Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Шиловский М.В. "Полнейшая самоотверженная преданность науке": Г. Н. Потанин. Биографический очерк.

   Февральская революция застала Г. Н. Потанина в разгар работы над воспоминаниями. "Упрямый сибирский характер все-таки заставил меня не отрываться от письменного стола, - сообщал он 14 апреля 1917 г. своему постоянному корреспонденту народовольцу Н. А. Морозову.- На улицах и площадях происходят манифестации с красными знаменами, в закрытых помещениях происходят митинги, "шумят народные витии", а я со 2-го марта, со дня получения известий о революции, до четверга на Святой неделе просидел безвыходно дома за письменным столом..." [1]. Его участие в происходящих событиях ограничилось кратким приветствием, оглашенным от его имени на демонстрации 10 марта, посвященной победе революции: "Приветствуем Вас от имени Г. Н. Потанина. Он шлет Вам сердечное "Спасибо за вашу самоотверженную борьбу за благо родины". Благодарит Вас за грандиозный праздник свободы, который 10 марта собрал на улицах Томска все население единодушно приветствовавшее друг друга восторженными восклицаниями. Благославляет ваши раны, полученные в борьбе с жестоким, теперь, к счастью, поверженным врагом. Да здравствует Русская Демократическая республика!" [2]. Наконец он вышел на улицу и усомнился: "Как будто бы и в самом деле коренной переворот? А вот за это время я видел живых людей, и все это те же Хлестаковы, те же Бобчинские и Добчинские, те же унтеры Пришибеевы" [3].
   Жизнь однако брала свое, и наш герой с апреля 1917 с головой уходит в политику, фактически прекратив научную деятельность. Подтверждением этому является список его публикаций за 1917-1919 гг. Их всего 19, в том числе имеющих мемориальный характер (воспоминания, посвященные юбилеям известных лиц) - 5, научных - 2 [4], остальные 12 написаны исключительно на злобу дня и увидели свет в редактируемой А. В. Адриановым газете "Сибирская жизнь" [5].
   Волной демократизации в регионе реанимируются лозунги областников об автономии Сибири и созыве Сибирской областной думы. Часто их выдвигали люди и организации, никогда и ничего общего с областничеством не имеющие. Так, П. И. Казанский вспоминает, что в Барнауле, готовясь к демонстрации 10 марта, "договорились, что не худо бы продемонстрировать среди других, выдвинутых революцией лозунгов и лозунг автономии Сибири. А так как еще в 80-х гг. ядринцевским кружком в Петербурге, при устройстве первого вечера в пользу учащихся-сибиряков приняты были как отличительные знаки... белый и зеленый цвета, ставшие с тех пор "сибирскими" цветами, то и лозунг автономии Сибири решили изобразить не на красном, а на бело-зеленом флаге". На демонстрации с этими флагами прошли служащие кооперативно-кредитного союза [6]. Во время первомайских демонстраций бело-зеленые знамена несли уже во всех крупных городах региона, в том числе и в Томске.
   На позиции активной пропаганды и защиты областнических лозунгов Потанин и его сторонники встают после того, как 10 мая 1917 г. сессия Томского губернского народного собрания приняла резолюцию "Об Областной думе", а 18 мая - еще одну по докладу М. Б. Шатилова "По областному самоуправлению" [7]. Григорий Николаевич откликнулся на это статьей с соответствующим заголовком "Прекрасный финал", в котором, помимо одобрения состоявшихся решений, подверг резкой критике социал-демократов, выступивших против резолюций и пророчески предупредил: "Петроградский пролетарий сделается господином всей нашей жизни. Конечно, для провинции такая перспектива не улыбается" [8]. В связи с активизацией национального движения, требования лидеров которого весной 1917 г. не шли дальше культурно-национальной автономии, он четко обозначил позиции областников в мае в специальной статье, в которой утверждал: "Инородцы имеют право организовать свои инородческие комитеты, на которые будут возложены функции земских учреждений, т. е. заведывание сельскими школами, больницами, сельскими дорогами и пр. Этим комитетам должна быть уступлена часть земельных и других угодий края, чтобы они были в состоянии создать свои финансы, чтобы было, на что содержать общественные учреждения и общественные предприятия. Кроме того, на эти комитеты должна быть возложена особая миссия - защита духовных нужд племени, защита ее национальных и религиозных особенностей. Во всех инородческих углах Сибири должны быть открыты инородческие комитеты. Эти комитеты - есть завершение инородческого вопроса" [9].
