Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Шиловский М.В. "Полнейшая самоотверженная преданность науке": Г. Н. Потанин. Биографический очерк.

   Прибыв в Петербург, Г. Н. Потанин сразу же обратился к Е. М. Бакуниной. Она и ее сестра Прасковья Михайловна приняли живейшее участие в устройстве молодого сибиряка. Последняя написала рекомендательное письмо с просьбой посодействовать ему в поступлении в университет к хорошо знакомому ей профессору К. Д. Кавелину. "Я знал о Кавелине только как об авторе одной статьи, - комментировал этот эпизод Григорий Николаевич,- но я не знал, что он был душой Петербургского университета и подумал, что мне опять придется ходить из дома в дом" [1]. Ходить не пришлось. Кавелин помог поступить в университет на естественно-историческое отделение физико-математического факультета вольнослушателем, снабдил деньгами. "Впоследствии, действительно я всегда чувствовал большую благодарность Бакуниной за это письмо, необыкновенная доброта профессора подкупила меня сразу. Во время моего студенчества я поддерживал это знакомство, да и потом расставшись с университетом, когда случалось приезжать в Петербург всегда было приятно посетить и послушать Константина Дмитриевича",- вспоминал он [2].
   Дружеские отношения между ними продолжались до самой смерти профессора в 1885 г. Григорий Николаевич неоднократно обращался к нему во время материальных затруднений за помощью. По просьбе Потанина К. Д. Кавелин написал несколько писем П. П. Семенову, убеждая его от имени Русского географического общества ходатайствовать за нашего героя в плане возвращения из ссылки в 1873-1874 гг. Все это и особенно факт заступничества истолковывается М. Г. Сесюниной "как проявление уверенности профессора лишь в весьма умеренных, но отнюдь не революционных взглядах и намерениях идеолога областничества" [3].
   Подобную логику рассуждений можно назвать более чем странной. Так, в начале 1861 г. Н. Г. Чернышевский принял участие в составлении проекта записки об улучшении положения печати совместно с рядом редакторов, в том числе и с М. Н. Катковым [4]. Но это ни коим образом не дает оснований подозревать Николая Гавриловича в измене революционно-демократическим идеям, сползанию на позиции либерализма. Кстати, Кавелин и Чернышевский поддерживали дружеские отношения. Г. Н. Потанин был глубоко благодарен профессору за участие в своей судьбе и не более того.
   Попытка М. Г. Сесюниной противопоставить К. Д. Кавелина, приютившего Потанина, и Н. Г. Чернышевского, не заинтересовавшегося им [5], также не выдерживает критики. Потанин явился к Чернышевскому без рекомендательных писем, подобных посетителей у Николая Гавриловича бывало много, что побуждало его держаться с ними весьма осторожно. Когда, впоследствии Кавелин, на длительный срок отлучаясь из Петербурга, собирался заботы о Григории Николаевиче возложить на Чернышевского, Потанин категорически отказался. "Тогда я был очень молодым и слишком самоуверенным, думал, что обойдусь собственными силами без авторитетной опеки" [6]. "Впрочем,- замечает он,- мое впечатление о нем (Н. Г. Чернышевском - М. Ш.) после этого случая не поколебалось. Я жил в студенческой среде, в которой его боготворили, встречался с многими людьми, бывавшими на его многочисленных журфиксах и передававших рассказы об этих собраниях" [7].
   Пустив в ход другое рекомендательное письмо к студенту-томичу В. И. Перфильеву, Потанин через него вышел на студента Н. С. Щукина, сына директора иркутской гимназии. Пребывание последнего в Петербурге совпало с оживлением в общественно-политической жизни, в которой юный сибиряк принял деятельное участие. Он быстро устанавливает связи в литературных кругах, знакомится с Н. А. Добролюбовым, налаживает контакты с "Вольной русской типографией" А. И. Герцена в Лондоне, наконец, пытается организовать землячество сибиряков в Петербурге.
   Колоритные зарисовки-характеристики Щукина этого времени оставили Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев. "Это был живой, беспокойный темперамент,- вспоминал первый, - необыкновенно деятельный, всегда озабоченный хотя бы и маленьким делом. Его высокую фигуру, с выдвинутым надо лбом хохлом волос, можно было видеть бегущей по тротуару с тетрадкой в руке, листья которой шелестели в воздухе; конечно, он спешил сделать кому-нибудь одолжение, кого-нибудь снабдить книжками или достать их... Это был неутомимый пропагандист... Это был юноша пылкий как Демулен, когда требовался подвиг; он долго не задумывался, еще не окончен рассказ, вызывающий сочувствие, как он уже схватил фуражку и бежит на помощь. Каждую минуту он был готов встать на баррикады. Несправедливость моментально превращала его в протестующего; беспрестанно он ввязывался в уличные сцены, спасал женщин от побоев пьяных мужей, читал нотации городовому, вторгался в участок и водворял там торжество правды". Как бы дополняя Потанина, Н. М. Ядринцев замечал: "Вечно подвижный, впечатлительный, хватающий жадно на лету все новое, необыкновенное, и быстро усваивающий, он выражал тип любознательного и восприимчивого сибиряка. Усвоив что-либо, он делался фанатичным поклонником и апостолом новой идеи, часто не переварив ее вполне. Решительный лаконичный тон, умение обрезать противника, страстность и горячность, которую он вносил, производили впечатление человека убежденного и непреклонного" [8].
