Новости
Источники
Исследования
О проекте
Ссылки
@ Почта
Введение
Глава 1. Детство и юность. 1835-1852.
Глава 2. Мужание. 1852-1859.
Глава 3. Университеты. 1859-1862.
Глава 4. Сибирь. 1862-1865.
Глава 5. Следствие. 1865-1868.
Глава 6. Каторга и ссылка. 1868-1874.
Глава 7. Центральная Азия. 1874-1880.
Глава 8. Китай. 1881-1893.
Глава 9. Одиночество. 1894-1904.
Глава 10. "Сибирский дедушка". 1905-1916.
Глава 11. В вихре социального катаклизма. 1917-1920.
Заключение
Список сокращений
|
Глава 1. Детство и юность (1835-1852).
Григорий Николаевич Потанин родился 22 сентября (4 октября нового стиля) 1835 г. в поселке Ямышевском, расположенном в 50 км от города Павлодара вверх по течению Иртыша. Собственно Павлодара тогда еще не было, а на его месте находилась станица Коряковского Сибирского казачьего войска. Поселок относился к числу первых русских укрепленных поселений в Южном Прииртышье, основанном в 1715 г. экспедицией подполковника И. Д. Бухольца. Ко времени рождения нашего героя в населенном пункте проживало 300 человек, имелась каменная Богословская церковь, в метрической книге которой в сентябре 1835 г. была сделана следующая запись: "Двадцать второго числа Баян-Аульского округа отрядного начальника есаула Николая Ильина Потанина и законной жены его Варвары Федоровны родился сын Григорий" [1].
В принципе местом его рождения могла стать любая другая станица или поселок Иртышской укрепленной линии протянувшейся по реке от Омска до Усть-Каменогорска или Баян-Аул, где его отец командовал казачьим отрядом при окружном приказе Баян-Аульского округа Омской области. Может, поэтому Потанин редко вспоминал место, где он появился на свет.
Появление казачьего рода Потаниных здесь связано с перенесением укрепленной границы в Сибири на юг по мере заселения и колонизации лесостепной зоны Западной Сибири. В начале XVIII в. началось сооружение Иртышской оборонительной линии, одним из звеньев которой стала Ямышевская крепость. Цепь военных поселений ограждала от вторжения кочевников и прежде всего джунгар (западных монголов), вторгшихся в 40-е гг. XVIII в. в казахские степи через Семиречье. В Омске замыкалась и Ново-Ишимская (Пресногорьковская) линия укреплений, протянувшаяся на запад до Оренбурга вдоль горько-соленых Камышловских озер.
В укрепленные пункты линий переводятся городовые казаки из Тюмени, Тобольска, Тары, утративших к тому времени свое значение как военно-опорные пункты России на востоке. В 1746 г. предок нашего героя вместе с группой казаков был переведен для службы в Ямышевскую крепость из Тюмени [2]. Его сын (дед Григория Николаевича) Илья прижился на Пресногорьковской линии, дослужился до офицерского звания сотника, завел многочисленные табуны лошадей и отары овец. Причину столь быстрого обогащения деда можно объяснить рядом факторов. Прежде всего спецификой экономического уклада казаков, которые заселяя фронтирную зону и неся на ней военно-пограничную службу, наделялись значительными земельными угодьями, пастбищами, покосами, участками для рыбной ловли на Иртыше. Во-вторых, обогащение шло за счет эксплуатации коренного населения. Казахи и калмыки охотно меняли на железные изделия, домашнюю утварь и хлеб лошадей, скот, а заодно продавали "в разбое похищенных женок и детишек мужского и женского пола", иногда и своих единоверцев. Поэтому невольничий труд широко использовался в хозяйствах купцов, чиновников и офицеров на юге Западной Сибири.
О том насколько здесь процветала работорговля можно судить по тому факту, что когда в 1828 г. появился указ, разрешающий российским подданным "свободных состояний" покупать или выменивать киргизских (казахских) детей и использовать их до 25-летнего возраста в домашнем хозяйстве, а затем освобождать, казачьи офицеры и омские чиновники пытались его опротестовать. Они подали прошение, в котором указывали, что "при новом порядке им уже невозможно покупать киргизских детей и делать затраты на их содержание" и ходатайствовали об оставлении у них невольников после достижения 25-летнего возраста [3].