   Активная пропаганда областнических лозунгов в 1917 г. стала возможной во многом благодаря поддержке местных организаций партии социалистов-революционеров, членами которой были и стали в рассматриваемое время многие видные областники - М. Б. Шатилов, А. Е. Новоселов, В. И. Анучин, Н. Н. Козьмин и др. Сам же Потанин сразу же после Февральской революции тоже записался в члены ПСР. "Но вскоре из этой партии вышел, - признавался он позднее,- почувствовав, что к партийной деятельности совершенно не подготовлен" [10]. А в июне 1917 г. наш герой уже четко отмежевался от них, заявив, что не является социалистом [11]. Эсеры рассматривались им не более как союзники в достижении автономии Сибири. Более сдержанными были его отношения к кадетам, которые в лице своих крупнейших омской и иркутской организаций, высказались против создания областной думы, за что удостоились наименования "Акакиями Акакиевичами" [12].
   Еще одной "головной болью" престарелого идеолога движения становится забота о расширении и развитии вузовской системы в регионе. Дело в том, что 24 июля 1917 г. министром народного просвещения Временного правительства был назначен хороший знакомый его по РГО академик С. Ф. Ольденбург. 12 августа Потанин обращается к нему с письмом следующего содержания: "Уроженцы Сибири ждут от Вас, что Вы уделите внимание на Сибирь. Они надеются, что Вы положите начало раскрепощению Сибири от несибирской интеллигенции. Настоящее положение Сибири в этом отношении ненормально. Учреждения Министерства народного просвещения, находящиеся в Сибири, снабжают Сибирь интеллигентными силами в недостаточном размере, а поэтому приходится пополнять эту интеллигенцию пришлыми элементами из Европейской России. Особенно ненормально то, что пополнять приходится пришлым элементом высшие ряды интеллигенции, те ряды ее, которые являются в стране правящими и дающими тон местной жизни. Эти пришлые ряды не укореняются в крае; и они сами и их дети уезжают из Сибири. Таким образом, высший слой сибирской интеллигенции находится постоянно в текучем состоянии, в нем не зарождается к краю и местного патриотизма. Это для страны большое зло. Необходимо обогатить Сибирь новыми интеллигентскими силами. Для этого необходимо создать в крае ряд высших учебных заведений, чтобы Сибирь имела своих инженеров, агрономов, статистиков, лесничих и т. п. из местных уроженцев. Необходимо также увеличить средства для просвещения народной массы, умножить число учительских институтов и семинарий. Нужно прекратить заброшенность в просветительном отношении северных инородцев, обитателей тайги и тундры... Желательно, чтобы к ведению министра народного просвещения были отнесены заботы о распространении в Сибири музыкального образования и о постановке школ рисования. Это у нас в Сибири поставлено чрезвычайно непрочно" [13]. Одновременно свою идею он озвучил на конференции общественных организаций Сибири [14].
   На ней Потанин избирается в состав Центрального сибирского организационного комитета для подготовки намеченного на октябрь общесибирского областного съезда для выработки концепции автономии региона. В период выборов в Учредительное собрание его кандидатура выдвигается от Томского отдела народно-социалистической партии, от блока иркутских областников и местных народных социалистов, по списку красноярских областников [15]. Агитация осуществлялась через периодику и выпуск листовок, в которых население призывали голосовать за список, "который возглавляет сам "сибирский батько" Григ. Ник. Потанин... Он не изменит, не выдаст наших сибирских интересов, кто же лучше знает сибирские нужды, чаяния и надежды?" [16]. Сам претендент нигде не выступал и ни с кем не встречался, хотя находился в хорошей для него форме. Видевший его в октябре 1917 г. лидер иркутских областников И. И. Серебренников констатировал, что маститый старец "уже потерял зрение, но сохранил еще светлый ум и хорошую память" [17]. Впечатляющую победу на выборах, как известно, одержали эсеры. Что касается областников, то в Красноярске они собрали 214 голосов, Ачинске - 15, Минусинске - 21. В Томске они заняли четвертое место (4419 голосов), уступив большевикам, эсерам и кадетам, зато абсолютно проиграли эсерам в деревне, собрав, например, в Кузнецком уезде 627 голосов из 98689 принявших участие в голосовании [18].