   Именно у Н. С. Щукина и поселился первоначально Потанин в Петербурге. Сравнительно быстро был найден источник для существования. Им стали литературные заработки. Уже за первую большую статью "Полгода на Алтае" Григорий Николаевич получил 185 руб. гонорара. Сумма настолько значительная для бывшего казачьего офицера, что он не преминул сообщить о своем приработке Н. И. Наумову и Ф. Н. Усову, подчеркнув, что эта сумма больше денежного содержания сотника за год [9]. В последующем уровень его материального положения во многом зависел от благосклонного отношения к его произведениям со стороны редакторов столичных периодических изданий. Стоило произойти переменам в редакции журнала "Русское слово", как наш герой впадает в легкую панику, считая данное событие губительным для себя. "Я опять чрез это обстоятельство попал в состояние линяния,- сообщает он Н. С. Щукину,- т. е. сапоги продырявились с боков и снизу, сегодня занозил даже ногу, и приняли карасевидный образ; вместе с этим возвратилась и боязнь выходить из своего камыша, как это бывает с линяющими птицами" [10]. Характеризуя впоследствии свою жизнь в Петербурге, он отмечал: "Ядринцев, Наумов, Куклин и я составили артель. Мы обедали вскладчину, покупали картофель, отдавали варить его хозяйке и ели его с маслом; к этому покупали несколько фунтов ситнику, который ели с маслом и тертым зеленым сыром; потом выпивали бутылку баварского пива - вот и весь обед. Кроме того, утром и вечером пили чай со стереотипными сухариками, которые забирали в кредит в ближайшей булочной" [11]. Зачастую денег не хватало даже на это скромное угощение и приходилось довольствоваться хлебом и квасом.
   Однако материальные невзгоды меньше всего беспокоили Потанина. Закаленный кочевой жизнью организм легко переносил петербургский климат и голодную диету. Все силы были брошены на учебу, литературную и общественную деятельность. В университете он посещал лекции М. М. Стасюлевича, В. Д. Спасовича, К. Д. Кавелина, Н. И. Костомарова, М. М. Сухомлинова, А. Н. Пыпина. Студенческие годы совпали с резким усилением тяги молодежи к образованию, всеобщим увлечением естественными и общественными науками. Вот как описывал атмосферу Петербургского университета 60-х гг. XIX в. Н. М. Ядринцев: "Нам не забыть никогда публичного чтения Н. И. Костомаровым, когда университетская зала была наполнена 2500 человеками и все это гудело от восторга и экстаза, не забыть публичных диспутов с Погодиным, когда Н. И. Костомарова студенты выносили на своих руках. И это было не одно торжество университета; ликовало общество, общество просвещенных людей Петербурга, вся интеллигенция, мало того, даже аристократические салоны были прикованы и увлечены жизнью университета. Студенты было почетное имя, и они гордо подняли голову" [12].
   Как губка впитывал Потанин впечатления, идеи, стараясь поспеть всюду. Летом 1860 г. он совершил поездки в Рязанскую губернию в имение брата своей покойной матери для сбора гербария, на остров Валаам и в город Олонец с той же целью. Летние каникулы 1861 г. он провел в Калуге и там составил гербарий местных растений. С лета 1860 г. Потанин вовлекается в деятельность Русского географического общества. Правда обсуждение первого его научного доклада "О культуре берестяной посуды", сделанном на заседании этнографической комиссии, закончилось провалом. Недоставало знаний, выводы были поверхностными и не опирались на фактический материал. Но Потанин не расстроился и помимо посещения университета активно занялся самообразованием. В письме к уехавшему в Сибирь Н. С. Щукину от 26 августа 1860 г. Григорий Николаевич сообщает о программе своих действий: "Зимой предстоят страшные труды - непременно примусь за немецкую философию. Кроме того, перечитаю все, что есть о Сибири в библиотеках. Примусь с компанией за составление каталога статей о Сибири в старинных журналах. Переведу с немецкого несколько статей о Сибири..." [13].
   Постепенно начинает вырисовываться сфера научных интересов Г. Н. Потанина, совпадающая с его общественно-политической и публицистической деятельностью. Комплексное изучение Сибири, ее истории, экономического положения, этнографии, географии, климата, природы, процесса исследования региона отечественными и иностранными учеными прочно становятся главными направлениями научного поиска Григория Николаевича. "А в голове у меня идет работа еще лучше, чем в письменной деятельности, - признается он в одном из писем за 1860 г.- Разрабатываю следствие зависимости нашей колонии от метрополии, зимой хочу изучить войну за независимость в Сев. Америке..." [14]. Научные интересы во все большей степени начинают подчиняться общественно-политическим взглядам, постепенно складывающейся программе деятельности сибирского разночинца.
   Выше уже отмечалось, что к моменту приезда в столицу у Потанина оформились революционно-демократические взгляды. За время пребывания в университете они приобрели четкую направленность. "Это был самый разгар шестидесятых годов, совершенно исключительное время,- вспоминал наш герой.- Новые идеи, новые течения обильно сыпались на нашу голову" [15]. Дополняя его можно привести высказывание Н. М. Ядринцева, следующим образом охарактеризовавшего обстановку конца 50-х - начала 60-х гг.: "Переживалось нечто необыкновенное, что не переживали ни до, ни после этого. Не было кругом давящего кошмара, не было ощущения робости и рабского трепета, почти панического страха, воспитанного с детства... И действительно русское общество свободно, безбоязненно дышало в эти минуты... Утешительные вести и новости разносились повсюду, чуялись ожидания чего-то торжественного, великого" [16].
   Взрыв крестьянских волнений весной 1861 г. дал мощный толчок развитию революционно-демократического движения. Появление прокламаций Н. Г. Чернышевского "Барским крестьянам от их доброжелателей поклон", Н. В. Шелгунова "К молодому поколению", "Русским солдатам от их доброжелателей поклон", а также трех подпольных листов под общим названием "Великоросс", революционная агитация А. И. Герцена, Н. П. Огарева, речь профессора А. П. Щапова на панихиде по расстрелянным крестьянам села Бездна в Казани оказали громадное воздействие на студенческую молодежь, в том числе и на Г. Н. Потанина и его земляков. Приехавший в 1860 г. в Петербург Н. М. Ядринцев застал последнего "читающего так же много по тогдашней литературе и знакомого уже с общественными вопросами" [17]. Григорий Николаевич регулярно знакомился с содержанием "Современника", "Полярной звезды", "Колокола". Более того, при содействии Н. С. Щукина, он написал статью, разоблачающую злоупотребления сибирской администрации. Под заголовком "К характеристике Сибири" она была опубликована в одном из номеров "Колокола" за 1860 год [18]. Знаком он был с большинством появившихся тогда прокламаций [19].
