Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Вибе П.П. Немецкие колонии в Сибири: социально-экономический аспект

   К началу XX в. существовавшие в Сибири немецкие переселенческие поселки прошли первый и наиболее сложный этап своего становления. Имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют лишь фрагментарно охарактеризовать результаты социально-экономического развития немногочисленных немецких поселений в тарских урманах и на Алтае. Значительно более подробно были изучены немецкие переселенческие поселки в Омском уезде, где находился самый крупный в то время очаг немецкой крестьянской колонизации в Сибири.
   Опрос, проведенный в 1905 г. среди переселенцев, поселившихся в районе реки Шиш в Тарском уезде, показал, что результаты их жизнедеятельности в Сибири по прошествии семи лет оказались весьма скромными. Несмотря на то, что за время, проведенное в Сибири, сократилось общее количество безлошадных и однолошадных хозяйств, больше половины дворов все же по-прежнему были однолошадными. По отдельным немецким поселкам средняя обеспеченность рабочими лошадьми в 1905 г. выглядела следующим образом: Березовский - 1,5; Александровский - 1,0; Литковский - 1,2; Федоровский - 1,0 [1]. Относительно невысокий уровень обеспеченности дворов лошадьми объяснялся помимо прочего еще и тем, что полевое хозяйство в урманах еще не достигло таких размеров, которые объективно требовали бы увеличения поголовья рабочего скота. На этом фоне более заметным был рост поголовья дойных коров. Две трети хозяйств имели две-три коровы, а 15,3% хозяйств даже четыре-пять коров [2]. Важной побудительной причиной, заставлявшей переселенцев увеличивать поголовье скота, была необходимость удобрения полей, без чего полеводство было нерентабельным. Но вместе с тем, учитывая невысокую урожайность в тарских урманах, мясо-молочное направление в хозяйствах было выгодно и само по себе.

   Тем не менее земледелие давало основную часть доходов переселенческой семье в Шишевском районе (42,7%), далее по доходности шло животноводство (25,8%), промыслы (17,9%) и другие заработки и случайные поступления (13,6%) [4]. Причем перспективы развития животноводческого хозяйства были очень ограничены. Отсутствие необходимых кормовых площадей и долгая сибирская зима (стойловый период составлял семь и более месяцев) не позволяли расширить его. Что же касается промыслов и заработков, то и они были невелики. Этому способствовали отдаленность рынков сбыта и слабая заселенность района вообще.
   Общая стоимость имущества тарских переселенцев была значительно меньше, чем в других переселенческих районах и равнялась приблизительно 240 рублям, причем половину ее составляла стоимость скота [5]. Даже учитывая то, что из-за дешевизны леса затраты на строительство жилых и хозяйственных построек были невелики, общая стоимость хозяйства свидетельствовала о невысоком уровне благосостояния переселенцев.
   Несколько крепче были немецкие хозяйства на Алтае. По мнению В. Н. Шайдурова, большую часть их (около 80%) можно отнести к середняцким. Этим хозяйствам были свойствены экономическая замкнутость, производство сельскохозяйственной продукции в основном для собственных нужд.
   Уровень их благосостояния на родине был несколько выше, чем в первые годы жизни на Алтае. Низкий удельный вес в социальной структуре немецкого поселка крупнокрестьянских хозяйств В. Н. Шайдуров также объяснял откатом по "социальной лестнице" в Сибири. В целом же, по его мнению, уровень материального обеспечения немецких переселенцев на родине по сравнению с другими был выше [6].

   Первый крупный очаг немецкой крестьянской колонизации в Сибири сформировался, как уже отмечалось, в конце XIX - начале XX вв. в Омском уезде. Это была группа переселенческих поселков, официально образованных на государственной земле. Компактно расположенные в нескольких десятках верст от Омска немецкие переселенческие поселки вскоре были объединены в Александровскую волость. Родиной этих переселенцев были Саратовская и Самарская губернии.
   Материалы, собранные экспедицией по обследованию Степных областей в 1900 - 1901 гг., дают нам редкую возможность проанализировать демографическое и социально-экономическое положение немецких переселенческих хозяйств на родине и в период их становления в Сибири в сравнении с другими национальными группами новоселов - русскими и украинцами, поселившимися в том же Омском уезде.
   Наряду с другими обследованию были подвергнуты немецкие переселенческие поселки Привальное, Красноярка, Александровка, Поповка, Новинка и Сосновское, возникшие в 1893 - 1896 гг. В момент переписи практически все наделы на этих участках уже были заняты. При этом особенностью немецких переселенческих поселков было наличие в них значительного числа неприписанных переселенцев. Зная, что большинство этих семей прибыло в поселки самовольно накануне переписи, мы не будем их учитывать при проведении анализа.
   Переселившиеся в Александровскую волость немцы-колонисты на родине жили более крупными семьями. Среднестатистическая колонистская семья насчитывала 7,33 человека, в то время как семья русских переселенцев на родине насчитывала 6,53 человека, а украинских - 6,89 человека.

   Анализируя половую структуру в этих трех переселенческих группах, следует отметить, что, несмотря на то, что удельный вес мужчин у немцев был в целом несколько меньше, обеспеченность же ими среднестатистической семьи была наиболее высока - в среднем 3,80 человека на одну семью (для сравнения у русских - 3,50 и у украинцев - 3,67 человека). Это в известной степени могло обеспечить им более выгодную демографическую и экономическую перспективу.

   Социальный состав немецких переселенцев на родине был менее однороден, чем у русских и украинских крестьян. С одной стороны, 15,92% немцев на родине вообще не имели земли, с другой, - 20,41% имели пашню свыше десяти десятин. В целом же уровень обеспеченности землей на родине у немцев был более высоким. Если у русских и украинцев на родине не имели земли или имели пашню до пяти десятин соответственно 85,71 и 87%, то у немцев удельный вес таких хозяйств равнялся лишь 55,92%. Среди имевших землю в среднем на одно хозяйство приходилось у русских 3,02, у украинцев - 3, 37, а у немцев - 8,02 десятин пашни.
   У немцев на родине, как и у русских, преобладала общинная форма землевладения, в то время как у украинцев половина крестьян жила на родине подворно или на купленной земле. Дефицит земли немцы компенсировали путем аренды пашни. 39% хозяйств арендовали ее на родине, в среднем по 11,67 десятин на хозяйство, что значительно превосходило аналогичный показатель у русских и украинцев.

   Более высокий уровень социальной дифференциации проявлялся у немцев на родине и в обеспеченности другим имуществом. Так, удельный вес немецких хозяйств, не имевших на родине скота, был выше, чем аналогичный показатель, например, у русских крестьян (соответственно 11,52% и 8,57%). Но если среднее число голов скота в хозяйствах у русских и украинцев было равно 6,67 и 6, 69, то у немцев - 10,27. В то же время 22,45% хозяйств немцев-колонистов не имели на родине собственных домов (этот показатель значительно выше, чем у русских и украинских крестьян), 26,94% не имели инвентаря.

