Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

   Контев А.В., Бородаев В.Б.
Верхнее Обь-Иртышье на ойратской карте Джунгарии первой трети XVIII века

   Бородаев В.Б.
Российские военные экспедиции к истокам Иртыша в 1715-1720 гг. и создание карты Верхнего Прииртышья.

   Соколовский И.Р.
Административно-территориальное деление Верхнего Прииртышья в XVII - начале XXI века: опыт исторического картографирования

   Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С.
Поиски древностей в Прииртышье в погоне за "песошным золотом" российскими и европейскими военными и учеными в первой половине XVIII в.

   Резун Д.Я.
Поход Бухгольца и Северная война

   Каримов М.К., Смагулова М.С.
Возведение крепостных сооружений как проявление градостроительного опыта России на востоке Казахстана

   Ананьев Д.А.
К вопросу о компетенции комендантов пограничных крепостей Южной Сибири в первой половине XVIII в.

   Дмитриев А.В.
К вопросу о причинах и обстоятельствах переброски на российские границы в Западной Сибири армейских частей в середине XVIII в. (1744-1745 гг.)

   Овчинников В.А.
Особенности истории монастырей Русской Православной Церкви в Верхнем Прииртышье в XVII-XX вв.

   Скобелев С.Г.
Гибель джунгарского этноса в 1755-1760 годах: численность населения и размеры потерь

   Ведерников В.В.
Рудники Верхнего Прииртышья в системе горнозаводского производства Колывано-Воскресенских заводов (вторая половина XVIII - первая половина XIX вв.)

   Абдрахманов Б.Н.
Казахско-русские взаимоотношения в XVIII-XIX веках в Верхнем Прииртышье

   Матханова Н.П.
Казахи в мемуарах миссионеров Русской православной церкви XIX в.

   Зуев А.С.
Социальное и этническое происхождение казаков Сибирского линейного казачьего войска (по данным формулярных списков 1813 г.)

   Туманик Е.Н.
Участники Общества военных друзей в политической ссылке в Верхнем Прииртышье

   Мамсик Т.С.
Бухтарминские пчеловоды (По материалам Окладной книги Бухтарминской заводской волости 1857 г.)

   Шиловский М.В.
Аграрное освоение Верхнего Прииртышья в XIX - начале ХХ вв.

   Атантаева Б.Ж.
Регламентация российско-китайской торговли по межгосударственным договорам второй половины XIX в.

   Раздыков С.З.
Формирование торгового капитала у казахов степной зоны Западной Сибири в XIX веке

   Дорофеев М.В.
Особенности поземельных отношений в процессе заселения Горного Алтая во второй половине XIX века

   Мусабалина Г.Т.
Городское общественное самоуправление в Восточном Казахстане во второй половине XIX века: исторический аспект

   Дегальцева Е.А.
Войны и их восприятие в Сибири (вторая половина XIX - начало XX в.)

   Селиверстов С.В.
Н.М. Ядринцев: особенности "западнической" тенденции в областничестве (середина 1860-х - начало 1890-х гг.)

   Нурбаев К.Ж.
Тюркские кочевые народы в истории Евразии в свете теории евразийства

   Белянин Д.Н.
"Непричисленные" переселенцы на Алтае во второй половине XIX - начале XX вв.: источники формирования и возможности устройства

   Сорока Н.Н.
Процесс формирования индивидуального пользования сенокосными угодьями в казахском ауле Степного края во второй половине XIX - начале XX вв. (По материалам экспедиционных исследований 1896-1903 гг.)

   Глазунов Д.А.
Подготовка судебной реформы 1898 г. в Степном генерал-губернаторстве

   Кириллов А.К.
Казахи в восприятии русских чиновников податного надзора в начале XX века

   Андреева Т.И.
Первый опыт железнодорожного строительства в Верхнем Прииртышье в контексте транспортного освоения Азиатской России

   Меркулов С.А.
Изучение Монгольского Алтая в истоках рек Иртыш и Кобдо профессором Томского университета В.В. Сапожниковым (по материалам экспедиций 1905-1906, 1908-1909 гг.)