   Потанин резко выступал в письмах к Н. С. Щукину против направления "чистого искусства", неправильно относя к нему В. Г. Белинского, против издания чисто литературных сборников, периодических изданий. "Теперь время прокламаций, - упрекал он Щукина в 1862 г.,- а Вы мечтаете о каких-то романах, повестях, о живописании и воспроизведении. Литература, по моему, есть всегда памфлетистика; роман тоже памфлет, но слишком скромный для нашего времени. Теперь нам нужны Джефферсоны, Франклины, а Вы мечтаете о сибирском Тургеневе, Гончарове" [20].
   С радикальных позиций оценивал Григорий Николаевич реформы 60-х гг. "Ваша программа как будто написана еще в 1856 году,- возражал он своему постоянному корреспонденту Щукину,- во время возрождения наук в России, /когда/ "правительство и общество пошли путем реформ". А на самом-то деле ни правительство, ни общество не пошли по этой дороге, правительство надувает, а общество спит" [21]. Он рвался к конкретному революционному действию, сознательно готовил себя к этому. В письме от 15 августа 1860 г. подчеркивал: "Как хотелось бы действовать, да чувствую, что еще рано, что сил и средств еще не приобретено. А заживем и замутим впоследствии с Вами на славу" [22].
   И это были не просто платонические мечтания. Имеются факты, свидетельствующие о принадлежности Г. Н. Потанина к обществу "Земля и воля". В "Воспоминаниях" активного члена данной организации Л. Ф. Пантелеева упоминается, что он рекомендовал А. А. Слепцову, члену Центирального Комитета "Земли и воли", Потанина в качестве агента объединения для поездки в область Уральского казачьего войска с целью создания там отделения общества [23]. В его же заметке, посвященной 80-летнему юбилею Потанина, опубликованной в 1915 г. в "Биржевых ведомостях", более подробно рассказывается об этом событии. Пантелеев познакомился с нашим героем на журфиксе для студентов у К. Д. Кавелина в 1859 г. [24]. "Одновременно с университетским курсом Гр. Н. всей душой впитал те идеи, которые горячо волновали тогдашнюю молодежь. Но вот что в этом отношении составляло особенность Гр. Н-ча, на нем и следа не видно было никакого влияния, напротив, казалось, что он родился и вырос в такой общественной среде, где так называемые передовые идеи составляли традиционную основу жизни...". Далее Л. Ф. Пантелеев заявляет, что летом 1862 г. Григорий Николаевич ездил "в землю Уральского казачьего войска и там сорганизовал местный отдел петербургской "Земли и воли" [25]. Сам Потанин в 1917 г., не называя даты, так же пишет о поездке на Урал. "Деньги на поездку мне доставил Л. Ф. Пантелеев,- вспоминал он, - а он получил их от Утина. Это пособие несколько усложняло мою задачу. Я должен был собрать сведения об оппозиционных элементах в крае, куда я еду, и установить с ними сношения впредь". Далее он отмечает, что в Уральске познакомился с А. Ф. Акутиным, братьями Темниковыми и М. К. Курициным [26].
   Сопоставляя эти источники, можно считать действительной поездку Г. Н. Потанина на Урал по заданию "Земли и воли". О том, что он ездил туда в 1862 г. свидетельствует указание П. П. Семенова Тянь Шанского о том, что "летние свои вакансии предприимчивый Г. Н. Потанин употребил на весьма серьезные и обширные географические экскурсии, начиная с озера Ильмень и до устья р. Урал" [27].
   Следующий факт, свидетельствующий о принадлежности Г. Н. Потанина к революционерам-демократам связан с кратким упоминанием в "Воспоминаниях" о посещении в Петербурге кружка В. Г. Васильевского [28], или как его называет Л. Ф. Пантелеев кружка "бывших воспитанников педагогического института, перешедших в университет" [29]. По признанию нашего героя это объединение было "гораздо серьезнее и однороднее по направлению, чем кружок сибирских студентов в Петербурге" [30]. Известно, что кружок В. Г. Васильевского являлся одной из первых активных народнический организаций в России, члены которого даже прокламацию "Великоросс" считали умеренной по содержанию.
   Наконец, об этом же говорят некоторые обстоятельства взаимоотношений Потанина с видным деятелем революционного народничества, сибиряком И. А. Худяковым. Несколько месяцев 1862-1863 гг. последний проживал на одной квартире с Потаниным, Ялринцевым, Усовым и Куклиным [31]. Уже после отъезда Григория Николаевича в Омск на квартире, по доносу какого-то шпиона, как предполагал Худяков, был произведен обыск, а ее обитатели были задержаны по подозрению в принадлежности к "Земле и воле" [32]. Можно с большой долей уверенности утверждать, что этим шпионом-провокатором был С. С. Попов, сын иркутского купца, посещавший в Петербурге собрания сибирского землячества. Он донес, что его члены связаны с революционерами [33]. Потанин не был арестован только потому, что к этому времени уехал из Петербурга.
   Исследуя рукопись записок И. А. Худякова Э. С. Виленская установила, что в момент проживания на одной квартире с упомянутыми выше лицами Худяков еще не был революционером и первые попытки приобщения к революционному подполью предпринимаются кружком (сибирским землячеством) Г. Н. Потанина. Именно он рекомендовал Худякова в Географическое общество [34]. Представляется, что приведенные выше факты свидетельствуют о принадлежности Григория Николаевича Потанина в петербургский период жизни к обществу "Земля и воля".