   Собираясь переселяться в Сибирь, 76,33% немецких хозяйств смогли продать свое имущество. Остальные либо не имели имущества, либо оно было неликвидно. Средняя стоимость имущества одного немецкого хозяйства равнялась 231 рублю. Но были отдельные случаи, когда имущество продавалось и за 2500 рублей. Для сравнения отметим, что из русских переселенцев продать свое имущество на родине смогли 88,57% хозяйств, но средняя стоимость его равнялась лишь 125 рублям. В среднем несколько более зажиточными, чем немцы, по результатам ликвидации имущества оказались украинские переселен-цы. 80,97% их хозяйств удалось продать на родине свое имущество по 235 рублей на круг. Из этой суммы почти по 100 рублей было выручено ими за землю [12]. Немецкие и русские переселенцы такой возможности не имели. По существующему на то время законодательству общинники были ограничены в своих правах на надельную землю: при переселении они должны были безвозмездно передать ее в распоряжение общества [13]. Правда, многие немецкие семьи, в отличие от русских и украинцев, взяли с собой в Сибирь крупный скот - лошадей и коров.
   Подводя итог сравнительному анализу социально-экономического положения крестьян разных национальностей накануне их переселения в Омский уезд Акмолинской области, следует отметить как характерную особенность - достаточно высокий уровень социальной дифференциации у немецких переселенцев. На родине у поволжских немцев было значительно больше, чем у русских и украинских крестьян, крупных земледельческих хозяйств с пашней в 15-25 и более десятин земли. В то же время достаточно велика была доля (55,92%) безземельных и малоземельных колонистов. Таким образом, более половины переселявшихся в Сибирь немцев-колонистов из Поволжья мало чем в экономическом отношении отличались от основной массы русских и украинских переселенцев и не выделялись своим благосостоянием в общем переселенческом потоке. Для всех них Сибирь была страной, где они надеялись спастись от малоземелья и нищеты. Очевидно, не менее четверти немецких переселенцев, в первую очередь тех, кто не смог продать свое имущество, были объективно вообще не подготовлены к успешной колонизации. В Сибирь они направились, с одной стороны, от безысходности, а с другой, не желая терять связей со своей общиной и во многом полагаясь на жизненный опыт крупных хозяев.
   Как же сложилась их дальнейшая судьба? Материалы экспедиции по обследованию Степных областей позволяют выяснить, какие изменения произошли в демографическом и социально-экономическом положении немцев-колонистов после того, как они покинули родину и отправились в Сибирь.
   Путь в Сибирь к своим переселенческим участкам оказался для немцев более долгим и тяжелым. Немецкие переселенческие поселки в Александровской волости Омского уезда, и прежде всего - Александровка и Привальное, возникли во многом случайно. Отправляясь в Сибирь, немцы предполагали поселиться в других местах. Но на выбор мест их водворения значительное влияние оказали факторы субъективного характера. Это, прежде всего, естественное желание немцев поселиться в привычной им этноконфессиональной среде, а также различного рода ограничения, которые чинили им переселенческие чиновники.
   В результате многим немецким переселенцам прежде чем поселиться в Омском уезде пришлось пожить в местах временного водворения в Оренбургской, Тобольской и Томской губерниях, Семипалатинской области, занимаясь разными промыслами [14].
   Удельный вес немецких хозяйств, переводворявшихся с места на место, был равен 40,82% и в несколько раз превосходил аналогичные показатели у русских и украинцев. Но если последние предпочитали зарабатывать на жизнь земледелием и батрачеством, то немцы наряду с этим прибегали и к другим заработкам, например, на железной дороге. Тяготы переселения не могли не отразиться на демографическом составе переселенческих семей.

   Учитывая, что количество переселенческих семей у русских и украинцев, водворившихся в Омском уезде, было то же, что и в момент ухода с родины, а у немцев оно увеличилось, очевидно, за счет естественного деления, всего лишь на три семьи, бросается в глаза резкое сокращение их среднего состава у всех национальных групп. Наибольшие людские потери понесли немцы, у которых среднестатистическая семья сократилась почти на два человека. Существовавшие на родине демографические и экономические перспективы, связанные с лучшим обеспечением немецких хозяйств мужчинами, были сведены на нет низким естественным приростом. Если среднестатистическая русская семья потеряла в результате переселения 0,25, украинская - 0,48, то немецкая семья потеряла 0,91 мужчин.
   Но, понеся ощутимые демографические потери, немецкие переселенцы вместе с тем прибыли в Сибирь с большими суммами денег и привезли с собой больше скота. Это объяснялось тем, что они и в момент ухода с родины были лучше обеспечены скотом и деньгами, а кроме того, шире прибегали к промыслам до водворения в Омском уезде.

   Так, например, при сравнительно равном удельном весе семей, принесших в Сибирь деньги, русские семьи имели в среднем по 75,92 рубля, украинские - по 115,22 рубля, а немцы - по 159,58 рубля. Более половины немецких хозяйств при водворении в Сибирь имело и крупный скот - в среднем по 2,25 голов. У русских и украинских крестьян скот при водворении имело соответственно лишь 7,34 и 13,43% хозяйств, в среднем по 1,94 и 1,49 голов. Эти обстоятельства в известной степени выравнивали колонизационные возможности переселенцев разных национальных групп в годы становления их хозяйств в Сибири.

   Для того чтобы понять, как они их реализовали, мы вновь прибегнем к сравнительному анализу результатов жизнедеятельности немецких, русских и украинских переселенцев, опираясь на тот же источник. К моменту обследования новоселы прожили в Сибири от четырех до семи лет.
   Прежде всего следует отметить рост общего числа переселенческих семей, участвовавших в переписи. При этом у немцев процесс появления новых семей шел менее интенсивно, чем у русских и украинских переселенцев. Средний состав переселенческих семей во всех национальных группах увеличился по сравнению со временем прибытия их на переселенческие участки. И хотя он еще не достиг того уровня, какой отмечался на родине, из-за кратковременности проживания переселенцев в Сибири, но позитивные демографические тенденции явно были налицо. Наиболее заметно эти тенденции проявились у немецких переселенцев. После серьезных демографических потерь, выпавших на период миграций, они быстрее других национальных групп смогли восстановить свой демографический статус. Вновь среднестатистическая немецкая переселенческая семья стала самой многочисленной - 6,74 человека, и наиболее обеспеченной мужчинами - 3,55 человек.