   Касымова Г.Т.
К 105-летию Семипалатинского подотдела Западно-Сибирского отдела Русского Географического общества

   Канн С.К.
Ветеринарное значение Транссибирской железнодорожной магистрали в конце XIX - начале XX в.

   Котович Л.В.
"Природа не только существует, но и меняется": к характеристике экологического сознания (по материалам сибирских сельскохозяйственных журналов начала XX века)

   Кадысова Р.Ж., Мамытова С.Н.
Особенности формирования казахской национальной буржуазии в начале XX века

   Съемщиков Е.А.
Верхнее Прииртышье: административный ресурс Змеиногорского и Усть-Каменогорского уездов 1898-1917 гг.

   Андреев В.П.
Рудный Алтай в процессах модернизации (1900-1930-е гг.)

   Штырбул А.А.
К истории гражданской войны в Горном Алтае и Верхнем Прииртышье: "Сатунинщина" и ее ликвидация (1918-1920 гг.)

   Абдрахманова Г.С.
Применение насилия сибирскими правительствами против мирного населения в годы Гражданской войны

   Сушко А.В.
Деятельность казахской элиты по преодолению межродовых противоречий в процессе строительства Киргизской Автономной Советской Социалистической Республики

   Безверхний А.С.
Кампания по изъятию церковных ценностей из православных храмов в Семипалатинской губернии

   Ескендиров М.Г., Христолюбов А.В.
Семипалатинский государственный педагогический институт в 1930-е -1940-е гг.

   Мамаева Г.Е.
Выселение чеченцев в Семипалатинскую область

   Самаев А.К.
Казахская ирредента и диаспора в КНР и возможность получения ими информации на казахском языке

   Перечень сокращений


Социально-экономические и этнокультурные процессы в Верхнем Прииртышье в XVII-XX веках: Сборник материалов международной научной конференции. Новосибирск: Параллель, 2011. С. 191-196.

Канн Сергей Константинович, ст. науч. сотр.
Лаборатория развития электронных ресурсов Государственной публичной научно-технической библиотеки СО РАН, г. Новосибирск (Российская Федерация)

Ветеринарное значение Транссибирской железнодорожной магистрали
в конце XIX – начале XX в.

Роль Транссиба в истории сибирской ветеринарии остается слабо изученной, хотя этот аспект так же важен, как и стратегические, экономические или социальные последствия проведения пути. Постройка смягчила «неустройство дорог, плохой ветеринарный надзор и отсутствие медицинской помощи», создав условия для преодоления последствий опустошительных эпизоотий конца XIX - начала XX в.[1]

На окраинах Российской империи в XIX в. находилось наибольшее количество скота - 258 голов на 100 сельских жителей[2]. К 1910 г. этот показатель уменьшился втрое, но и тогда составлял 80 голов рогатого скота и 60 лошадей. В европейской России на то же количество населения приходились 31 голова скота и 21 лошадей[3]. Бескрайние угодья южной Сибири и северного Казахстана поддерживали экстенсивный характер скотоводства.

Колоссальные излишки животных продуктов вызывали постоянное превышение предложения над спросом. Даже в тяжелые годы «джута» цена говядины на ключевом рынке в Тюмени была не больше 3 к. за фунт (1,20 р. за пуд)[4]. Прасолы, вынужденные искать новые возможности сбыта, занялись скупкой степного скота и его перегоном в города, на заводы и рудники, где спрос поддерживали военные гарнизоны, рабочий люд и служащие. Транспортировка живого скота обходилась дешевле доставки хлеба, а мобильность промысла позволяла «прокручивать» капиталы, выигрывая на оборотах.

Сама торговля скотом представляла нелегкий труд. После длительных перегонов или переплавов через реки погонщики и приказчики должны были обеспечить животных отдыхом, найти подножный корм и водопои. Гуртоправы знали скрытые пути через тайгу и горы, ориентировались в массе «мелочей». По навозу, оставленному на ночных стоянках («тырлах»), они могли вычислить, сколько гуртов движется впереди и на какое количество корма можно рассчитывать[5]. При плотном движении между гуртами делался интервал в 1-2 дня, чтобы они «не нажимали друг на друга». Нередки были стычки и усобицы между хозяевами скота, «погони» и пр.