   По приезду сюда в 1859 г., Потанин застал небольшое землячество сибирских студентов, приблизительно из шести человек, которые раз в неделю встречались на квартире Н. С. Щукина. Руководящую роль в нем играли последний и студент-математик Сидоров, выходец из городовых казаков г. Кузнецка Томской губернии, учившийся в начале в педагогическом институте, а затем вместе с Щукиным перешедший в университет [35]. В состав землячества кроме них входили художник М. И. Песков из Иркутска; Буланов, студент-математик, сын томского крестьянина; студент В. И. Перфильев и вольнослушатель университета И. В. Федоров-Омулевский из Иркутска [36]. В существовании землячества ничего необычного не было. Подобного рода объединения функционировали и ранее и не только в столице. Например, сибирское землячество в Казани было наиболее многочисленным и активным среди подобных объединений в городе в конце 50-х - середине 60-х гг. XIX в. [37].
   Новое в деятельности петербургского кружка сибирских студентов заключалось в том, что его участники решили посвятить себя служению Сибири. Лидером объединения являлся Сидоров. Потанин и Ядринцев оставили противоречивые отзывы о нем. Григорий Николаевич писал резко отрицательно, как о карьеристе, негодяе, человеке, наделенном диктаторскими замашками [38]. Нам представляется, что это связано с личным конфликтом Потанина - Сидорова, негативным отношением нашего героя к попытке второго захватить руководящие позиции в кружке, возрожденном практически заново в 1860 г. Более объективно отзывается о Сидорове Н. М. Ядринцев. Он характеризует его как блестящего, одаренного математика, успешно закончившего университет и служившего в одной из петербургских канцелярий. "Я нашел его беззаветно любящим край,- замечает далее Николай Михайлович,- человеком очень начитанным, образованным, имевшим свои взгляды и убеждения, но с первого раза уже дала себя почувствовать в нем черта болезненного самолюбия и неуживчивости" [39]. Именно Сидоров, еще до приезда Потанина, сформулировал вместе с Н. С. Щукиным идею служения Сибири и возвращения для этого туда после получения высшего образования. Он же, по свидетельству Ядринцева, высказал мысль о сибирском университете и был ее фанатичным, главным пропагандистом [40].
   После прихода в землячество Потанина, оно еще некоторое время просуществовало, но вскоре, как пишет он сам, "кружок развалился" [41]. Впоследствии наш герой дважды высказывался по поводу причин прекращения деятельности объединения. Первый раз на следствии в 1865 г. он заявил, что кружок не дал желаемых результатов: "во-первых, не было, по его собственному признанию, материала для бесед, а, во-вторых, члены кружка не обнаруживали ни патриотических тенденций, ни охоты к обсуждению сибирских вопросов" [42]. Вторично. в 1907 г. он упомянул об отъезде Щукина в Сибирь и смерти М. И. Пескова, как обстоятельствах, способствовавших увяданию кружка-землячества [43].
   На наш взгляд первый сибирский земляческий кружок в Петербурге просуществовал приблизительно до конца 1859 г. и распался [44] по двум основным причинам: во-первых, из-за отъезда Н. С. Щукина, на квартире которого собирались его члены и, во-вторых, в результате личного конфликта Потанина Сидорова, произошедшего, по всей видимости, по вопросам направленности кружка и лидерства в нем.
   С 1859 г. резко увеличивается количество студентов-сибиряков в Петербурге. В августе 1860 г. сюда приехал из Томска Н. М. Ядринцев, при посредничестве Щукина заочно познакомившийся с Григорием Николаевичем. "Потанин также хорошо меня принял,- сообщал он Н. С. Щукину в письме от 6 сентября 1860 г.,- и мы сошлись как сибиряки, стремящиеся к одной цели. Он хочет собрать кружок сибиряков. Только жалеет, что нет Николая Семеновича" [45]. Появление Ядринцева на квартире Потанина стало, по признанию последнего, "эрой в моей политической жизни" [46]. "Ядринцев вошел ко мне как заведомый единомышленник, с полной уверенностью в хорошем приеме и в том, что я буду рад этому знакомству" [47]. Так началась дружба этих двух разных по характеру людей, продолжавшаяся до самой смерти Николая Михайловича в 1894 г.
   Н. М. Ядринцев сразу же попадает под обаяние личности и общественно-политических взглядов Григория Николаевича, поддержав его мысль "сгруппировать сибиряков в Петербурге и направить их занятия на пользу родине. В беседах с Потаниным я не только сходился, но и увлекся его умом, его планами,- признавался он позднее,- и он был для меня первым ментором, наставником; он же определил мое призвание. Я фанатически последовал его патриотической идее, и мы начали развивать мысль среди товарищей о необходимости группирования" [48].
   Им удалось объединить около 20 человек [49]. В состав кружка вошли Н. И. Наумов, три года отслуживший юнкером в Омске и Томске, приехавший в Петербург для обучения в университете; Ф.Н. Усов, казачий офицер из Омска, слушатель Академии Генерального штаба; часть студентов Казанского университета, перешедшая учиться в Петербург: сыновья верхнеудинского купца братья Лосевы; Налетов из Забайкалья; студенты-юристы А. Красиков, Н. М. и Е. Н. Павлиновы; сын тюменского купца, технолог А. К. Шешуков. Собрания посещали И. В. Федоров-Омулевский, студент-бурят И. Пирожков, В. И. Перфильев, В. М. Березовский, художник П. П. Джогин и др.
   Первые сходки проходили на квартире Джогина. Их организаторами выступали Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев. В дальнейшем центром деятельности кружка стала квартира Потанина, где поселилось его ядро - Потанин, Ядринцев, Наумов, Усов, Худяков, Куклин. Посещал сходки проживавший тогда в Петербурге Ч. Ч. Валиханов. Позднее к землячеству примкнул С. С. Шашков, уроженец Кяхты, выпускник Иркутской духовной академии. Он был исключен из Казанской духовной академии за участие в подготовке и проведении панихиды по расстрелянным крестьянам села Бездна и прибыл в столицу для продолжения обучения в духовной академии. В землячестве участвовали не только студенты, посещали его сходки и другие сибиряки, в частности, иркутские купцы Н. Н. Пестерев и С. С. Попов. Можно согласиться с Н. А. Лапиным, что "биографии всех видных членов землячества похожи друг на друга. Все они были разночинцами. До приезда в Петербург испытали на себе влияние передовых идей" [50].