   Предвыборная кампания казалось бы, должна была дать представление эсерам и областникам о степени популярности "сибирского батько" и, тем не менее, он продолжал раскручиваться в качестве потенциального руководителя автономной Сибири. В качестве члена Центрального сибирского организационного комитета он принимает участие в декабрьском (1917) чрезвычайном областном съезде в Томске, проводимом эсерами для создания в регионе "однородно-социалистической власти". Поэтому на форум не допустили представителей буржуазии (цензовых элементов) и кадетов. Последовали упреки в измене в адрес собственно областников и их лидера. "И странно и грустно среди этих имен видеть маститого исследователя Азии Г. Н. Потанина, - восклицала новониколаевская "Свободная Сибирь",- понадобившегося этой компании, чтобы прикрыть их политическую и деловую нищету" [19].
   15 декабря 1917 г. на упомянутом съезде "ввиду скорого созыва Думы" избирается Временный сибирский областной совет "без распределения портфелей", который должен был обеспечить созыв Сибирской областной думы, открытие которой назначается на 8 января 1918 г. Его председателем стал Г. Н. Потанин, членами: П. Я. Дербер, А. Е. Новоселов, М. Б. Шатилов, Г. Б. Патушинский. Управляющим делами Совета назначили Е. В. Захарова. За исключением Потанина и народного социалиста Патушинского все остальные являлись эсерами.
   Следует заметить, что если отказ от сотрудничества с буржуазией мелкобуржуазных деятелей вызвал недовольство части областников в лице Г. Н. Потанина и А. В. Адрианова, то стремление к созданию "общесибирской социалистической, от народных социалистов до большевиков" власти привел позднее к разрыву и отказу нашего героя от председательствования во Временном сибирском областном совете. В открытом заявлении по этому поводу он, сам того не желая, раскрыл суть тайных манипуляций заправил съезда. "Я передал тогда [на съезде - М. Ш.] В. М. Крутовскому письменное заявление, - подчеркивал Потанин, - в котором протестовал против исключения цензовиков, а также и против резолюции вообще, в которой я усмотрел угодничество перед большевиками, являющимися хозяевами положения в Томске. Защитники резолюции уверяли, что она не является последним словом сибирского областничества; впереди предвидятся Областная дума и Сибирское учредительное собрание, которые могут постановить к включению в состав сибирского правительства цензовиков и исключить большевиков; что выработанная редакция резолюции требуется современным положением; они уверяли, что резолюция, составленная в другом духе, может вызвать обострение отношений с большевиками и даже разгон съезда. В письменном заявлении и разговорах с отдельными членами съезда я высказывался за прямую и откровенную политики в отношении к большевикам..." [20].
   Г. Н. Потанин понимал, что его имя используют как знамя для консолидации антибольшевистских сил, и на первых порах против этого не возражал. Устраивало его и то, что деятельность Совета происходила без всякого участия с его стороны. "...Мне только приносили время от времени некоторые документы для подписи, - писал он,- в которых не заключалось никакого расхождения с моими взглядами" [21]. Сыграло свою роль "затруднительность при его возрасте принимать активное участие в делах" [22] и, как признавался сам Потанин: "...Я не сознавал себя способным к той организаторской деятельности, которой требовало наступившее время... К такой борьбе я считал себя неспособным, но отказ от звания председателя при первых шагах практического осуществления идей я находил неудобным; он мог подействовать на сибирское общество расхолаживающим образом" [23].
   В целом между лидером областничества и эсерами из Сибирского областного совета не было принципиальных разногласий, все они стояли на антисоветских позициях. "Областной сибирский совет состоит из молодых людей,- признавался Потанин в своем заявлении,- из разговоров с ними я убедился, что, несмотря на их молодые годы, они далеко меня опытнее в ведении партийной борьбы. Все они эсеры и противники большевиков". Разногласия носили тактический характер. Прямолинейный и принципиальный Г. Н. Потанин требовал немедленного разрыва с большевиками и развертывания борьбы с ними. "Политика Совета показалась мне недостаточно прямой и откровенной. Я относился к большевикам как к узурпаторам, Совет же в таком мнении о них не признавался. Он как будто избегал откровенно высказаться по этому вопросу" [24]. Эсеры понимали, что данное обстоятельство автоматически приведет к краху затеи с Областной думой и намеревались действовать более осторожно.