   Такую демографическую ситуацию новосибирский историк В. А. Зверев справедливо объяснял сознательным стремлением крестьян предотвратить семейные разделы на местах своего нового поселения. "Новоселы не хотели делиться потому, - отмечает он, - что вместе, общими силами крупной семьи было легче вести расчистку участка для поселения и пашни, зарабатывать средства и осуществлять первоначальное обзаведение хозяйством" [19].
   Несмотря на то, что количество мужчин и женщин в немецких семьях было выше, чем в русских и украинских, среднестатистическая обеспеченность всех переселенческих семей работниками и работницами (мужчинами в возрасте 18 - 60 лет и женщинами в возрасте 16 - 55 лет) - наиболее важной составной частью экономического потенциала переселенцев - была приблизительно одинакова.
   По сравнению со своими соседями - русскими и украинскими переселенцами - немцы заметно выделялись более высоким уровнем грамотности. Если русские имели грамотных в своем составе 44,68%, а украинцы - 43,60% семей, то у немцев этот показатель был вдвое больше - 86,10% [20]. Объяснялось это, с одной стороны, значительно более широким распространением грамоты среди немецких женщин, а с другой стороны, большим количеством учащихся в немецких поселках по сравнению с русскими и украинскими. Дело в том, что у немцев обязательное школьное обучение было одним из условий успешной подготовки ребенка к конфирмации. К этому времени человек должен был уметь читать и понимать Библию. Поэтому организация обучения детей была одной из первостепенных задач переселенцев. По мнению И. В. Черказьяновой, "это стремление немцев было столь велико, что, невзирая на бедность, задолженность казне по возврату ссуд, деньги на содержание учителя находились" [21].
   Более высокий уровень грамотности у немцев предопределял у них и более высокий уровень общей культуры, что неизбежно должно было сказаться на результатах хозяйственной деятельности. В связи с этим важными, на наш взгляд, являются наблюдения одного из современников, характеризующие уровень мотивации, с которой прибыли в Сибирь представители разных национальных групп. Обследуя переселенческие поселки Омского уезда, А. М. Беркенгейм пытался выяснить запросы переселенцев с целью "установить смету расходов по обзаведению живым и мертвым инвентарем, необходимым, чтобы начать нормальное, по их мнению, хозяйство". В результате он пришел к выводу, что "вожделения нашего переселенца, за исключением немцев, ограничиваются мечтою быть сытым, обутым, одетым и уплатить все подати". Наименьшим "максимум желаний" оказался у выходцев из Северо-Западного края, несколько большим - у переселенцев из великорусских губерний, еще бoльшим - у украинцев и, наконец, значительно бoльшим - у немецких переселенцев. Если у первых смета на первоначальное обзаведение едва достигала 300 рублей, то немцы считали минимально необходимыми 700 рублей [22].
   Разница эта складывалась из тех традиционных затрат, к которым переселенцы привыкли на родине. Так, например, если русские переселенцы считали достаточным тратить в год на одежду и обувь семье из шести взрослых и трех детей 100 рублей, то немцы на такую же семью тратили 150 рублей. Первые считали достаточным кормить лошадей овсом только 90 дней в году, а вторые - 180 дней, при этом давая лошадям в день почти в два раза больше корма. К традиционным податям, которые были одинаковы у всех переселенцев, немцы добавляли еще по 25 рублей в год на содержание учителя и пастуха [23]. В полтора раза выше были запросы у немецких переселенцев и в отношении величины надела, который они считали для себя необходимым, - 75 десятин против 50 [24].
   Все это говорит о том, что, обладая бoльшими потребностями, немцы прибыли в Сибирь и с более высоким уровнем социально-экономической мотивации. Этот субъективный фактор был серьезным катализатором, усиливающим их колонизационные возможности по сравнению с другими переселенцами.
   Анализируя экономические результаты деятельности переселенцев, специалисты приходили к выводу, что "размеры и мощность переселенческого хозяйства в Сибири и Степном крае <...> могут быть отнесены к типу среднедостаточных, при которых переселенцы имеют возможность существовать безбедно и исправно выполнять государственные и местные денежные повинности" [25].
   Прожив в Сибири несколько лет, почти все переселенцы разных национальных групп обзавелись посевом. Сократился также в сравнении с положением на родине (см. табл. 4) удельный вес хозяйств, имевших до пяти десятин посева, а, следовательно, и пашни. Вместе с тем увеличилось число хозяйств, обеспеченных посевом, и тем более пашней в размере шесть - десять и более десятин. Наибольшие размеры посевов были отмечены в немецких поселках. Две трети немецких хозяйств имели шесть - десять и более десятин посева, что в 1,5 раза превышало аналогичный показатель у русских и украинцев. Что касается относительно крупных хозяйств, засевавших более десяти десятин земли, то их удельный вес у немцев был в два раза выше, чем у русских и украинцев. Важно при этом заметить, что обеспечивались землей все переселенцы по одинаковым нормам.

   В немецких поселках, как и в других, развитие капиталистических отношений только начиналось, но шло оно более интенсивно, чем у русских и украинцев. Достаточно хорошо это можно проследить на примере сдачи земли в аренду. Так, 20,08% немецких хозяйств сдавали в аренду казенную землю (для сравнения: у русских сдавали землю в аренду 3,19%, а у украинцев - 6,83% хозяйств). Вместе с тем арендовали пашню 29,34% немецких хозяйств (у русских - 6,38%, у украинцев - 4,97% хозяйств). Причем пятая часть немецких хозяйств, арендовавших землю, имела посев на надельной и арендованной земле более десяти десятин. По наблюдениям современников, переселенцы "арендуют не по недостатку своей земли, а с целью не истощать ее зря, пока кругом земли у киргизов бери, сколько хочешь, чуть не даром" [27]. Очевидно, что такие масштабы аренды объяснялись не только низким качеством земли и плохой обеспеченностью водой переселенческих участков, но и желанием расширить в своих хозяйствах товарное производство.
   Все национальные группы переселенцев в среднем увеличили в Сибири общее поголовье скота в своих хозяйствах. У русских крестьян на одно хозяйство в среднем приходилось 10,40 (на родине - 6,10), у украинцев - 12,62 (на родине - 5,20) и у немцев - 14,43 голов скота (на родине - 9,02). Около 90% переселенческих хозяйств имели в момент переписи сельскохозяйственный инвентарь: русские - по 2,43, украинцы - по 2,33 и немцы - по 2,59 единицы. Сельскохозяйственные машины имели 13,51% немецких, 6,83% украинских и 3,90% русских хозяйств.
   Подавляющее большинство переселенцев через четыре - семь лет жизни в Сибири имели свое жилье (у немцев это 98,46%). Но, если у русских преобладали деревянные дома (82,84%), у украинцев - землянки и деревянные дома (70,13% и 26,50%), то у немцев - землянки и саманные строения (80,23% и 17,83%) [28]. Популярность у немцев временных жилищ объяснялась их определенной жизненной позицией, суть которой заключалась в том, что в первые годы на новом месте приоритетными заботами колонистов были пашня, скот, хозяйство. Основываясь на личных наблюдениях, А. М. Беркенгейм так описывал отношение немцев к строительству жилья: "Немцы на избы и другие постройки тратят значительно меньше; по крайней мере, в тех семи немецких поселках, какие мы посетили в Омском уезде Акмолинской области, они выстроили себе саманные избы, поразившие, однако, нас своим изяществом и чистотой внутреннего убранства, с которым не сравнимы все те пятистенные избы, какие мы встречали у многих русских переселенцев и у коренных сибиряков. Одновременно с этими прекрасными саманными избами, немцы понастроили себе разные амбарчики, сарайчики, частью тоже из самана, частью же из хвороста, всякого хлама, сумев, однако, и этим импровизированным пристройкам придать солидный и опрятный вид.
   В то время как русский переселенец с постройки избы обыкновенно и начинает, немец, приходя на участок, начинает с пашни, кое-как размещаясь на первых порах в едва сколоченных шалашах. Приходя гораздо раньше, чем это обыкновенно делают русские переселенцы, он первым делом покупает скот, начинает пахать и, лишь обеспечив себе несколько десятин посева, начинает хлопотать об избе. Уже имея в своем распоряжении лошадей и быков, он со всем своим семейством берется теперь за работу по устройству семейного гнезда; очень часто несколько семейств принимаются за возведение одной такой избы, и только, когда она готова, сообща берутся за другую, третью и т. д. Таким образом, дело идет успешнее, дешевле и скорее" [29].
   Характеризуя социальную структуру переселенцев в Сибири, следует отметить, что в отечественной исторической литературе последних десятилетий бытовало мнение о том, что "социальная дифференциация переселенческих хозяйств в Сибири значительно возросла" [30]. Обосновывая тезис о "крахе" переселенческой политики царизма, его сторонники утверждали, что за средними цифрами, показывающими рост благосостояния переселенцев в Сибири, "скрывается разорение одних групп и значительное обогащение других, сравнительно немногочисленных групп дворов" [31].
   Однако анализируемые нами материалы обследования переселенческих хозяйств свидетельствуют о том, что общей тенденцией для всех национальных групп был переход из слоев менее обеспеченных в более обеспеченные. Это доказывает приведенная выше таблица, показывающая обеспеченность переселенцев в Сибири посевом. Подтверждают данный вывод и сведения об обеспеченности их рабочим скотом на родине и в Сибири. При этом важно заметить, что у немцев социальная структура стала значительно более однородной, чем на родине.
   Социальная мобильность крестьянства в Сибири была выше, чем в Европейской России, и являлась следствием влияния переселений и колонизации. Однако эти особенности, по мнению Л. М. Горюшкина, "не отрицали единые закономерности в формировании социальной структуры крестьянства Сибири и Европейской России, а лишь отражали различия в форме проявления этих закономерностей в отдельных районах страны" [32].