Особый размах сибирская скотопромышленность приобрела к началу 1830-х гг. после открытия золотых приисков в мариинской тайге, куда потянулись толпы рабочих. Срок привилегированной добычи золота ограждался 12 годами, но из-за короткого лета был намного меньше и, фактически, не превышал 4-х лет[6]. Хозяева приисков стремились увеличить прибыль, наращивали добычу, а контингент рабочих «выписывали» даже из степи. В 1830-1842 гг. на приисках добыто свыше 2 тыс. пудов золота.

Старательская работа длилась 4 месяца (с 1.05 по 1.09) и все это время сотни рабочих питались исключительно щами с говядиной. Спрос на мясо быстро рос, а с ним росла и цена скота. Вскоре нерасчетливые крестьяне, распродавшие свои стада, обеднели, а золотопромышленники, не жалевшие денег, стали закупать пригонный скот из степей, исторически связанных с коренной Сибирью еще со времен кочевых набегов на Томск и Кузнецк в XVII в.[7]

Казахи, державшие скот в малом количестве из-за трудностей зимнего ухода и падежей, вдруг начали разводить большие стада и вступать в обмен на Горькой и Иртышской линиях Сибирского казачьего войска - в крепостях Петропавловской, Пресногорьковской, Омской, Семипалатинской и Устькаменогорской[8]. Доклады о состоянии войска середины 1840-х гг. сообщают, что лошади и скот превратились в главный предмет казачьей торговли. Гурты и табуны закупались на степных ярмарках (Чарской, Ботовской) и перегонялись для продажи в Томскую и Енисейскую губернии. Только в 1847 г. количество рогатого скота в линейном казачьем войске возросло с 40 тыс. до 61 тыс. голов[9].

Центром распределения всех припасов, поступавших на прииски, стал быстро богатевший Томск. Сюда стекались гурты из Алтайского горного округа и более удаленных окраин. Сибирь покрылась разветвленной сетью скотопрогонных дорог и трактов. В 1844 г. в Томском губернском совете по поводу местных путей сообщения говорилось, что крестьяне Ординской, Бурлинской и Карасукской волостей скупают скот в степи и перегоняют в Томск[10]. Гагемейстер сообщал о 50 тыс. чиновниках по горному ведомству (с семействами) и 3 тыс. приисковых рабочих, которые поддерживали спрос на говядину в Томской губ.[11] Цена степного скота в Томске равнялась 5 р. за голову, а говядины - 85 к. за пуд, с учетом 20-30 к., которые прасолы накидывали за доставку мяса из Барнаула[12].

В начале 1840-х гг. центр золотоискательства переместился в «дальнюю» тайгу Енисейского округа[13]. В 1841 г. на двух десятках приисков по рр. Питу и Удерею работало до 4 тысяч старателей, а на их продовольствие ушло 30 тыс. пудов говядины[14]. По словам полковника Гофмана, к этому времени торговля скотом приводила «в соприкосновение наиболее отдаленные между собою страны Сибири»[15]. 10 тысяч голов ежегодно гнали в Иркутск из Минусинского округа. Когда в середине 1850-х гг. эти гурты направили на пропитание 20 тысяч приисковых рабочих, Иркутск остался без дешевого мяса, бесперебойно поступавшего сюда почти полвека[16]. Золотопромышленники «в два года набили такую цену, которой никто не помнил».

«Золотая лихорадка» развращала всех, кто соприкасался с золотом. Пьяные старатели выкатывали бочки «зелена-вина», самого дорогого европейского шампанского, и шатались по улицам, соря ассигнациями, чтобы не марать сапоги. Скот, пригнанный за тысячу верст, еле держался на ногах и голодал, не находя корма в осенней тайге. Из-за скученности и антисанитарии начался падеж животных, а вскоре степные гурты занесли и смертельно опасную «заразу»[17]. Крайние беспутство и неопрятность «как бы сознательно содействовали распространению» болезни[18]. Трупы павших животных валялись незарытыми, их сбрасывали в реки, растаскивали собаки и птицы. Обозы с зараженными шкурами распространили болезнь на всю территорию жилой Сибири.