   О своем намерении уйти в отставку Григорий Николаевич заявлял членам Временного сибирского областного совета 20, 21, 23 декабря и, наконец, 30 декабря 1917 г. направил формальное заявление об отставке. Нам представляется, что позиция Потанина не была навязана ему "потанинским кружком" и, прежде всего А. В. Адриановым, как утверждали члены Областного совета в открытом заявлении от 1 января 1918 г. [25], хотя редактор "Сибирской жизни" публично признал возможность манипулирования лидером движения: "Лишенный возможности непосредственно наблюдать текущую действительность, Григорий Николаевич, силой вещей, вынужден воспринимать события дня в том, зачастую одностороннем и неверном освещении, какое им придают окружающие его люди" [26]. Уход его больно ударил по Временному сибирскому областному совету, публично разоблачив антисоветские замыслы его членов [27]. В создавшихся условиях на заседании 1 января 1918 г. для спасения своего престижа Совет принял мотивированное заявление для печати, в котором грозил отступнику сообщить об обстоятельствах, предшествующих и сопровождавших его отказ. На этом же заседании председателем Совета избирается лидер омских эсеров П. Я. Дербер.
   Без участия лидера областничества прошла нелегальная сессия Сибирской областной думы в ночь на 29 января 1918 г., сформировавшая Временное правительство автономной Сибири (ВПАС) во главе со все тем же Дербером. Однако предварительное составление его списков происходило при деятельном участии областников. Потанин "настойчиво советовал своим друзьям Вологодскому и Крутовскому не отказываться от участия в правительстве",- говорится в одной из телеграмм ВПАС. Этот же источник сообщает, что фракция областников составила свой список кандидатов в члены правительства, "пять человек из этого списка были включены в состав Временного правительства" [28].
   Разгон Сибирской областной думы вызвал отрицательную реакцию и осуждение всех политических группировок региона, включая областников, однако и создание Временного правительства автономной Сибири не встретило поддержки с их стороны. Его эсеровский состав приводил в ярость буржуазные круги. Выражая их интересы, одна из белогвардейских газет уже летом 1918 г. следующим образом охарактеризовало "правительство": "Мы знаем, что выдвинутое Сибирской областной думой в Томске правительство сначала возглавлялось Г. Н. Потаниным, потом это правительство шарахнулось влево, благодаря чему Потанин вышел из него и правительство стало возглавляться Дербером, о котором мы знаем, что он, будучи в прошлом году главным деятелем областного совета крестьянских депутатов в Омске, усиленно вскармливал своей грудью большевиков и от которых... вынужден был бежать к китайцам в Харбин" [29].
   Несмотря на свою формальную и фактическую отстраненность от реальных политических процессов в глазах руководителей и участников антибольшевистского движения первой половины 1918 г. Г. Н. Потанин оставался наиболее авторитетным лидером в Сибири. 26 марта 1918 г. от имени своих друзей он обратился с воззванием "К населению Сибири", напечатанному в газетах и распространявшемуся в виде листовок. Он предупреждает, что "Сибирь в опасности. С востока в ее пределы вступают иностранные войска, они могут сказаться нашими союзниками, но могут также отнестись к нашим общественным интересам совершенно своекорыстно; это будет зависеть от того, как сибирское общество проявит себя в этот роковой момент". А проявить себя можно только одним образом: "Мы должны громко заявить свое право на самоопределение и сказать, что мы хотим сами быть хозяевами своей страны. Мы должны употребить все средства, чтобы заявить это как всем нашим врагам, так и друзьям, как противникам нашего областного самоуправления, так и сторонникам областной автономии" [30]. В апреле 1918 г. в Томске нелегально появился эмиссар Л. Г. Корнилова генерал В. Е. Флуг, который должен был установить контакт с лидером сибирской контрреволюции Потаниным. Свои впечатления он изложил следующим образом: "Г. Н. Потанин, которого я посетил в первый же день пребывания в Томске, оказался дряхлым старцем, со слабыми остатками зрения и слуха, живущим в крайне тяжелых материальных условиях. Письмо Л. Г. Корнилова, которое я ему привез, мне пришлось самому прочитать Григорию Николаевичу вслух, после чего он, заявив, что от старости уже не принимает личного участия в политике, пригласил своего соседа А. Н. Гаттенбергера, рекомендовав мне последнего как общественного деятеля и вполне доверенное лицо, замещающее его в кружке, названном его именем" [31].