   Комбинированная группировка переселенческих хозяйств по двум основным экономическим показателям - обеспеченности посевом и рабочим скотом - позволила выделить три основных социальных слоя: низший, средний и высший, составлявших костяк социальной структуры переселенческого крестьянства [33]. При этом важно заметить, что капиталистические отношения в молодых переселенческих поселках только начинали зарождаться. Так, например, прибегали к найму рабочей силы лишь 2,07% от общего количества обследованных хозяйств. В свою очередь, нанимались в батраки представители лишь 1,92% хозяйств.
   Учитывая все это, к низшему слою (бедноте) мы отнесли хозяйства, не имевшие посева (таковых было крайне мало - менее одного процента), а также засевавшие до пяти десятин земли и имевшие до одной единицы рабочего скота. Основная масса этих хозяйств принадлежала семьям, не имевшим на родине земли, скота, инвентаря. За несколько лет в Сибири им удалось создать небольшие по размерам хозяйства и несколько улучшить свое экономическое положение. Но тем не менее оно оставалось очень шатким и сильно подверженным влиянию различных факторов.
   К среднему слою (середнякам) мы отнесли все хозяйства, засевавшие от шести до десяти десятин земли, а также хозяйства, засевавшие до пяти десятин земли, но имевшие две и более единицы скота; засевавшие от 11 до 20 десятин земли, но имевшие две и менее единицы скота. Это был наиболее многочисленный и неоднородный слой в социальной структуре переселенцев.

   Наконец, к высшему (зажиточному) слою мы отнесли все хозяйства, засевавшие от 21 до 40 и более десятин земли, а также хозяйства, засевавшие от 11 до 20 десятин земли, но имевшие три - пять и более единиц скота. Это были крепкие хозяйства, многие из которых стали таковыми уже в Сибири. Все они прибыли в Сибирь с высоким экономическим потенциалом и хорошими перспективами на дальнейший рост. Именно в недрах этого социального слоя и начинался генезис сельской буржуазии в переселенческой деревне.
   Анализ социальной структуры переселенческих хозяйств Омского уезда, а также экономического состояния отдельных ее слоев показывает, во-первых, что переселение в конце XIX - начале XX вв. имело положительные результаты для большинства оставшихся в Сибири крестьян во всех национальных группах. Эта тенденция, несмотря на наличие большого количества проблем в дореволюционной переселенческой политике, сохранилась и в годы "столыпинских" переселений, что подтверждается результатами современных исследований. Сибирская деревня была далека от "процветания", но польза переселений в Сибирь для многих крестьян являлась несомненной [34]. И, во-вторых, сравнительный анализ экономического состояния основных национальных переселенческих групп свидетельствует о том, что наибольших успехов в Сибири достигли немцы. Удельный вес хозяйств, отнесенных нами к высшему социальному слою (зажиточным), у немцев был в два с лишним раза выше, чем у русских и украинцев. В то же время доля низшего социального слоя (бедноты) у них была самой низкой - 14,79% , тогда как у русских - 30,22%, а у украинцев - 24,12%.
   Что же способствовало росту экономических достижений немцев в первые годы их жизни в Сибири? Рассмотрим этот вопрос подробнее, но с использованием уже другого, более позднего источника. Известно, что успех и масштабы крестьянской колонизации Сибири находились в прямой зависимости от средств и условий, необходимых для осуществления этой сложной задачи. Колонизация - это процесс заселения и хозяйственного освоения новых территорий; следовательно, колонизационные возможности переселенцев определялись степенью их приживаемости и масштабами хозяйства, т. е. конкретными результатами жизнедеятельности на новом месте.
   Вопрос о колонизационных возможностях переселенцев - один из основных в отечественной историографии проблемы крестьянской колонизации Сибири. Прямо или косвенно, его касались все авторы наиболее значительных исследований. Это объясняется не только теоретической, но и практической значимостью вопроса. В дореволюционной историографии представители официального направления старались особенно подчеркнуть роль правительственной политики в деле становления переселенческих хозяйств. В одном из официальных изданий прямо говорилось, что "правительственные мероприятия по организации правильных переселений и по содействию новоселам при их устройстве на новых местах являются одним из главных факторов, влияющих на экономическое благосостояние сибирских переселенцев". Тем не менее авторы книги вынуждены были все же признать решающее влияние в становлении переселенческих хозяйств демографического фактора (обеспеченности рабочей силой) и наличие "зависимости между размерами принесенных средств и достигнутым новоселами благосостоянием" [35].
   Наиболее авторитетные представители дореволюционной историографии проблемы крестьянской колонизации в России А. А. Исаев и А. А. Кауфман наряду с другими большое значение придавали так называемому "нравственному" фактору. "Было бы правильно, - писал А. А. Исаев, - не допускать к переселению пьяниц, крестьян, вовсе нерадивых и запустивших свое хозяйство. Этим людям особенно трудно устроиться на новом месте, требующем большого напряжения и телесных и нравственных сил; они легче всего становятся переселенцами-неудачниками" [36]. Он предлагал даже установить нравственный ценз, что, по его мнению, было бы некоторой "гарантией того, что переселенцы идут на новое место вполне трудоспособными" [37]. Ту же мысль мы находим и в одной из основных работ А. А. Кауфмана о колонизации: "...процвести и устроиться в колонии может только тот, кто действительно крепок телом и духом, кто способен энергично и целесообразно работать". Исследуя переселения в Сибирь в 90-х годах XIX вв., А. А. Кауфман пришел к выводу, что условия водворения того времени "...при наличности рабочей силы, трудолюбия и энергии, позволяли даже круглым беднякам достигнуть достаточного, а нередко - и завидного благосостояния" [38].
   В работах советских историков, как правило, особо отмечалась лишь роль экономических факторов. Крупнейший историк крестьянской колонизации Сибири Л. Ф. Скляров однозначно утверждал: "Все зависело, в первую очередь, от степени обеспеченности хозяйства новосела рабочими руками, скотом, инвентарем, деньгами, удобной для сельскохозяйственного труда землей, то есть от социально-экономических условий" [39]. Критикуя своих предшественников за внеклассовый подход в оценке колонизационных возможностей переселенцев, представители советской историографии упрекали их за излишнюю идеализацию личных качеств новоселов. Суть этой критики в упрощенном виде можно свести к следующей формуле: "Нет нерадивых и ленивых крестьян - это бедняки; нет трудолюбивых и рачительных хозяев - это кулаки". Соглашаясь с тем, что экономические факторы действительно играли существенную роль в становлении переселенческих хозяйств, хотелось бы отметить необходимость учета всего комплекса как объективных, так и субъективных факторов, влиявших на колонизационные возможности переселенцев. В противном случае нередко будет сложно объяснить, почему, прибыв в Сибирь с одинаковым экономическим потенциалом и попав в схожие природно-климатические условия, разные группы переселенцев добивались разных результатов.
   Анализ исследовательской литературы, а также использование корреляционного метода позволили нам определить круг факторов, влиявших на колонизационные возможности новоселов [40]. К их числу следует отнести как объективные (экономический потенциал переселенцев, продолжительность их проживания в Сибири, наличие или отсутствие заработков, природно-климатические условия и степень освоенности районов заселения), так и субъективные (переселенческая политика властей, отношение старожилов к переселенцам, наличие у последних определенного сельскохозяйственного опыта, трудолюбие и т. п.) факторы.
   Из этой массы факторов наиболее значимыми были: экономический потенциал, т. е. совокупность денежных и трудовых ресурсов; район водворения; продолжительность проживания в Сибири; правительственные ссуды. Вместе с тем нередко на первый план выдвигались, казалось бы, второстепенные факторы субъективного характера, которые в определенной конкретной ситуации приобретали существенное значение.
   Рассмотрим это на примере, воспользовавшись материалами обследования типичных переселенческих поселков, проведенного в Сибири в 1911 г. под руководством В. К. Кузнецова.

