфликтов [20]. В ходе дебатов на собраниях сибирской интеллигенции самоубийство Жаркова приводилось как пример "бытового загнивания" вследствие оторванности от общественной работы и пролетарского коллектива [21]. Но сегодня, вновь проследив ход событий, приведших Жаркова к самоубийству, мы с полной уверенностью можем сказать, что кризис в личных отношениях стал для талантливого инженера по существу только поводом уйти из жизни. Свою роль сыграла, конечно, ожесточенная травля, которой Жарков подвергался со стороны бдительных борцов с "шахтинскими двурушниками". Косвенно об этом свидетельствует и последовавшая на его самоубийство реакция со стороны партийно-советского руководства Сибирского края. По большому счету причины добровольного ухода из жизни Петра Жаркова заключались в том, что в советской действительности он не нашел достойного применения своим знаниям и таланту инженера. А вся его жизнь, по особому высвеченная трагическим финалом, может сегодня рассматриваться как яркое и наглядное отражение сложных исторических процессов, развернувшихся в нашей стране в первой трети ХХ века.

  [*] Статья подготовлена при поддержке РГНФ (проект 06-01-00330а)
  [1] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 3.
  [2] Советская Сибирь. 1928, 18 октября.
  [3] Документ опубликован в кн.: Власть и интеллигенция в сибирской провинции: у истоков советской модернизации. 1926-1932: Сб. док. Новосибирск, 1999. С. 316-317.
  [4] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 8.
  [5] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 61.
  [6] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 62-66.
  [7] Имя и фамилия изменены.
  [8] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 30-32.
  [9] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 36-39.
  [10] Социально-экономическое и политическое развитие Сибири в документах правоохранительных органов. Сб. док-в. Новосибирск, 2004. С. 103.
  [11] См.: Пыстина Л. И. "Буржуазные специалисты" в Сибири в 1920-е - начале 1930-х годов. Новосибирск, 1999. С. 102, 151.
  [12] Известия Сибкрайкома ВКП(б). 1928. № 18\19. С. 9-10.
  [13] Социально-экономическое и политическое развитие Сибири в документах правоохранительных органов. С. 60-62.
  [14] Социально-экономическое и политическое развитие... С. 60.
  [15] Там же. С. 61.
  [16] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 26.
  [17] Власть и интеллигенция в сибирской провинции. С. 316.
  [18] ГАНО. Ф. П-2. Оп. 2. Д. 379. Л. 7-9.
  [19] ГАНО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1119. Л. 131.
  [20] Советская Сибирь. 1928. 4, 16 ноября.
  [21] См.: Власть и интеллигенция в сибирской провинции: у истоков советской модернизации. С. 151-162; 313-321.