   Свержение советской власти летом 1918 г. в Сибири и выход из подполья представителя ВПАС Западно-Сибирского комиссариата обострили борьбу за власть, в которую оказались вовлеченными и областники. Наряду с кадетами и другими буржуазными группировками они выступили против насаждения в регионе "народоправства". "Вдруг появляются неведомые дотоле люди и заявляют: "Мы уполномоченные Сибирского правительства". И городская дума кричит: "Ура!" Да здравствует таинственная, рожденная в подвале Томского университета, при свете огарков, власть!"- иронизировал по поводу деятельности Комиссариата анонимный автор в 1919 г. [32]. При этом сибирская буржуазия из тактических соображений не возражала против автономии региона. В резолюции собрания торгово-промышленников Омска от 16 июня 1918 г. подчеркивалось: "Пока существует в центральной Европейской России власть Советов, до тех пор Сибирь обособляется и управляется самостоятельным правительством" [33]. Свержение большевистского режима одобрил и Г. Н. Потанин. "Большевики дали Сибири суровый урок, - заявил он.- Мы плохо сделаем, если им не воспользуемся. Мы должны, наконец, принять меры, чтобы в будущем чужие коровы не забредали в наши поля и не производили потравы на наших нивах. Мы должны поставить на первый план решение вопроса о местной сибирской интеллигенции" [34]. Выражая мнение правых и части областников, он выступил с идеей формирования правительства по принципу личной авторитетности и деловых качеств. Первым конструктивным шагом в данном направлении со стороны Западно-Сибирского комиссариата идеолог движения считал приглашение в его состав "какого-нибудь лица, не принадлежащего к социалистическим партиям или, не принадлежащего к партии социалистов-революционеров" [35]. С этой целью "потанинский кружок" 25 июня 1918 г. провел в Томске митинг, который открыл сам Григорий Николаевич [36].
   В последующем наш герой принял участие в деятельности Частного совещания членов Сибирской областной думы в Томске (июнь-июль 1918 г.). Сменившее Западно-Сибирский комиссариат 30 июня того же года Временное Сибирское правительство во главе с П. В. Вологодским всячески поднимало на щит областничество и его престарелого лидера. Выступая перед общественностью Омска 13 июля, премьер-министр назвал Потанина "первым мучеником идеи сибирской самостоятельности", "живой эмблемой независимости Сибири" [37]. В триумф вылилась поездка Г. Н. Потанина в Тобольск, где 20 июля в музее он выступил с лекцией "Культ сына неба в Северной Азии". Однако главным была пропагандистская сторона поездки. Такие мероприятия, как участие идеолога движения в похоронах погибшего в бою офицера, его выступление перед военными, должны были поднять дух белых войск.
   Временное Сибирское правительство проявило максимум показанного уважения к сибирской "гордости". Во время пребывания в Омске Потанину была назначена персональная пенсия, а командующий Сибирской армией генерал А. Н. Гришин-Алмазов 12 июля 1918 г. издал специальный приказ, в котором передал войскам привет и пожелание боевых успехов от идеологов областничества от Потанина и, в свою очередь, пожелал ему "сил и здоровья для работы на счастье и славу дорогой ему Сибири" [38].
   Участие в работе Частного совещания депутатов Сибирской областной думы и поездка в Тобольск стали последними публичными акциями нашего героя, после чего он уже не появлялся на значимых мероприятиях, и лишь изредка от его имени озвучивались различного рода обращения. Со второй половины 1918 г. перестали появляться его публикации. Закономерно встает вопрос, насколько объективно и здраво мог судить Г. Н. Потанин о происходящих событиях из-за своего окружения и в силу старческой дряхлости? Нельзя забывать, что в 1919 г. ему исполнилось 84 года. По свидетельству современников, на различных собраниях он большей частью дремал, очень редко выступал, сам признавался, что тяжело заниматься практической работой [39]. В начале и летом 1919 г. он переболел пневмонией, а в ноябре произошло кровоизлияние в мозг [40].
   Естественно, в создавшейся ситуации могло быть использование имени и авторитета Потанина без его ведома. На данное обстоятельство намекали члены Временного сибирского областного совета в начале января 1918 г. Об этом же сообщал цитированный нами выше А. В. Адрианов. С ним консолидируется В. А. Обручев [41]. Против этого выступал В. Я. Шишков, который в письме к В. И. Анучину от 20 марта 1918 г. подчеркивал: "Встречаетесь ли с Бахметьевым? С дорогим, светлым Григорием Николаевичем? Ради Бога, зачем его путать в политику? Зачем трепать и распинать доброе его имя?" [42].