Использование невольничьего труда, несмотря на полное запрещение рабства, имело распространение еще в 30-40-е гг. XIX в. У отца Потанина в доме в качестве прислуги жили две казашки, купленные еще дедом. Обогащению его способствовало и офицерское звание, позволяющее эксплуатировать рядовых казаков, а также присваивать большую часть трофеев, получаемых во время походов "по замирению" казахских биев и султанов и представляющих заурядных грабеж "инородцев". О том, что взаимоотношения казаков и казахов складывались и таким образом свидетельствуют наблюдения В. И. Даля, в течение семи лет (1833-1840) наблюдавшего за жизнью и нравами Уральского казачьего войска [4].
Одним из сыновей Ильи и был отец нашего героя Николай Ильич, родившийся в 1801 г. в редуте Островном на территории современной Северо-Казахстанской области. Он представлял незаурядную личность, оставившую след не только как отец знаменитого ученого, но и как один из первых русских путешественников, проникших в Среднюю Азию. Николай Ильич окончил в 1822 г. Омское войсковое училище и был выпущен хорунжим в казачьи части Иртышской линии. В наследство ему досталось часть многочисленных табунов и отар отца, которые год от года увеличивались. Грамотный, сообразительный и расторопный офицер, хорошо знающий прилегающую к Иртышу степь, язык и обычаи кочевников был замечен начальством. В 1829 г. его назначили начальником почетного конвоя, сопровождавшего посольство кокандского хана, возвращавшегося из Петербурга домой. От Семипалатинска до Коканда, через пустыню Бетпак-Дала, Голодную степь пролегал путь каравана. Посетив Чимкент, Ташкент и Ходжент, казак-исследователь вместе с посольством прибыл в Коканд. Он оставил интересное описание пути и столицы ханства.
В 1829 г., по свидетельству Н. И. Потанина, в ней проживало 15 тыс. человек. В городе насчитывалось более сотни мечетей, шесть базаров, четыре караван-сарая. Сам дворец-замок хана был окружен высокой глинобитной стеной с пушками, не имеющими, правда, даже лафетов. Промышленность Коканда была представлена бумажной фабрикой и пороховым заводом.
Н. И. Потанин собрал сведения о Ташкенте. В течение всего похода он производил маршрутную съемку местности и вел дневник, в котором тщательно фиксировал пройденный путь, наиболее приметные природные объекты, приводил сведения о Кокандском ханстве (границы, климат, занятия жителей, состояние вооруженных сил, судопроизводство, финансы, меры веса и т.п.) [5]. Впоследствии маршрут хорунжего и собранные им сведения использовались при составлении планов продвижения русских войск в Казахстан и Среднюю Азию [6]. Сам Николай Ильич в том же 1829 г. возвратился в форпост Семиярский, а составленные молодым офицером "Записки о Кокандском ханстве" привлекли внимание ученых, читающей публики и неоднократно переиздавались [7].
Путешествие Н. И. Потанина получило высокую оценку ученых-географов [8]. Им были собраны ценные и точные сведения о Кокандском ханстве. Кроме того Николай Ильич первым из европейцев установил, что река Чу не вытекает из озера Иссык-Куль и тем самым уточнил картографические данные по Средней Азии и Казахстану [9].
По возвращению Н. И. Потанин вел обычную для казачьего офицера жизнь: служба, разъезды, походы по замирению казахских аулов и т.д. В 1834 г. в чине есаула он назначается начальником Баян-Аульского округа Омской области. Это был почетный и ответственный пост. Упразднив ханскую власть в Среднем и Младшем жузах, в 1823 г. царское правительство образует Омскую область, состоявшую из внутренних (Омский, Петропавловский, Семипалатинский, Усть-Каменогорский) и семи внешних (Кокчетавский, Каркаралинский, Акмолинский и др.) округов, населенных преимущественно казахами. Внешние округа имели только северную границу. Аулы объединялись в волости, а последние - в округа. Окружное управление (приказ или "диван") возглавлял старший султан, осуществлявший управленческие функции с помощью четырех заседателей: двух от русских и двух от казахов. Заседатели от аборигенов выбирались ими, но утверждались царской администрацией. В каждый из округов назначался для надзора за деятельностью султанов русский офицер, пользовавшийся фактически неограниченными правами. Одним из таких начальников и стал Николай Ильич. В том же 1834 г. в его судьбе произошла еще одна важная перемена. Он женился на дочери офицера-артиллериста, дворянке Варваре Федоровне Труновой и в следующем году отвез ее рожать к тестю в Ямышево, где и появился на свет Григорий Николаевич.