   Постепенно руководящая роль в объединении перешла к Н. М. Ядринцеву. Несмотря на разницу в семь лет между ним и Потаниным, отсутствие жизненного опыта, его несомненные организаторские способности, литературный талант, восприимчивость к передовым идеям, личные качества (жизнерадостность, доброжелательность) выдвигали его на роль неформального лидера, в сравнении с молчаливым и замкнутым Потаниным. "Я почувствовал,- свидетельствует последний,- что он пойдет во главе сибирского движения, которым уже веяло в воздухе, и что мне предстоит сделаться только его помощником" [51]. В другом месте он конкретизировал: "В столице Ядринцев возобновил собрания сибиряков. Были предприняты меры, чтобы на этих собраниях соединить всех сибиряков, учащихся в высшей школе в Петербурге" [52].
   Поначалу сходки сибиряков не имели четкой направленности, но постепенно стал вырисовываться круг вопросов, которые привлекали всеобщее внимание: Сибирь, ее колониальное положение в составе государства, направления преобразований в ней, ее будущее. Разработка их заложила фундамент сибирского областничества, как общественно-политического движения, развивавшегося тогда в русле радикально-революционных требований и устремлений разночинно-демократической интеллигенции.
   Формирование программы областников происходило в обстановке увлечения идеями федерализма лидеров российских радикалов и прежде всего А. П. Щапова. Находясь в Петербурге, в 1861 г. он пишет стихотворение "К Сибири", в котором призывает:
   "Услышь хоть ты, страна родная,
   Страна невольного изгнанья,
   Сибирь родная, золотая,
   Услышь ты узника воззванье !
    Пора провинциям вставать,
    Оковы, цепи вековые
    Централизации свергать,
    Сзывать Советы областные !" [53].
   Он же обратился к императору Александру II, предлагая план проведения реформ, главным пунктом которых "было разделении России на ряд областей с областным советом для каждой области" [54]. Через месяц после этого Щапов из-под ареста обратился "к землячкам-сибирячкам". В частности, в нем говорилось: "16 мая подал государю длинную записку (на 7 листах убористого письма), в которой подробно изложил главные свои убеждения, думы, соображения, желания и стороны, политические выводы относительно благоустройства провинциального быта русского народа и инородцев. Главные идеи записки: федеральная конституция, право областной, местной самобытности и инициативы законодательной, народно-образовательной, экономической и проч. Замена губернаторов и всех бюрократических учреждений в городах - всенародными, всесословными Думами или выборными городовыми Советами и Правительствами, в волостях - сельскими волостными сходами и советами, в целых областях или провинциях - областными земскими советами, учреждение рядом с областными советами, центрально-общинно-федерального Совета в столице из выборных от областных советов, организация различных народно-образовательных бессословных учреждений (подробным планом их) для всеобщего образования всего народа, организация областными общинами народных училищ (с подробным изложением плана их деятельности), децентрализация или локализация кредита или учреждение областных общесословных земских банков, свобода слова, политической мыслительности, печати и проч. Вся записка состоит из шести глав... Если получу свободу, постараюсь как-нибудь сообщить вам копию с нее. Вам как землячкам-сибирячкам скажу, только, что, говоря об областных народно-просветительных учреждения, я замолвил слово о крайней необходимости и желательности университета в Иркутске" [55]. Г. Н. Вульфсон, впервые опубликовавший цитированный отрывок, считает, что письмо предназначалось для друзей и знакомых Щапова в Казани [56]. Однако, в конце его содержатся следующие строки: "Благодарю Муллова, Елисеева и студентов Медико-Хирургической академии. Они дали мне журналов и газет... Студентам Университета и студентам Академии напишу по целому посланию" [57]. Поскольку Г. З. Елисеев тогда проживал уже в столице, где находилась и Медико-Хирургическая академия, можно утверждать, что письмо предназначалось для "землячков-сибирячков" находившихся в Петербурге. Студентам Казанского университета и духовной академии А. П. Щапов только предполагал написать.
   Наконец, в известном письме А. П. Щапова князю П. П. Вяземскому (октябрь 1861 г.), разошедшемуся в списках по всей России, называя себя "другом федеральной общинно-демократической конституции русской", он заявляет: "Следовательно, сам народ в праздник тысячелетия [58] должен или сам сойтись, или неотложно и немедленно быть созван царем на новый земский собор и отречься от императора и централизации - дать автономию Польше, Украйне, Великороссии, Сибири и всем провинциям, и создать федеративную социально-демократическую конституцию, союзное, общинно-демократическое, земское народосветие" [59]. Квалифицируя взгляды Афанасия Прокофьевича по вопросам будущего государственного устройства российского государства, М. А. Рубач правильно, на наш взгляд, подчеркнул: "Основой федерализма Щапова является не национальный момент отличия одной народности от другой, а местные областные особенности частей одного и того же великорусского народа, исторически сложившегося в процессе колонизации в разнообразных географических и климатических условиях" [60].
   Идею автономии Сибири в процессе осуществления социальной революции, будущего ее развития по пути США разделяли вожди революционно-демократического лагеря А. И. Герцен и Н. П. Огарев. Так, последний в статье "На новый (1861 г.)" высказал мысль, что русская империя естественно распадается на области, среди которых им выделяется и Сибирь. Одним из первых он предложил создать в областях областные думы и Государственную Союзную Думу в центре [61]. В 1862 г. в обращении "Русским офицерам в Польше" А. И. Герцен писал: "Мы признаем не только за каждой народностью, выделявшейся от других и имеющей естественные границы, право на самобытность, но за каждым географическим положением. Если бы Сибирь завтра отделилась от России, мы первыми приветствовали бы ее новую жизнь" [62].
   Призывы к областной автономии и независимости Сибири содержались в подпольно изданных листовках. В прокламации "Великорос № 2" (сентябрь 1862 г.) заявлялось: "Все согласны в том, какие черты законного порядка должна установить конституция. Главные из них: ответственность министров, дотирование бюджета, суд присяжных, свобода исповеданий, самоуправление по областным и общинным делам" [63]. "Великорус № 4" в январе 1863 г. провозглашал: "Да здравствует будущее наше Земское собрание ! Да здравствует союзная Конституция Руси, Украины и Сибири !" [64].