Увеличение размеров скотопромышленности в 1860-80-е гг. сопровождалось гигантскими убытками. Как и следовало ожидать, очаги эпизоотий (сибирской язвы на лошадях, оспы на овцах, «повального воспаления легких» на рогатом скоте) сосредоточились возле грунтовых дорог и главного сибирского тракта. За 1858 и 1860 гг. в Алтайском округе пало 63867 животных, а притрактовые селения лишились скота напрочь. По донесению Чаусского волостного правления от 16.10.1860 г., падеж животных в деревнях Скалинской, Подгорной и Малый Оеш превысил 85%[19]. В Каинском округе болезнь продолжалась 25 лет[20], свидетельствуя, что «вор да мор до веку не переведутся».

Год от года волны эпизоотий становились все разрушительнее, а промежутки между ними все короче. В Карасукской волости язва перешла на людей, но никаких действий к прекращению болезни не предпринималось[21]. На въезде в селения чадил «деревянный огонь», полученный трением кусков дерева друг о друга, куда бросали навоз. По поверьям, дым от этого «живого огня» должен был уберечь от всех болезней[22], но едва ли спасал даже от мошкары. Темнота крестьян и жадность торговцев поощряли поступь смерти[23]. Наконец, страшным гостем пришла чума рогатого скота. В европейской России она причиняла убытков на 10-15 млн р. в год, а в Сибири стала поголовно опустошать целые уезды.

Правительство еще 14.06.1804 г. и 3.06.1837 г. издало законы об освидетельствовании гуртов и выдаче документов о «благополучии» скота. Но эти меры, стеснявшие владельцев животных, служили лишь почвой для злоупотреблений. Законом от 2.12.1868 г. Комитет по чумопрививанию, переименованный в Комитет об улучшении ветеринарной части и о мерах к прекращению скотских падежей, отменил все стеснения. На их место пришло указание проверять только те гурты, где появились заразные болезни, причем сообщать о своем «ветеринарном неблагополучии» должны были сами гуртовщики. Естественно, хозяева скота, не желая убытка, предпочитали хранить глухое молчание, а весь промысел быстро ушел в «тень».

Простор и бездорожье способствовали сокрытию операций, тем более, что в Сибири отсутствовал какой-либо ветеринарно-полицейский надзор[24]. После 1810 г., когда администрация безуспешно пыталась привлечь иностранных врачей для борьбы с «заразой на лошадях»[25], попечение о здравии скота перешло в ведение губернских управлений и их недостаточных штатов. Особые «пунктовые» санитары еще вели досмотр на официальных скотопрогонных трактах, подчиненных МВД (Петропавловском, Пресногорьковском)[26]. Но в их задачу входило «попечение о здоровье прогоняемых гуртов и оказание пособия заболевшим животным», однако категорически запрещалось покидать пункты пребывания для спасения больного скота из соседних деревень. Эти заботы целиком ложились на плечи слабого ветеринарного персонала губерний.

В 1879 г. в Омске открылась ветеринарно-фельдшерская школа для подготовки кадров Сибирского казачьего войска, куда принимались и казахские дети. После учебы их определяли фельдшерами в степные уезды для лечения скота и предотвращения падежей. В 1884 г. ветеринарную часть Акмолинской обл. разделили на Омский, Петропавловский и Акмолинский участки, учредив должности трех сверхштатных ветеринаров с окладом содержания 700 р. в год (штатные имели по 1000 р.). Между тем, десяток врачей не мог уследить за всем степным пространством в 500 тыс. кв. верст.

В середине 1870-х гг. несоразмерность угрозы вынудила Ветеринарный комитет МВД разработать систему мер по противодействию чуме. Самыми эффективными назывались: 1) обязательный провоз гуртового скота по железным дорогам и контроль за ним, 2) улучшение ветеринарного состояния грунтовых путей и трактов и 3) введение «меры обязательного убивания зачумленного скота», как гуртового, так и местного, с выдачей вознаграждения владельцам[27]. 30.05.1876 г. появился закон о мерах против чумы в гуртах, а 3.06.1879 г. - об обязательном убивании больных животных. Нормы этих законов включили во Врачебный устав[28]. Закон от 11.05.1882 г. установил обязательный провоз гуртового скота по железным дорогам (там, где они имелись). Вслед за этим стало уменьшаться и количество скотопрогонных дорог[29].