   Для выяснения колонизационных возможностей немецких переселенческих хозяйств на общеуездном фоне мы прибегли к анализу данных об экономическом состоянии лишь приписанного населения, переселившегося в Сибирь официально. Дело в том, что в Омский уезд в годы столыпинской аграрной реформы прибыло большое количество самовольных переселенцев, которые, оставаясь неприписанными, не наделялись землей и не получали ссуды.
   Сравнивая результаты хозяйственной деятельности немецких переселенцев с данными обо всех обследованных поселках Омского уезда, обнаруживаем, что по всем основным показателям среднее немецкое хозяйство на момент переписи оказалось значительно крупнее среднестатистического переселенческого хозяйства.
   Так, например, обеспеченность немецких хозяйств лошадьми составляла в среднем 5,58 единицы, в то время как по уезду этот показатель равнялся всего лишь 1,92; коровами - 8,07 и 6,02; мелким скотом - 16,38 и 5,42 соответственно. Почти в два раза среднее немецкое хозяйство превосходило среднестатистическое по размеру посева - 17,39 и 9,42. При этом следует помнить, что сведения о немецких хозяйствах были также учтены при расчете среднестатистических данных, а, следовательно, разница в результатах хозяйственной деятельности немцев и остальных переселенцев на самом деле была еще более впечатляющей.
   Приведенные выше факты свидетельствуют о том, что немцы обладали, очевидно, более высокими колонизационными возможностями, чем остальные переселенцы. Какие же факторы предопределили этот уровень их колонизационных возможностей? Ведь обеспеченность работниками (мужчинами в возрасте от 18 до 60 лет) у немцев была лишь незначительно выше среднестатистического показателя - 1,50 и 1,42. Денег немцы привезли с собой с родины в среднем по 77,59 рубля, тогда как по уезду средняя переселенческая семья привезла по 140,25 рублей. Уступали немецкие семьи и по размеру полученных от правительства денежных и хлебных ссуд: 70,53 - против 116,42 рублей и 10,49 - против 22,66 пудов. Правда, следует отметить, что немецкие хозяйства некоторое преимущество имели по количеству скота и инвентаря, привезенного с родины.
   Все это говорит о том, что немцы, переселившиеся в Акмолинскую область, прибыв в Сибирь с одинаковым, а возможно и меньшим, по сравнению с остальными переселенцами, экономическим потенциалом, поселившись в тех же, а чаще всего в худших природно-климатических условиях и получив меньшую от правительства помощь и поддержку, в конечном итоге достигли более весомых результатов. Безусловно, большое значение в данном случае имел временной фактор, так как три немецких поселения возникли раньше большинства обследованных поселков. Но объяснять успехи немецких колонистов в Сибири только этим фактором, на наш взгляд, вряд ли правильно. Отдельный анализ экономического состояния приписанных хозяйств поселка Пришиб и двух групп хуторов, возникших в одно время с большинством обследованных поселков, показал, что они по всем показателям (кроме количества жилых построек) оказались так же крупнее среднестатистического переселенческого хозяйства. Следовательно, напрашивается вывод, что на колонизационные возможности немцев немаловажное влияние оказывали факторы субъективного характера, их менталитет.
   Говоря о специфических чертах русской крестьянской ментальности, известный российский историк Л. В. Милов придавал большое значение в ее формировании сложным природно-климатическим условиям основной исторической территории России, диктовавшим необходимость громадных трудовых затрат на сельскохозяйственные работы. Следствием этого, по мнению Л. В. Милова, были "не только необычайное трудолюбие, проворотливость и проворность как важнейшие черты русского менталитета и характера", но и настроения "определенного скепсиса к собственным усилиям", формировавшиеся на протяжении многих столетий из-за отсутствия "значимой корреляции между мерой трудовых затрат и мерой получаемого урожая". Многие крестьяне в этих условиях были подвержены "чувству обреченности" и становились от этого отнюдь не проворней и трудолюбивее [42].
   Ментальность же немецких колонистов формировалась на основе протестантской этики, пронизанной духом предпринимательства. Что отличало немецких крестьян от поселившихся рядом русских переселенцев? Прежде всего, это более высокая социально-экономическая мотивация, с которой они прибыли в Сибирь. Она реализовалась в наиболее рациональном использовании трудовых и денежных ресурсов, основная часть которых на первых порах направлялась не на строительство дорогостоящего жилья, а на разработку пашни и увеличение поголовья скота. Психология хозяйственной деятельности немецких колонистов, основанная на протестантской этике, делала их целеустремленными и предприимчивыми. Большое значение, бесспорно, имел и так называемый "нравственный фактор", о котором писали А. А. Исаев и А. А. Кауфман. Этот фактор, субъективный по природе, "трудноуловимый", как писал в то время один из исследователей, в данном случае совершенно очевидно имел национальный оттенок и характеризовался такими личными качествами колонистов, как трудолюбие, бережливость, аккуратность, трезвость, высокий уровень трудовых навыков и т. д. Этот вывод неоднократно находил косвенное подтверждение и в многочисленных работах современников, изучавших экономическое положение переселенцев в Сибири и отмечавших более высокий уровень хозяйствования в немецких поселках [43].
   В годы столыпинской аграрной реформы началось массовое переселение немцев на Алтай. В течение нескольких лет здесь сформировался крупнейший в Сибири очаг немецкой крестьянской колонизации, не имевший себе равных ни по количеству возникших здесь колоний, ни по числу проживавших в них переселенцев. Таким образом, накануне Первой мировой войны в Сибири оформились два основных района немецкой крестьянской колонизации - Омский и Алтайский, в которых проживала подавляющая масса немецкой диаспоры.
   Проведенное в 1911 г. в Кулундинской степи обследование немецких переселенческих хозяйств под руководством В. Я. Нагнибеды отразило их экономическое состояние в самый начальный период становления, "когда напрягаются все силы, когда призываются на помощь весь запас умения, знаний, труда и бодрости духа и когда трудолюбие, культурность, предусмотрительность и общественная солидарность приносят, как никогда более, реальные результаты" [44]. К моменту обследования эти хозяйства просуществовали в Сибири не более трех-четырех лет, поэтому уровень их экономического развития был значительно ниже, чем у приписанных хозяйств немецких колоний Омского уезда, образованных в 90-х годах XIX в. Однако в данном случае нам важна общая характеристика демографического и социально-экономического состояния немецких колоний в двух основных районах немецкой крестьянской колонизации в Сибири - Омском и Алтайском. Для этого мы воспользуемся вполне сопоставимыми данными обследований, проведенными под руководством В. К. Кузнецова и В. Я. Нагнибеды. Для анализа нами были взяты поволостные данные о Новоромановской и Орловской волостях Барнаульского уезда Томской губернии, населенных немцами и меннонитами соответственно, и данные о немецких поселках и хуторах Александровской и Новинской волостях Омского уезда Акмолинской области.