   Традиции, программа, опыт революционного движения начала 60-х гг. XIX в., стали той почвой, на которой внутри землячества оформилась своя программа. "Великие политические события готовятся !- восклицал Потанин в письме к Ф. Н. Усову от 5 февраля 1860 г.- Нужно и нам приготовиться к их встрече" [65]. К 1862 г. основу программы составили четыре основных проблемы: 1. ссылка в Сибирь; 2. экономическое иго Москвы над Сибирью; 3. "отлив учащейся молодежи из Сибири к столице" [66]; 4. "конечно не был забыт вопрос о сибирских инородцах" [67]. По мнению Потанина и его единомышленников Сибирь являлась экономической колонией буржуазии центра России. Резко выступали участники землячества против ссылки в Сибири, рассматривая ее как пережиток крепостничества в регионе. Н. М. Ядринцев и С. С. Шашков отвергали официозную концепцию преимущественно штрафной колонизации края, показывая, что его заселение шло за счет "самой энергичной и предприимчивой части русских людей" [68]. Наконец, областники выступили за открытие в Сибири университета и за улучшение положения аборигенных этносов.
   В концентрированном виде программа областничества 60-х гг. XIX в. излагается в прокламациях "Патриотам Сибири", "Сибирским патриотам". Мы предполагаем, что листовка "Сибирским патриотам" была написана в первой половине 1863 г. С. С. Поповым в Петербурге и отредактирована Н. М. Ядринцевым и С. С. Шашковым. Результатом редактирования явилась прокламация "Патриотам Сибири" [69]. Потанин не был причастен к их появлению, так как его в это время не было уже в Петербурге. Впервые он познакомился с содержанием воззваний на допросе в Омской следственной комиссии. Но Григорий Николаевич был близок к реализации идей и полностью разделял основные установки прокламаций. "Перед моим отъездом из Петербурга стало выходить много прокламаций,- показал он на следствии.- Эти обстоятельства и меня привели к мысли об областной прокламации. Время от распадения сибирских сходок до отъезда из Петербурга я проводил очень уединенно; в это время я выработал все свои воззрения на будущее Сибири, на ее настоящее положение и на ее потребности. Если не я положил начало сибирского сепаратизму, то я значительно развил его, и в прокламациях, предъявленных мне в Комиссии, немного такого, что не было бы мне обязано своим происхождением" [70].
   Потанин и его друзья федерализм и сепаратизм воспринимали с радикальных позиций. "Тогда же мы поняли,- вспоминал он,- что интересы Сибири противопоставлены интересам Москвы, но так как мы были социалисты, то никогда не приходили к мысли о таможенной линии между Сибирью и Европейской Россией, или, вернее сказать, никогда не лелеяли такую мысль. Она проскользнула в печати помимо нашего содействия и, вероятно, обязана своим появлением проснувшимся инстинктам сибирской буржуазии. Мы же, если и останавливались на этом вопросе, то только в чисто теоретических видах" [71].
   Анализ эпистолярного наследия Г. Н. Потанина 1859-1862 гг., наиболее полно отражающего внутренний мир человека, его сокровенные мысли, показывает, что он полностью разделял основные положения областнической программы 60-х гг. XIX в. [72]. В письме Н. С. Щукину (январь 1862 г.) наш герой кратко и емко формулирует идею самостоятельного развития Сибири: "Мы хотим жить и развиваться самостоятельно, иметь свои нравы и законы, читать и писать, что нам хочется, а не что прикажут из России; воспитывать детей по своему желанию, по своему собирать налоги и тратить их только на себя" [73]. Главным в деятельности сторонников движения в ближайшем будущем он вместе с Н. М. Ядринцевым считал пропаганду областнических идей среди населения региона, организацию с этой целью выпуска газет, журналов, календарей, памятных книжек и т.д. [74].
   На протяжении всего периода пребывания в Петербурге у Потанина постепенно вызревал план будущей деятельности. Большие надежды он связывал с Сибирским казачьим войском. В письме Ф. Н. Усову от 7 сентября 1859 г. Григорий Николаевич замечал: "Чем дальше, тем больше я начинаю придавать значение нашему Войску, если б ему образования, единства, сознания" [75]. Эти же мысли он высказал в статье "О реформе Сибирского казачьего войска", увидевшей свет в 1860 г. [76]. В письме тому же Усову от 5 февраля 1860 г. Потанин заявляет: "Я решаюсь остаться в Зап/адной/ Сибири. Что за авантюрство? Будем и тут работать. Я теперь убеждаюсь, что Войско наше так невежественно, так лишено идей о человеческом достоинстве, что морализировать его весьма трудно, но морализировать эту кучку и то заслуга" [77]. Наконец, в январе 1862 г. бросает реплику: "Я лучше уеду в Омск и начну свою войсковую газету" [78].
   Таким образом, годы пребывания в Петербурге (1859-1862) явились для Г. Н. Потанина временем знакомства с общественно-политической жизнью и приобщения к науке. "Три года, проведенные мною и Ядринцевым в Петербурге были, может быть, самые важные в нашей жизни, это были годы нашего политического воспитания. В эти годы определилась наша индивидуальность, дано было направление нашим политическим взглядам, было указано нам особое место в общественной деятельности", - так определил сам Григорий Николаевич значение данного этапа в своей жизни [79]. В столице он примкнул к революционному лагерю, принял участие в деятельности общества "Земля и воля", встал у истоков оформления программы сибирских областников. "В течение университетской жизни я колебался между натуралистом и публицистом,- признавался наш герой,- но поехал в Сибирь путешественником-натуралистом" [80].