   Есть разные версии относительно того, кто выполнял роль потанинского кукловода. Уже в эмиграции бывший директор Томского технологического института Е. Л. Зубашев писал по этому поводу, применительно к периоду с 1918 г.: "Григорий Николаевич был уже настолько слаб, что выявить свое отношение был не в состоянии, но его друг А. В. Адрианов резко за него и за себя отстаивал и своей смертью запечатлел неприемлемость для Сибири идей коммунизма" [43]. В свою очередь В. Д. Славнин, со ссылкой на секретаря нашего героя Ф. И. Кузнецова, злым гением называет А. Н. Гаттенбергера, который, "втершись в доверие к больному и растерянному Потанину, оттеснив своего давнего редакционного соперника А. В. Адрианова, во весь мах пустился в политические авантюры. Он принялся ловко спекулировать на огромном авторитете и популярности имени Потанина не только в Сибири, но и вообще в России" [44]. Правда, возникает вопрос: как мог Гаттенбергер, являвшийся с конца 1919 и до конца апреля 1919 министром внутренних дел колчаковского Совета министров и бывавший в Томске наездами, от имени Потанина выступать на страницах томской "Сибирской жизни", редактируемой А. В. Адриановым?
   На наш взгляд есть более авторитетные свидетельства по данному поводу, автором которых является видный большевистский функционер В. Д. Вегман, который в 1918-1919 гг. сидел в томской тюрьме и имел связь с волей. Уже после смерти Потанина он откликнулся на это событие большой статьей в органе Сибревкома - газете "Советская Сибирь", которая начиналась с заявления: "Он [Потанин - М. Ш.] ушел в могилу, заклейменный как ревностный защитник Колчака и его режима. В действительности же этот приговор над Потаниным требует основательного пересмотра". И далее он связал все контрреволюционные акции, в которых использовалось имя Г. Н. Потанина с деятельностью "потанинского кружка": "Они приписывали Потанину такие "мнения" и "заявления", которых он никому никогда не высказывал, ибо физически был не в состоянии это сделать, так как не знал, что творится вокруг него. Они печатали за его подписями статьи, которых он никогда не писал и с содержанием которых не был даже знаком. И напечатанное незадолго до нашего прихода в Сибирь за его подписью заявление о заложничестве, заявление имеющее целью поддержать дух разваливающейся колчаковской армии, в действительности написано не им и даже без его ведома. Автор этого заявления никто иной, как редактор "Сибирской жизни" Адрианов, которого томская Чека недавно расстреляла за его контрреволюционную деятельность" [45]. Несколько лет спустя Вегман вновь вернулся к вопросу о причастности Г. Н. Потанина к воззванию и кратко, но категорично повторил: "Обращение было написано и опубликовано без ведома уже не соображавшего в политике дряхлого старца Потанина" [46].
   Наделавшее столько шуму заявление, вернее, воззвание "К оружию граждане!" за подписью Г. Н. Потанина впервые было опубликовано в газете "Сибирская жизнь" 22 августа 1919 г. "Граждане! - начиналось оно.- Банды большевистские у ворот! Нет, они уже сломали ворота, и озверевшие, озлобленные, беспощадные, в крови и огне ворвались в родную Сибирь! Наши войска, наши защитники, сыновья, мужья, отцы - изнемогают в усилиях удержать их. Опасность великая, смертельная грозит стране, нашим семьям, нашему государству! Сдержать или умереть? Иного выхода нет. Мы все должны сознать, должны дружно откликнуться на призыв правительства идти в ряды защитников родины" [47].
   Обращение не остановило продвижение советских войск в Сибирь. 14 декабря 1919 г. они вступили в Новониколаевск, 20 декабря в Томск. В конце ноября Потанин вновь почувствовал себя плохо и помещается в клинику Томского университета. Посетивший его 19 декабря 1919 г. А. В. Адрианов сообщал о состоянии больного: " Он очень слаб... Он больше лежит, он мало сидит - утомляется, ходить не может... Организм заметно разрушается, и духовные силы, до самого последнего времени еще побеждавшие физические немощи, ему изменили" [48].