   Характеризуя демографическую структуру семей колонистов, отметим характерный для переселенцев многочисленный размер семей и сохранение диспропорции полов. По мнению В. А. Зверева: "Усилия переселенцев в их демографическом поведении были направлены в основном на создание таких размеров семьи и такой ее внутренней структуры, которые позволили бы успешно приспособиться к природной и общественной ситуации на новых местах" [46]. Колонисты по этим показателям выделялись даже на фоне общей переселенческой массы населения. По среднему составу семьи и обеспеченности мужчинами хозяйства Новоромановской, а также Александровской и Новинской волостей превосходили средние показатели в своих районах, а хозяйства Орловской волости были близки к ним. С течением времени должна была произойти нормализация половой структуры у переселенцев и увеличиться доля женского населения.
   Обращает на себя внимание значительный удельный вес неприписанных переселенцев в Акмолинской области. Близость Транссибирской магистрали делало Омский уезд одним из наиболее привлекательных районов для самовольных переселенцев, в большом количестве прибывавших в Сибирь в годы столыпинской аграрной реформы. Чиновники озабочено констатировали, что в области широкое распространение получили арендные договоры, заключавшиеся без соблюдения установленных формальностей и на произвольные сроки, что увеличивало приток самовольных переселенцев [47].
   Как правило, они жили в переселенческих поселках в качестве арендаторов. Помимо арендной платы за землю самовольные переселенцы нередко облагались и другими сборами в пользу крестьянских обществ по месту жительства: за пастьбу скота, обучение детей грамоте и т. д. Ведя свое хозяйство и надеясь получить землю, они могли помногу лет оставаться неприписанными. Интересно отметить, что местная администрация считала самовольных переселенцев весьма желательным элементом для колонизации Акмолинской области, поскольку те "проявляют сильную волю и выдерживают тяжелые условия, живя среди водворившихся" [48]. Но тем не менее Акмолинская область по масштабам и темпам устройства самовольных переселенцев занимала одно из последних мест в Сибири [49].
   Особенно много неприписанных переселенцев было в немецких селениях Александровской и Новинской волостей Омского уезда, где они составляли 42,62%. Стремясь попасть в родную этноконфессиональную среду, немецкие переселенцы, прибывшие в Акмолинскую область самовольно, сконцентрировались именно в немецких переселенческих поселках. Большинство из них переселилось в Сибирь в годы столыпинской аграрной реформы.

   Среднее немецкое хозяйство в Александровской и Новинской волостях, как уже отмечалось выше, было крупнее среднестатистического хозяйства в лесостепном районе Акмолинской области. А вот в сравнении с немецкими хозяйствами более молодых поселков Новоромановской и Орловской волостей по некоторым показателям уступало им. Объяснялось это именно наличием большого количества неприписанных хозяйств в Омском уезде, которые значительно снижали средние показатели.
   Разделив в табл. 16 данные о приписанных и неприписанных переселенцах, мы видим, какая огромная разница существовала в их экономическом положении. Большинство неприписанных переселенцев не имело собственного жилья. Жить и содержать скот им приходилось в арендованных у односельчан постройках. Не имея права на получение надельной земли, они так же вынуждены были арендовать ее, как правило, у казны. Поэтому посевы неприписанных переселенцев были почти в пять раз меньше, чем у водворенных крестьян, и едва обеспечивали им пропитание и корм скоту. Находясь в положении временно проживающих в колониях и ожидая землеустройства, неприписанные переселенцы, безусловно, не могли обзавестись необходимым количеством инвентаря и скота. Если приписанные немецкие колонисты Александровской и Новинской волостей были самой зажиточной частью населения обследованных районов, то их односельчане из числа самовольных переселенцев были в большинстве случаев самыми бедными.
   Такое соседство неминуемо грозило социальными столкновениями. Вот как описывал эту ситуацию один из современников: "При наступлении холодов положение неприписанных переселенцев особенно ухудшилось. Отовсюду гонят, а куда идти? Земельных свободных участков близко нет, а для того, чтобы отправиться на юг Акмолинского уезда, где они имеются, денег нет. Положение безвыходное, и отношения между старопоселенцами и пришельцами сильно обостряются. Крестьянские начальники доносят, что если эти пришельцы не будут выселены мерами уездной полиции, то дело может кончиться худо, ибо "проявляется неуважение к чужой собственности". Такие вести идут пока из Омского уезда и особенно плохие из Александровской волости. Характерно еще то, что наиболее упорными при захвате чужой собственности являются наиболее сознательный элемент - немцы" [51].
   Но имели место и исключения. Так, например, выселок Красноярка был образован неприписанными переселенцами на арендованном церковном участке в 1909 г. В момент переписи в нем находилось десять хозяйств, имевших уже девять жилых и 25 хозяйственных построек, 56 земледельческих и 24 транспортных единиц инвентаря, 39 лошадей, 56 голов крупного рогатого скота и 80 десятин посева. Большинство же неприписанных переселенцев жили в переселенческих поселках, причем половина из них в самом крупном - Александровке [52].
   Наличие большого количества неприписанных переселенцев в немецких поселках Омского уезда делало социально-экономическую структуру их населения в момент переписи 1911 г. весьма полярной. С одной стороны, в поселках проживали переселенцы, прибывшие в Сибирь еще в конце XIX в. и сумевшие создать за это время весьма крепкие хозяйства. С другой стороны, в них осело за несколько последних лет почти такое же количество самовольных переселенцев, не имевших права на получение земли, правительственных ссуд, другой поддержки. Важно отметить, что это социальное расслоение не являлось следствием развития капиталистических отношений в переселенческой деревне, а было порождено издержками аграрной переселенческой политики правительства и местных властей в целом и по отношению к немецким переселенцам, в частности. Известно, что почти треть удобной земли, обрабатываемой переселенцами Западной Сибири, была арендной. Только в Акмолинской области с учетом земель Сибирского казачьего войска оброчные статьи составляли 1664 тыс. десятин [53]. Сдавая землю старожилам и приписанным переселенцам сверх надельной нормы, правительство вместе с тем не могло решить вопрос о землеустройстве самовольных переселенцев.
   Все же следует отметить, что представители местной администрации и Переселенческого управления немало делали для приобщения крестьянства к передовым методам хозяйствования. Так, в 1912 г. в немецкой колонии Сосновке, как и еще в двух селениях Акмолинской области, были организованы курсы показательного содержания скота в теплых помещениях и его кормление. В Сосновке у местных жителей на три недели было взято семь коров. В течение этого времени средний удой от одной коровы повысился с 2,7 фунтов до 12,2 фунтов, а затраты на производство пуда молока снизились с 2 рублей 25 копеек до 63 копеек. Поначалу сосновцы отнеслись с недоверием к этим опытам, но, увидев результаты, стали перенимать передовой опыт [54].
   Характеризуя социально-экономическую структуру отдельно взятых немецких приписанных хозяйств Омского уезда, отметим, что она стала по сравнению с началом века еще более однородной. Две третьих из них засевали уже более девяти десятин, еще четверть хозяйств засевала от трех до девяти десятин. Не имевших посева или засевавших до трех десятин было всего 8,45%. Для сравнения отметим, что в среднем по уезду таких хозяйств было в три раза больше, а хозяйств, засевавших более девяти десятин, почти в два раза меньше, чем у немцев.
   Все это свидетельствует о высокой степени однородности социально-экономической структуры немецких приписанных хозяйств Омского уезда, характеризовавшейся относительно высоким уровнем зажиточности. Об этом же, как и о развитости капиталистических отношений, говорят и данные об использовании приписанными переселенцами наемного труда. В Красноярке нанимали рабочих 71,70%, в Александровке - 62,31%, в Новинке - 45,24% приписанных хозяйств [55]. Рынок рабочей силы формировался в основном за счет самовольных переселенцев.