О его матери практически ничего не известно, поскольку она умерла, когда сыну не исполнилось и пяти лет. Сохранились лишь сведения, что родители Варвары Федоровны были выходцами из Европейской России, мелкопоместными дворянами и впоследствии в 1860 г., будучи студентом, Г. Н. Потанин ездил в Рязанскую губернию в имение дяди по материнской линии Трунова.
После рождения сына на семью Николая Потанина обрушились несчастья. Глава ее долгое время находился под следствием, о причинах которого Григорий Николаевич рассказывал следующее: "У моего отца был любимец-казак, к которому он относился пристрастно. Многие проступки против дисциплины сходили этому казаку безнаказанно. Однажды будто бы этот любимец отца самовольно взял пехотное ружье, стоявшее в сошках перед палатками пехотных солдат, и ушел с ним на охоту. Там он, будто бы опустил дуло в воду, выстрелил - и ствол ружья был попорчен. Начальник пехоты арестовал казака и, не доложив начальнику отряда,- наказал его. Мой отец рассердился, арестовал часового, который позволил взять ружье из сошки, и тоже наказал. Вышла грубая сцена на открытом воздухе. После перебранки начальники перешли к ручному действию; казаки и пехотинцы бросились защищать своих начальников; кончилось междуусобием" [10].
Пока шло следствие, отец истратил все табуны и стада, чтобы добиться смягчения своей участи, но без успеха и окончательно разорился. В конце концов его разжаловали в рядовые казаки и лишь при вступлении на престол Александра II в 1856 г. Николай Ильич получил звание хорунжего. Пока он находился в тюрьме, в 1840 г. умерла жена. Воспитанием мальчика первоначально занималась его двоюродная сестра, младшая дочь тетки. Затем, окончательно обеднев, отец отвез сына к брату Дмитрию Ильичу в станицу Семиярскую, где он командовал казачьим полком и владел лошадиными табунами в 10 тыс. голов [11].
Дядя принял деятельное участие в судьбе племянника. Он подыскал ему учителя, научившего читать и писать, а поскольку детских книг в доме не было, то совершенствоваться в чтении Грише пришлось осваивая наставление по фортификации, естественно ничего не понимая из прочитанного. Но дядя через два года умер и Николай Ильич забрал сына к себе в станицу Пресновскую (ныне с. Пресновка, районный центр Северо-Казахстанской области). Здесь он прожил вплоть до поступления в кадетский корпус.
Участие в судьбе мальчика приняла семья командира казачьей бригады, штаб которой находился в Пресновке, полковника Эллизена. Ее глава хорошо знал Николая Ильича, уважал и доверял ему, в частности поручив наблюдение за строительством станичной церкви. Гриша был взят в дом Эллизен и там воспитывался вместе с их детьми, бывая у отца по субботам и воскресениям. Специально нанятый преподаватель учил ребят русскому языку, арифметике, географии. В доме бригадного командира имелась богатая библиотека и в восьмилетнем возрасте Григорий Николаевич прочитал "Робинзона Крузо" Д. Дефо. В целом он получил неплохое первоначальное образование, что впоследствии успешно позволило овладеть довольно сложной программой обучения в кадетском корпусе. Вместе с тем рассказы отца, родственников, частые поездки к ним в станицы, книги из библиотеки Эллизен способствовали формированию у Потанина интереса к литературе, путешествиям. Жизнь бок о бок с казахами позволила ему научиться довольно бегло говорить на их языке, побудила стремление познать их обычаи, обряды, культуру.