   Впрочем, Адрианову больше не пришлось увидеть своего старшего товарища. 22 декабря он был арестован, а 29 февраля 1920 г. за публицистическую поддержку колчаковского режима коллегией Томской уездной ЧК приговорен к расстрелу. В периодическом органе местного ревкома помещается извещение от 7 марта 1920 г.: "Томская уездная чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности настоящим объявляет, что ею РАССТРЕЛЯНЫ нижеследующие лица, как активные противники советской власти, запятнавшие свои руки в рабоче-крестьянской крови:
   1. Адрианов Александр Васильевич - бывший редактор черносотенно-правокадетской газеты "Сибирская жизнь", где он первый заговорил о необходимости введения военно-полевых судов для расправы с рабочими и крестьянами, один из главных вдохновителей кровавой политики правительства Колчака. Оставался до последнего момента непримиримым врагом пролетарской революции…" [49]. По иронии судьбы проскрипционный список подписал тоже сибиряк, председатель Томской уездной ЧК М. Берман, уроженец Ундургинской волости Читинского уезда Забайкальской области, впоследствии знаменитый создатель и первый руководитель ГУЛАГа [50].
   Незадолго до смерти в университетской клинике Григория Николаевича навестила квартирная хозяйка Н. А. Тихомирова, которой он сказал: "Вот я умираю. Жизнь кончена. А мне жаль. Хочется еще жить. Интересно очень. Хочется знать, что будет дальше с милой Россией" [51]. Потанин умер в 8.30 утра 30 июня 1920 г. Местный ревком откликнулся на смерть выдающегося ученого своеобразным некрологом в газете "Знамя революции". Его автор скрылся за буквами К. М. Можно предположить, что его написал редактор газеты и секретарь комитета РКП (б) К. М. Молотов, в гражданскую войну один из руководителей томского большевистского подполья. "Вчера утром умер Гр. Н. Потанин, - сообщается в нем.- Он был в стане наших политических врагов. Наемники и прихвостни буржуазии сумели воспользоваться им в качестве орудия против рабочих и крестьян... Как общественный деятель, - Потанин может лишь вызвать чувство отвращения, негодования рабочих и крестьян. Он явился орудием в руках белогвардейской своры. И мы говорим о нем, не как об общественном деятеле, а как об ученом, исследователе и путешественник. С 1863-64 года Гр. Н. Потанин принял участие в научных исследованиях... Путешествия Потанина для исследования неизвестных до того времени областей имеют не менее важное значение, чем путешествия Пржевальского.
   И в этом заслуга Гр. Н. Потанина. И теперь, когда мы получили известие о его смерти, мы отбрасываем прочь тот вред, который он принес рабочему классу. Мы говорим только, - рабочий класс умеет оценивать вред, который ему приносят его враги, и этого вреда он никогда никому не может простить, в то же время, рабочий класс, строящий новую светлую социалистическую жизнь, не может обойти молчанием пользы, которую трудящимся массам, человечеству кто-либо принес" [52].
   Похороны состоялись в 18.00 3 июля на мемориальной ("профессорской") части кладбища при Иоанно-Предтеченском женском монастыре, названном так, потому что на этом участке находили вечный покой профессора томских вузов и выдающиеся жители Томска: Э. Г. Салищев, Н. Н. Бакай, Н. В. Гутовский, М. Г. Курлов, К. К. Лыгин, В. В. Сапожников, А. Е. Смирнов, Н. А. Костров, Н. И. Наумов, С. С. Синегуб, Г. К. Тюменцев и др. Но это не было последним местом пребывания останков Г. Н. Потанина. После Великой Отечественной войны монастырь и кладбище пошли под снос и захоронения не сохранились. С большим трудом группе местных энтузиастов во главе с Д. П. Славниным при содействии старого знакомого покойного академика В. А. Обручева удалось добиться перезахоронения останков Потанина в Университетскую рощу. Акция состоялась осенью 1956 г., а 25 июня 1958 г. на могиле открыли памятник-бюст работы местного скульптора С. И. Данилина.

  [1] Письма Г. Н. Потанина. Т. 5. С. 147-148.
  [2] РГАЛИ. Ф. 381. Оп. 2. Д. 6. Л. 1.
  [3] Письма Г. Н. Потанина. С. 148.
  [4] Ими стали подготовленные Г. Н. Потаниным до 1917 г. монгольские сказки и предания, опубликованные в 1919 г. в "Известиях" Семипалатинского подотдела РГО (Вып. 19).
  [5] Подсчитано по: Письма Г. Н. Потанина. С. 239-240.
  [6] Казанский П. Мартовские дни в Барнауле (Воспоминания участника) // Сиб. рассвет (Барнаул). 1919. № 5. С. 125, 127.
  [7] ГАНО. Ф. п. 5. Оп. 4. Д. 352. Л. 41, 42.
  [8] Потанин Г. Н. Прекрасный финал // Сиб. записки. 1917. № 3. С. 154; Сиб. жизнь. 1917. 13 июня.