   Похожая картина начала складываться и на Алтае, где к 1911 г. уже 54,3% немецких хозяйств засевали свыше девяти десятин. Это в три раза больше, чем в среднем по Томской губернии. Но все же социально-экономическая дифференциация там была более выраженной, чем среди немецких приписанных хозяйств Омского уезда. Немецких хозяйств, без посева или засевавших до трех десятин, на Алтае было больше, а засевавших свыше девяти десятин меньше, чем в Омском уезде.

   Особых успехов в развитии земледелия - основном занятии в переселенческих поселках Кулундинской степи - достигли меннониты Орловской волости. Всего через несколько лет после водворения в Сибири они засевали в среднем по 14,16 десятин на хозяйство, тогда как в Новоромановской волости средний посев составлял 9,75 десятин. При этом меннониты уже в первые годы жизни в Сибири стремились разнообразить свои хозяйственные занятия. Одним из наиболее перспективных направлений деятельности являлась переработка сельскохозяйственной продукции. По данным переписи 1911 г., в Орловской волости имелось уже 13 мельниц, из них три - с двигателем. В Новоромановской волости было пять мельниц, из которых одна с двигателем. Если в Новоромановской волости один сепаратор приходился на 37 хозяйств, то в Орловской - менее чем на пять хозяйств [58].
   Причины зажиточности сибирских меннонитов крылись не только в их более высоком культурно-образовательном уровне и особом трудолюбии. Они и на родине жили, как правило, более зажиточно, чем остальная масса немцев-колонистов, а, следовательно, в Сибирь прибыли с более высоким экономическим потенциалом [59]. Кроме того, на становление меннонитских хозяйств большое влияние оказывала их этноконфессиональная корпоративность, проявлявшаяся в уже упоминавшейся выше ярко выраженной склонности к взаимовыручке. Меннонитские колонии, возникшие в Кулундинской степи, получали денежные ссуды из капиталов, хранящихся в материнских колониях в Гна-денфельдской и Гальбштадтской волостях Таврической губернии и Херсонской волости Екатеринославской губернии. По данным В. Я. Нагнибеды, из Таврической губернии меннониты могли получить беспроцентную ссуду до 450 рублей сроком на 19 лет. Помимо этого, многие переселенцы из Таврической губернии уже получили ссуды по 275 рублей на двор сроком на пять лет, из расчета 5% годовых. Меннониты, прибывшие из Екатеринославской губернии, получили по 118 рублей в качестве безвозвратного пособия и еще по 15 рублей с возвратом. Кроме того, в первый год жизни в Сибири они оттуда же получили по 50 рублей на обсеменение с условием вернуть эту суду зерном, которое должно было ссыпаться в хлебозапасный магазин их переселенческого общества в Сибири и использоваться ими же в случае неурожаев [60]. Безусловно, что эта продуманная, мудрая кредитная политика материнских меннонитских колоний имела огромное значение в период становления дочерних колоний в Сибири. Вообще в переселенческих поселках, в которых еще не успели сложиться и окрепнуть сельские общины, крестьянская взаимопомощь, по мнению исследователей, была редким явлением [61]. Меннониты же, в отличие от других переселенцев, по словам В. Я. Нагнибеды, могли "без страха смотреть в будущее, ибо они знают, что в нужде они всегда найдут себе поддержку, если не здесь, то на родине" [62]. Этот и другие подобные примеры были прекрасным воплощением в жизнь идей меннонитского братства и прежде всего такого морально-религиозного принципа, как "любовь к ближнему".
   В последующий после переписи 1911 г. период тенденции развития социально-экономической структуры населения немецких колоний Алтая были такими же, как и у приписанных немецких хозяйств Омского уезда. Анализ материалов сельскохозяйственной переписи 1917 г., проведенный В. Н. Шайдуровым, показал, что большинству немецких колонистов удалось "подняться на более высокую ступень "социальной лестницы" [63].
   Представители низшего и среднего социальных слоев перешли соответственно в средний и высший социальные слои. Причем этот процесс был характерен для всех немецких анклавов на Алтае. Так, например, в поселке Камышенском Подсосновской волости хозяйств колонистов, засевавших свыше десяти десятин, было 76,6%, в поселке Гохгеймском Златополинской волости - 54,6%, в поселке Орловском Успенской волости - 37,9%. Наиболее зажиточными среди колонистов были меннониты, у которых 83,4% хозяйств имели посевы свыше десяти десятин [64]. Л. В. Малиновский, анализируя материалы сельскохозяйственной переписи 1917 г., объясняет их зажиточность более высоким уровнем развития капиталистических отношений в меннонитской деревне.

   В омских колониях к 1917 г. удельный вес неприписанных переселенцев по-прежнему оставался очень высоким. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы сельскохозяйственной переписи 1917 г. по Новинской волости Омского уезда зафиксировали в шести немецких колониях - Новинке, Привальном, Поповке, Мирной Долине, Звонарев Куте и Сосновке - 37,07% неприписанных крестьянских хозяйств.

   К самовольным "столыпинским" переселенцам добавились еще и беженцы периода Первой мировой войны. Несмотря на запрет правительством переселений в эти годы, поток беженцев в Сибирь нарастал. Только в октябре 1915 г. на регистрационном пункте в Челябинске их численность превысила 105 тыс. человек. Причем дети до 15 лет среди беженцев составляли почти половину. К 1917 г. в Акмолинской области насчитывалось 21,9 тыс. беженцев [67].
   Война неизбежно оказывала негативное влияние на развитие сельского хозяйства Сибири. Немецкие колонии, выделявшиеся среди других переселенческих поселков своим благосостоянием, также ощутили это влияние на себе. Сокращение поголовья скота и исправного инвентаря было обычным явлением [68]. Вместе с тем обращает на себя внимание последовательный рост посевных площадей в немецких хозяйствах, в том числе и в неприписанных. В результате у них понизилась обеспеченность тягловой силой. Если в 1911 г. в немецких хозяйствах Омского уезда на одну рабочую лошадь приходилось 2,96 десятин посева, то в 1917 г. - 4,12 десятин.
   Завершая рассмотрение вопроса о социально-экономическом развитии немецких колоний Сибири в конце XIX - начале XX вв., приходим к выводу, что анализ статистических материалов, проведенный нами, позволяет говорить о том, что немцы внесли значительный вклад в хозяйственное освоение региона. В Сибири они смогли улучшить свое экономическое благосостояние. Хозяйства немцев были не только более зажиточными, чем те, которые они оставили в районах выхода, но и выгодно отличались от хозяйств других переселенцев.
   Следует отметить и такой немаловажный факт. По данным советских историков, в конце XIX - начале XX вв. в сибирской деревне социальная структура изменялась в сторону выделения сельского пролетариата и сельской буржуазии. При этом отмечалось, что наиболее быстро выделение сельской буржуазии шло в старожильческих селах и казачьих станицах, а сельского пролетариата - в переселенческих поселках [69]. В отличие от этого, в немецких колониях Сибири, основанных на переселенческих участках, накануне Первой мировой войны ведущей социальной тенденцией был процесс формирования сельской буржуазии.
   Это происходило благодаря более высокому уровню социально-экономической мотивации, с которой колонисты пришли в Сибирь. Большое значение имели и другие факторы, в том числе и субъективные. Колонисты отличались высоким уровнем образования, трудолюбием, рационализмом, взаимовыруч-кой, трезвостью. Все это усиливало их колонизационные возможности и давало преимущества перед другими переселенцами.