   Однако получить университетское образование Потанину не удалось. 31 мая 1861 г. утверждаются "Правила о некоторых преобразованиях по университетам", разработанные министром народного просвещения адмиралом Е. В. Путятиным, согласно которым запрещались студенческие сходки, закрывались студенческие кассы взаимопомощи и студенческие библиотеки. Согласно пункту 9-му майских правил предписывалось освобождать от платы за обучение только по два студента от каждой губернии, входящей в учебный округ. Это было прямо направлено против беднейшей части студенчества. Так, по новым правилам в Петербургском университете могло быть освобождено от платы за обучение 12 человек, между тем в 1859 г. из 1019 студентов ее вносило только 360 человек [81]. В условиях действия новых правил Потанин и большая часть других студентов-сибиряков лишались возможности обучаться в вузе. Поэтому по возвращению студентов с летних каникул начались протесты, переросшие в массовые выступления против новых правил, в которых активное участие принял Г. Н. Потанин.
   Студенческие волнения начались 6 сентября 1861 г. сходками в университете и распространением "возмутительных воззваний". 24 сентября Путятин закрыл вуз, "впредь до принятия мер к восстановлению порядка" [82]. Данная акция вызвала массовые выступления студентов города (около 5 тыс. человек) и столкновения с полицией. Волнения продолжались до 2 октября. За участие в них было арестовано в общей сложности 320 студентов различных вузов, преимущественно из университета. Среди арестованных 2 октября третьим в списке значится "отставной сотник из войскового управления Сибирского казачьего войска Григорий Потанин" [83]. Его участь разделили сибиряки В. М. Березовский, Н. Лосев, И. Кузнецов, Э. Шац и А. Щербаков.
   Потанин был особо выделен из числа задержанных, как "более других замеченный в дерзости"(таковых жандармы насчитали 6 человек) и 18 октября 1861 г. заключен в отдельный каземат Петропавловской крепости [84], пробыв там до 2 декабря. Освобожден был в связи с тем, что комиссия разбиравшаяся в степени виновности лиц, арестованными в связи с беспорядками, не нашла в их действиях политического умысла и вообще аресты была склонна рассматривать как недоразумение [85]. Задержаны, оказывается, были те, кто 2 октября, "считая необходимым для распределения своих занятий узнать долго ли будет продолжаться это закрытие оставались некоторое время у университета на улице" [86]. Как видим власти спустили дело на тормозах, очевидно опасаясь более серьезного взрыва.
   В целом студенческие волнения 1861 г. не имели четко выраженной революционной направленности. Но они способствовали процессу радикализации молодежи. А. И. Герцен отозвался на волнения статьей "Исполин просыпается!", заканчивая ее словами: "Но куда же вам деться юноши, от которых заперли науку? Сказать вам куда ?...
   В народ! К народу! - вот ваше место, изгнанники науки. Вы начинаете новую эпоху, вы поняли, что время шептанья, дальних намеков, запрещенных книг проходит. Вы тайно еще печатаете дома, но явно протестуете, хвала вам меньшие братья и наше дальнее благославление" [87]. Что касается участия в волнениях Г. Н. Потанина, то оно явилось следствием радикализации его мировоззрения. Кроме того его активность и "дерзость" объясняется резко отрицательным отношением к новым правилам, лишающим его возможности продолжать учебу. Литературные заработки позволяли только сводить концы с концами. Введение платы за обучение катастрофически подрывало его бюджет и вынуждало бросить учебу. Так оно и произошло. В письме Н. С. Щукину от 20 декабря 1861 г. он писал: "Будущим летом или осенью и я выезжаю из Петербурга, разумеется так же, как и Вы без диплома" [88].

  [1] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 108.
  [2] Там же.
  [3] Сесюнина М. Г. Указ. соч. С. 29.
  [4] Китаев В. А. От фронды к охранительству (из истории русской либеральной мысли 50-60-х годов XIX века). М., 1972. С. 228-229.
  [5] Сесюнина М. Г. Указ. соч. С. 27.
  [6] РГАЛИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 616. Л. 5-6.
  [7] Там же.
  [8] Потанин Н. М. Воспоминания. С. 110; Ядринцев Н. М. Сибирские литературные воспоминания // ЛНС. Новосибирск, 1979. Т. 4. С. 293.
  [9] Письма Г. Н. Потанина. Иркутск, 1987. Т. 1. С. 38, 39.
  [10] Письма Г. Н. Потанина. С. 48.
  [11] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 117.
  [12] Ядринцев Н. М. Воспоминания о Томской гимназии (1888) // ЛНС. Т. 4. С. 282.
  [13] Письма Г. Н. Потанина. С. 51.
  [14] Письма Г. Н. Потанина. С. 48.
  [15] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 158.
  [16] Ядринцев Н. М. Воспоминания о Томской гимназии. С. 282.
  [17] Ядринцев Н. М. Сибирские литературные воспоминания. С. 292.
  [18] "Колокол" - газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Факсимильное издание. М., 1962. Вып. 3. С. 604-606; Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 111; Письма Г. Н. Потанина. С. 48; Грумм-Гржимайло А. Г. Кто был автором статьи "К характеристике Сибири", напечатанной в "Колоколе" за 1860 год // Изв. РГО. М., 1963. Т. 95. Вып. 5. С. 458-459.
  [19] Письма Г. Н. Потанина. С. 43.
  [20] Письма Г. Н. Потанина. С. 58.
  [21] Письма Г. Н. Потанина. С. 59.
  [22] Письма Г. Н. Потанина. С. 49.
  [23] Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. М., 1958. С. 298.
  [24] Пантелеев Л. Ф. Из личных воспоминаний о Г. Н. Потанине.- См.: Вандалковская М. Г. Из истории мемуаров Л. Ф. Пантелеева // Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг. М., 1974. С. 367.
  [25] Пантелеев Л. Ф. Из личных воспоминаний о Г. Н. Потанине. С. 368.
  [26] Сиб. жизнь (Томск). 1917. 22 июня.
  [27] Семенов П. П. История полувековой деятельности Имеператорского Русского географического общества. 1845-1895. Спб., 1896. Т. 1. С. 281.
  [28] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 208.
  [29] Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. С. 203-204.
  [30] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 208.