  [9] Потанин Г. Н. К инородческому вопросу // Сиб. жизнь. 1917. 14 мая.
  [10] Потанин Г. Н. По поводу моего отказа от председательствования в Сибирском областном совете // Сиб. жизнь. 1918. 12 янв.
  [11] Потанин Г. Н. Нашим обвинителям // Сиб. жизнь. 1917. 30 июля.
  [12] Потанин Г. Н. Акакий Акакиевич об областной Сибирской Думе // Сиб. жизнь. 1917. 20 июня.
  [13] Письма Г. Н. Потанина. С. 148-149.
  [14] Потанин Г. Н. Об открытии в Сибири ряда высших учебных заведений. Лекция на 1-й Сибирской областной конференции // Знамя революции (Томск). 1917. 11 авг.
  [15] ГАНО. Ф. 144. Оп. 1. Д. 55. Л. 15; Д. 26. Л. 18; ГАИО. . 609. Оп. 1. Д. 8. Л. 83-84.
  [16] Петров А. Кого выбирать в Учредительное собрание? // Свободная Сибирь (Красноярск). 1917. 4 нояб.
  [17] ГАИО. 609. Оп. 1. Д. 8. Л. 90.
  [18] Сиб. жизнь. 1917. 25, 28, 29 нояб.; Красноярский рабочий. 1917. 16 нояб.; Путь народа (Томск). 1918. 1 янв.
  [19] Свободная Сибирь (Новониколаевск). 1917. 30 дек.
  [20] Потанин Г. Н. По поводу моего отказа...
  [21] Там же.
  [22] Адрианов А. В. Сибирское правительство // Сиб. жизнь. 1918. 5 янв.
  [23] Потанин Г. Н. По поводу моего отказа...
  [24] Там же.
  [25] Знамя революции. 1918. 4 янв.
  [26] Адрианов А. В. Сибирское правительство.
  [27] Вегман В. Д. Областнические иллюзии, рассеянные революцией // Сиб. огни. 1923. № 3. С. 106.
  [28] Красный архив. 1928. № 4. С. 98.
  [29] Приишимье (Петропавловск). 1918. 21 июля.
  [30] ГАНО. Ф. п. 5. Оп. 4. Д. 886. Л. 1; Вольная Сибирь (Петроград). 1918. 17 апр.
  [31] Цит. по: Славнин В. Д. Томск сокровенный. Томск, 1991. С. 265-266.
  [32] Заря (Омск). 1919. 3 янв.
  [33] Приишимье. 1918. 23 июня.
  [34] Потанин Г. Н. Сибирская автономия и большевики // Сиб. жизнь. 1918. 4 июня.
  [35] Потанин Г. Н. По поводу предыдущей статьи // Сиб. жизнь. 1918. 5 июня.
  [36] Сиб. жизнь. 1918. 27 июня.
  [37] ГАНО. Ф. 144. Оп. 1. Д. 43. Л. 27.
  [38] Народная Сибирь (Новониколаевск). 1918. 17 июля; Сиб. жизнь. 1918. 1 авг.
  [39] Сиб. жизнь. 1919. 12 янв.
  [40] Обручев В. А. Путешествия Г. Н. Потанина. М., 1953. С. 170; ГАРФ. Ф. 193. Оп. 1. Д. 5. Л. 209.
  [41] Обручев В. А. Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность. М.,- Л., 1947. С. 249-250.
  [42] Сиб. огни. 1961. № 4. С. 184-185.
  [43] ГАРФ. Ф. 5869. Оп. 1. Д. 51. Л. 8.
  [44] Славнин В. Д. Указ. соч. С. 266.
  [45] Вегман В. Д. Григорий Николаевич Потанин // Сов. Сибирь. 1920. 18 июля.
  [46] Вегман В. Д. Областнические иллюзии, возрожденные колчаковщиной // Сиб. огни. 1923. № 5-6. С. 148.
  [47] Потанин Г. Н. К оружию граждане // Сиб. жизнь. 1919. 22 авг.
  [48] Сиб. старина. 1994. № 6. С. 32.
  [49] Знамя революции. 1920. 9 марта.
  [50] Сысоев Н. Г. "Практик марксизма" // Военно-исторический журнал. 1993. № 2. С. 84-87.
  [51] Свентицкая М. Воспоминания о Г. Н. Потанине // Сев. Азия. 1927. № 5-6. С. 122.
  [52] Знамя революции. 1920. 1 июля.