назад

дальше

  [1]  Юферев В. Указ. соч. - С. 290.
  [2]  Там же. - С. 291.
  [3]  Составлена по: Юферев В. Указ. соч.- С. 288.
  [4]  Юферев В. Указ. соч. - С. 295.
  [5]  Там же. - С. 293.
  [6]  Шайдуров В. Н. Формирование и социально-экономическое развитие немецкой диаспоры на Алтае... - С. 91-92.
  [7]  Там же. - С. 123.
  [8]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 112. Расчеты наши.
  [9]  Составлена по: Там же. - С. 113. Расчеты наши.
  [10]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 113. Расчеты наши.
  [11]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 112-116. Расчеты наши.
  [12]  Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 116. Расчеты наши.
  [13]  Введенский И. Переселение и аграрный вопрос // Вопросы колонизации. - 1909. - № 5. - С. 5.
  [14]  Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - Дополнительные сведения о переселенческих поселках. - С. 8; Приложения к всеподданнейшему отчету статс-секретаря Куломзина... - С. 147-148.
  [15]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 116-117. Расчеты наши.
  [16]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 118. Расчеты наши.
  [17]  Составлена по: Там же. - С. 118-119. Расчеты наши.
  [18]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 120. Расчеты наши.
  [19]  Зверев В.А. Особенности демографического поведения крестьян-новоселов в Сибири (конец XIX - начало XX в.) // Социально-демографическое развитие сибирской деревни в досоветский период. - Новосибирск, 1987. - С. 68-69.
  [20]  Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 121. Расчеты наши.
  [21]  Черказьянова И.В. Немецкая дореволюционная школа Сибири: возникновение и проблемы развития // Немцы. Россия. Сибирь. - Омск, 1997. - С. 99; Она же. Влияние переселенческих процессов на становление немецкой школы в Сибири // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект. - М., 1998. - С. 149.
  [22]  Беркенгейм А. М. Переселенческое дело в Сибири. (По личным наблюдениям и официальным данным). - М.,1902. - С. 34.
  [23]  Там же. - С. 38-39.
  [24]  Там же. - С. 44-45.
  [25]  Кузнецов В. Экономические результаты переселения в Сибирь и Степной край // Вопросы колонизации. - 1907. - № 2. - С. 77.
  [26]  Составлена по: Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 122. Расчеты наши.
  [27]  Кузнецов В. К вопросу об экономическом положении переселенцев в Сибири и Степном крае // Вопросы колонизации. - 1908. - № 3. - С. 141.
  [28]  Материалы по переселенческому хозяйству в Степной и Тургайской областях... - С. 123-125. Расчеты наши.
  [29]  Беркенгейм А.М. Указ. соч. - С. 34.
  [30]  Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. - Новосибирск, 1983. - С. 238.
  [31]  Там же.
  [32]  Горюшкин Л. М. Аграрные отношения в Сибири периода империализма (1900-1917 гг.). - Новосибирск, 1976. - С. 211.
  [33]  Горюшкин Л. М. Аграрные отношения в Сибири периода империализма... - С. 190.
  [34]  См. об этом: Резун Д.Я., Шиловский М.В. Указ. соч. - С. 111-112.
  [35]  Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом. - СПб., 1900. - С. 356-359.
  [36]  Исаев А. А. Переселения в русском народном хозяйстве. - СПб., 1891. - С. 170-171.
  [37]  Там же.
  [38]  Кауфман А. А. Переселение и колонизация. - СПб., 1905. - С. 303, 319.
  [39]  Скляров Л. Ф. Указ. соч. - С. 384.
  [40]  См. об этом подробнее: Вибе П. П. Факторы, определявшие колонизационные возможности переселенцев Сибири в эпоху капитализма (историография вопроса) // Проблемы источниковедения и историографии Сибири дооктябрьского периода. - Омск, 1990. - С. 78-95.
  [41]  Составлена по: Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Сибири... - Вып. III, табл. III. - С. 14-25, 152-157. Расчеты наши.
  [42]  Милов Л. В. Указ. соч. - С. 53.
  [43]  См., например: Морозов А. Указ. соч. - С. 14; Вощинин В. На сибирском просторе: картины переселения. - Спб., 1912. - С. 51; Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии... - С. 185; "По новым местам": Переселение в Сибирь в 1913 году, впечатления и заметки по поездке в заселяемые районы Сибири Члена государственной Думы А. Л. Трегубова. - СПб., 1913. - С. 36-37 и др.
  [44]  Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии. - Томск, 1913. - Вып. 1. - С. 185.
  [45]  Составлена по: Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии... - С. 2-9, 26-29; Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Сибири... - Вып. III. - С.14, 20, 152, 157. Расчеты наши.
  [46]  Зверев В.А. Особенности демографического поведения крестьян-новоселов в Сибири... - С. 76.
  [47]  Обзор Акмолинской области за 1909 год. - Омск, 1910. - С. 13.
  [48]  Обзор Акмолинской области за 1910 год. - Омск, 1911. - С. 27.
  [49]  Обзор Акмолинской области за 1909 год. - Омск, 1910. - С. 10.
  [50]  Составлена по: Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии... - С. 2-9; 26-29; Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Сибири... - Вып. III. - С. 14-25, 152-157. Расчеты наши.
  [51]  Н. С. Хроника сельскохозяйственной жизни Сибири // Сибирские вопросы. - 1907. - № 1. - С. 91.
  [52]  Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Сибири... - С. 14-17.
  [53]  Горюшкин Л. М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков (конец XIX - начало XX). - Новосибирск, 1967. - С. 130.
  [54]  Бетхер А. Р., Сигутов П. Т. Азовский немецкий национальный район. - Омск, 2003. - С. 143.
  [55]  Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Сибири... - С. 14, 20, 152. Расчеты наши.
  [56]  Составлена по: Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии. - С. 14, 20, 152. Расчеты наши.
  [57]  Составлена по: Там же. - С. 150, 211. Расчеты наши.
  [58]  Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии... - С. 3, 7. Расчеты наши.
  [59]  Шайдуров В. Н. Формирование и социально-экономическое развитие немецкой диаспоры на Алтае... - С. 183, 186.
  [60]  Нагнибеда В. Я. Указ. соч. - С. 170.
  [61]  Крестьянство Сибири в эпоху капитализма... - С. 250.
  [62]  Там же. - С. 171.
  [63]  Шайдуров В. Н. Формирование и социально-экономическое развитие немецкой диаспоры на Алтае... - С. 92.
  [64]  Там же. - С. 92-93, 124-127.
  [65]  Составлена по: Малиновский Л. В. Сельское хозяйство западных национальных меньшинств в Сибири... - С. 204. Автор использовал поселенные карточки сельскохозяйственной переписи 1917 г. по пяти немецким деревням Подсосновской и Ореховской волостей. Отдельно выделены данные по 56 хозяйствам Ореховской волости, большая часть которых была меннонитскими.
  [66]  Составлена по: Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Д-146. Оп. 1. Д. 153. Л. 1-19 об. Расчеты наши.
  [67]  Крестьянство Сибири в эпоху капитализма... - С.249.
  [68]  Там же. - С. 251.
  [69]  Там же. - С. 199-200.