Детство у Гриши закончилось сравнительно рано. После отъезда семьи Эллизен из Пресновки, в конце лета 1846 г. отец отвез его учиться в Омское войсковое училище, преобразованное в 1848 г. в кадетский корпус. Учеба Григория Николаевича началась в период разгула николаевской реакции. Омск, к тому времени ставший военно-административным центром Западной Сибири, ощущал ее воздействие с наибольшей силой. Проживавший тогда в городе будущий писатель Н. И. Наумов с горечью суммировал свои детские впечатления: "Дом наш в Омске выходил окнами на площадь перед крепостным валом. Летом обыкновенно с четырех утра на этой площади производили учение солдатам... и тут же секли их розгами, и палками, и шомполами от ружей. Далеко разносились крики истязуемых жертв. На этой же площади гоняли сквозь строй и солдат, и преступников. Я и теперь (1888 г.- М. Ш.) без содрогания не могу вспоминать этих сцен" [12]. Все это наблюдал и кадет Потанин во время учебы. "Омск кажется постоянно укрепленным лагерем Сибири или поселением, ибо жителей здесь, кроме военных и служащих по другим ведомствам, иных почти нет,- отмечал в путевом дневнике И. Белов.- Этот город вообще имеет вид пустынный... Нередко среди улиц самого города во время непогоды гибнет не только домашний скот, но жертвою делаются люди" [13]. Как видим описания путешественника совпадают с впечатлениями, полученными от пребывания здесь (1850-1854) во время отбывания срока каторжных работ великим русским писателем Ф. М. Достоевским, увековечившим Омск в "Записках из мертвого дома".
Приятное исключение на этом фоне представлял Омский кадетским корпус. Это было среднее военно-учебное заведение, готовящее младших офицеров для пехотных и казачьих частей Западной Сибири. Внешне оно ничем не отличалось от подобного рода учреждений, жизнь которых хорошо описана А. И. Куприным и Н. С. Лесковым. С другой стороны, при организации корпуса в нем была собрана группа талантливых педагогов, высокообразованных людей, таких как инспектор классов, преподаватель математики И. В. Ждан-Пушкин, литератор и востоковед Н. Ф. Костылецкий, последователь В. Г. Белинского, знакомивший воспитанников с его критическими статьями. Историк Г. В. Гонсевский рассказывал своим питомцам о Великой французской революции, знакомил с основами конституционного права в Западной Европе. Учитель рисования В. И. Померанцев много делал прививая кадетам чувство прекрасного. Законоучитель А. И. Сулоцкий на своих уроках позволял себе рассуждать о том, что Николай I был простым кирасирским полковником до совершения над ним обряда венчание на царство. Стараниями этих людей в корпусе создается приличная для своего времени библиотека в 5 тыс. томов. Все в совокупности производило неизгладимое впечатление на воспитанников. "У Гонсевского и отца Сулоцкого,- отмечал Потанин, - мы учились думать, у Костылецкого - жить" [14].
"Удивительным учебным заведением был Сибирский кадетский корпус,- восклицает С. И. Бегалин ! - С одной стороны - как будто предполагалось широкое образование: история, география, литература, восточные и европейские языки, страноведение, математика, начертательная геометрия, архитектура, топографическое черчение, военные дисциплины, да еще танцы, пение, гимнастика, фехтование, верховая езда... А с другой стороны - все благие начинания уничтожались убожеством программ и пособий "высочайше рекомендованных" к изучению в специальных военных заведениях. Казалось бы, что тут можно сделать? Однако в корпусе подобрались необыкновенные люди, блестящее созвездие преподавателей" [15].
В такой обстановке Григорий Николаевич провел шесть лет. Учеба давалась ему сравнительно легко, особый интерес проявлялся к географии, истории, топографии, иностранным языкам. В корпусе он быстро сошелся с товарищами, узы крепкой дружбы связали его с сыном казахского султана Чоканом Валихановым, ставшим кадетом на год позже Григория. В библиотеке он перечитал все книги посвященные путешествиям, среди которых выделял "Путешествия Палласа" и "Дневниковые записки" П. И. Рычкова.
В кадетском корпусе столкнулся и с таким явлением как социальное неравенство. Все воспитанники делились на "роту", личный состав которой комплектовался из детей пехотных офицеров и чиновников и "эскадрон", в который принимались дети казаков. Первые готовились к карьере пехотных офицеров, вторые - казачьих. Состав "эскадрона" был более демократичен - преимущественно сыновья казачьих офицеров, рядовых станичников, купцов, ремесленников. Среди них практически не было выходцев из дворян, прослойка которых была довольно значительной в "роте". Различной была и программа обучения. Будущим пехотным офицерам преподавали такие дисциплины, как фортификация, инженерное искусство, штабная служба и т.д., которых не было в программе подготовки казаков. Формально считалось, что кавалерийским начальникам они просто не нужны. Фактически им не доверяли, недаром только в "эскадрон" принимали детей туземной знати - казахов, татар, калмыков. Все это порождало элемент соперничества "роты" и "эскадрона", приводивший иногда к открытым столкновениям.