  [31] Потанин Г. Н. Указ. соч. С. 117; Худяков И. А. Записки каракозовца. М., 1930. С. 74; Клевенский М. М. И. А. Худяков революционер и ученый. М., 1929. С. 27.
  [32] Худяков И. А. Указ. соч. С. 74-76.
  [33] Литературное наследство. М., 1959. Т. 67. С. 747-748; Шиловский М. В. Купец, областник, секретный агент ( к 170-летию С. С. Попова) // Сибирь: ХХ век. Кемерово, 2001. Вып. 3. С. 10-14.
  [34] Виленская З. С. Революционное подполье в России (60-е годы XIX в.). М., 1965. С. 314-315.
  [35] Шиловский М. В. Демулен из Иркутска (Н. С. Щукин) // Сибирь в составе России XIX - начала ХХ вв. Томск, 1999. С. 80-81.
  [36] Ядринцев Н. М. Сибирские литературные воспоминания. С. 292.
  [37] Захаренко А. Д. Разночинцы Сибири в освободительном движении эпохи падения крепостного права. Автореф. канд. диссерт. Казань, 1969. С. 20.
  [38] Письма Г. Н. Потанина. С. 54; Он же. Воспоминания. С. 115.
  [39] Ядринцев Н. М. Воспоминания о Томской гимназии. С. 283, 292; Он же. Сибирские литературные воспоминания. С. 302, 303.
  [40] Ядринцев Н. М. Воспоминания о Томской гимназии. С. 287.
  [41] Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири // Сборник к 80-летию дня рождения Григория Николаевича Потанина. Томск, 1915. С. 91.
  [42] Изв. Зап.- Сиб. отдела РГО. Омск, 1925. Т. 4. Вып. 1. С. 86.
  [43] Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири. С. 91.
  [44] Вывод о распаде кружка, организованном Н. С. Щукиным и Сидоровым, впервые был сделан А. Г. Кандеевой в комментарии к письму Н. М. Ядринцеву Н. С. Щукину. См.: ЛНС. Новосибирск, 1980. Т. 5. С. 229.
  [45] ЛНС. Т. 5. С. 228.
  [46] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 112.
  [47] Там же.
  [48] Ядринцев Н. М. Сибирские литературные воспоминания. С. 298.
  [49] Там же.
  [50] Лапин Н. А. Революционно-демократическое движение 60-х годов XIX века в Западной Сибири. Свердловск, 1967. С. 60.
  [51] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 119.
  [52] Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири. С. 91-92.
  [53] Письма Г. Н. Потанина. С. 61.
  [54] Сватиков С. Г. Указ. соч. С. 48.
  [55] Вульфсон Г. Н. Глашатай свободы. Страницы из жизни Афанасия Прокофьевича Щапова. Казань, 1984. с. 90-91.
  [56] Вульфсон Г. Н. Указ. соч. С. 90.
  [57] РО РНБ. Ф. 218. Папка 192. № 13. Л. 4.
  [58] Имеется ввиду отмечавшийся в 1862 г. праздник 1000-летия русского государства, связанный с первым упоминанием о нем в "Повести временных лет".
  [59] Литературное наследство. М., 1959. Т. 67. С. 657.
  [60] Рубач М. А. Федералистические теории в истории России // Русская историческая литература в классовом освещении. М., 1930. Т. 2. С. 72.
  [61] "Колокол" - газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Факсимильное издание. М., 1962. Т. 4. С. 748-752.
  [62] Герцен А. И. Собр. соч. Т. 15. С. 515-516. Впервые подобные идеи он высказал в статье "Америка и Сибирь" в одном из декабрьских номеров "Колокола" за 1858 г. См.: "Колокол" - газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Вып. 1. С. 233-235.
  [63] Русско-польские революционные связи. Сб. док. М., 1963. Т. 1. С. 79.
  [64] Русско-польские революционные связи. М., 1963. Т. 2. С. 76.
  [65] Письма Г. Н. Потанина. С. 42-43.
  [66] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 161.
  [67] Там же.
  [68] Ядринцев Н. М. Сибирь перед судом русской литературы (1865) // ЛНС. Т. 5. С. 25; ГАОО. Ф. 3. Оп. 15. Д. 18796. Л. 25.
  [69] Шиловский М. В. Об авторстве и времени написания прокламаций "Сибирским патриотам" и "Патриотам Сибири" // Социально-экономические отношения и классовая борьба в Сибири дооктябрьского периода. Новосибирск, 1987. С. 98-110; Он же. Купец, областник, секретный агент. С. 11-13.
  [70] Изв. Зап.- Сиб. отдела РГО. Омск, 1925. Т. Вып. 1. С. 87.
  [71] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 160.
  [72] Письма Г. Н. Потанина. С. 48, 55, 58.
  [73] Письма Г. Н. Потанина. С. 59.
  [74] Письма Г. Н. Потанина. С. 60; Ядринцев Н. М. Сибирские литературные воспоминания. С. 301; Письмо Н. М. Ядринцева - Н. С. Щукину // ЛНС. Т. 5. С. 228.
  [75] Письма Г. Н. Потанина. С. 40.
  [76] Потанин Г. Н. О реформе Сибирского казачьего войска // Указатель экономический, политический и промышленный. 1860. № 184. С. 472.
  [77] Письма Г. Н. Потанина. С. 44.
  [78] Письма Г. Н. Потанина. С. 60.
  [79] Потанин Г. Н. Воспоминания. С. 160.
  [80] Потанин Г. Н. Указ. соч. С. 182.
  [81] Шелгунов Н. В. Воспоминания. М.,- Л., 1929. С. 216.
  [82] ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1861. Д. 277. Ч. 1. Л. 2.
  [83] Там же. Л. 195.
  [84] Там же. Л. 224, 321; Письма Г. Н. Потанина. С. 55-56.
  [85] Там же. Л. 526-527.
  [86] Там же. Л. 527.
  [87] Колокол, 1862. № 110.
  [88] Письма Г. Н. Потанина. С. 56.