В корпусе Г. Н. Потанин получил неплохое классическое образование, отличную начальную подготовку в области естественных наук, позволившую ему спустя семь лет поступить и учиться в университете. Он возмужал, заметно окреп физически, приобрел знакомства в среде кадет, выходцев практически изо всех станиц Сибирского казачьего войска. В тоже время его мировоззрение базировалось на идеологии "официальной народности". Формулируя ее, граф С. С. Уваров подчеркивал в 1843 г.: "Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия... Спасительное убеждение, если Россия живет и охраняется духом самодержавия сильного, человеколюбивого, просвещенного - должно проникать в народное воспитание и с ним развиваться" [16]. Как признавался позднее Потанин: "Преподаватель истории в кадетском корпусе внушил нам глубокое уважение к Петру I, но вместе с другими своими товарищами, я никого так не любил из русских государей, как Николая". В другом месте своих "Воспоминаний" он замечает: "Я благоволел перед императором Николаем I, в котором видел второго Петра I и поборника прогресса и европейских идей о политической свободе" [17].
Как видим знакомство с отечественной историей в корпусе способствовало привитию верноподданнических идей. В этом нет ничего удивительного, поскольку официальная пропаганда по всей стране систематически внушала народу идею повиновения мудрому, всевидящему и всезнающему монарху. Через увлечение и обожание Николаем I прошли в свое время многие. Н. В. Шелгунов, например, следующим образом описывает то впечатление, которое произвела смерть императора: "Женщины плакали. Для женщин, да и не для них одних, Николай был легендарным героем, коронованным рыцарем, истинным представителем недосягаемого царственного величия, цельным, последовательным человеком, характером и властелином, поднявшим царское достоинство и обаяние власти до высоты, дальше которой начинается уже только божественное величие" [18].
С таким багажом в 1852 году 17-ти летний Г. Н. Потанин выпускается из корпуса в чине хорунжего и направляется для прохождения службы в 8-й казачий полк, штаб которого находился в Семипалатинске.
[1] Записки Зап.- Сиб. отдела РГО. Омск, 1916. Т. 38. С. 284.
[2] ГАТюмО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 2127. Л. 51.
[3] Щеглов И. В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. Иркутск, 1883. С. 372.
[4] Даль В. И. Уральский казак (1842) // Даль В. И. Повести, рассказы, очерки, сказки. М., 1961.
[5] Обзор русских путешествий и экспедиций в Среднюю Азию. Ташкент, 1955. Ч. 1. С. 42-43.
[6] Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Алма-Ата, 1964. Т. 3. С. 570-571.
[7] Записки о Кокандском ханстве хорунжего Н. И. Потанина // Военный журнал. 1831. № 4. С. 102-139; То же // Вестник РГО. 1856. Ч. 18. С. 256-289; То же // Записки Зап.- Сиб. отдела РГО. Омск, 1916. Т. 38. С. 209-236.
[8] Мушкетов И. В. Туркестан. Спб., 1886. Т. 1. Ч. 1. С. 81; Катанаев Г. Е. Н. И. Потанин и его русские предшественники по разведкам в Средней Азии, с приложением путевых журналов Н. И. Потанина // Записки Зап.- Сиб. отдела РГО. Т. 38. С. 194; Марков С. Н. У кокандского хана // Марков С. Н. Вечные следы. М., 1973. С. 225-227.
[9] Есаков В. А. Указ. соч. С. 121.
[10] Потанин Г. Н. Воспоминания. Т. 6. С. 26.
[11] Адрианов А. В. Томская старина // Город Томск. Томск, 1912. С. 139.
[12] Сиб. огни. 1963. № 9. С. 178.
[13] Белов И. Путевые заметки и впечатления по Западной Сибири. Спб., 1848. С. 10.
[14] Потанин Г. Н. Встреча с С. Ф. Дуровым // На славном посту. Спб., 1906. С. 256-257; Он же. Николай Федорович Костылецкий // На сибирские темы. Спб., 1905. С. 234.
[15] Бегалин С. И. Чокан Валиханов. М., 1976. С. 74.
[16] Деятельность министерства народного просвещения 1833-1843. Спб., 1864. С. 106.
[17] Потанин Г. Н. Воспоминания. Т. 6. С. 69, 82.
[18] Шелгунов Н. В. Воспоминания. М,- Петроград, 1923. С. 67.
©
М. В. Шиловский,
2004
|