В Сибири, где железные дороги отсутствовали, чума вела себя как хозяйка. Санитарная очистка и заграждение от заноса чумы (например, в окрестностях Омска) помогали добиться относительного благополучия[30]. Но в условиях плохих коммуникаций Сибирь была слишком велика для наведения порядка и вполне достаточна для распространения чумы. В 1881 г. 30 селений Барнаульского и Бийского округов потеряли 10 тыс. голов. Через два года падеж увеличился до 31 тысячи, но «бедствие 1883 года побледнело пред тем ужасом, который разразился во всей губернии и в особенности на Алтае в следующем году. "Размер падежа от чумы, говорит губернаторский обзор, в 1884 г. (по всей губернии) превышает в 89 раз размер бывшего 7 лет тому назад падежа, и во все семилетие только 1882 г. представляет некоторое ослабление, после которого еще более резко выступает крупная цифра 1883 г."»[31]. Двигаясь вдоль трактов, эпизоотия поразила от 25 до 45% всех селений. В Томской губ. она окружила Каинск и Колывань. Алтай потерял поголовья (206,5 тыс. голов) и еще 60 тысяч погибло в следующем 1885 г.

После этого чума двинулась в Енисейскую губернию, проникая туда как по главному тракту, так и еле заметными тропами на всем протяжении западной и юго-западной границы Ачинского и Минусинского округов. Власти отчаянно пытались сдержать поступь «чумного яда», командировали врачей и стражников для перехвата гуртов, сопровождали скот в места карантинов[32]. Врачебные управы и комитеты общественного здравия распространяли памятки и объявления[33]. Все тщетно. По словам Г. Е. Катанаева, при всеобщей беспечности чума господствовала «почти повсеместно»[34].

«Сплошная» железная дорога через всю Сибирь, решение о которой приняли в Петербурге, должна была остановить свободное распространение чумы, поставив под ветеринарный контроль все перемещения скота. Эта стратегическая задача не только решала проблемы «народного здравия», но и укрепляла боеспособность войск. С осени 1887 г. ведомства собирали данные о скотопрогонных путях, центрах скотопромышленности и крупных торговцах, изучали маршруты перегонов и пункты переправ для выбора оптимального направления трассы. Прогон гуртов по главному сибирскому тракту был воспрещен[35] и введен «обязательный провоз гуртов по линиям железных дорог, соответствующим закрытым скотопрогонным трактам»[36].

С 1892 г. Томская губерния «оставалась безусловно свободной от чумы рогатого скота»[37] и только в 1895/96 г. эпизоотия проникла в некоторые селения Змеиногорского округа из соседней Семипалатинской области. «Прошитая» магистралью, Сибирь избавлялась от страха перед чумой, локализованной в отдельных очагах. К началу эксплуатации дороги в 1897 г. самое страшное бедствие Западной Сибири было, в основном, ликвидировано[38]. Немалую роль сыграло общее улучшение социально-экономических, санитарных и других условий, принесенное с сооружением Транссиба.

МПС и Комитет Сибирской железной дороги предполагали, что грузы скотоводства из Томского, Барнаульского и Бийского округов минуют западносибирский участок и двинутся на восток - в сторону Ачинска[39]. Так и произошло: от станций Обь и Болотная скот, мясо и другие животные продукты пошли вглубь Сибири - на снабжение Красноярска, Иркутска и даже Ангаро-Ленского золотопромышленного района[40]. Таким образом, прежний товаропоток, сложившийся еще в «дорельсовую» эпоху на базе скотопрогонных трактов, реализовался в новых условиях. Новониколаевский поселок стал крупным центром торговых операций, где местный «банкир» Пастухов кредитовал прасолов, пригонявших гурты на забойку[41].

Вместе с тем, сами формы скотопромышленности изменились - от меновой торговли она перешла к устойчивым товарно-денежным отношениям[42]. Условия конкуренции, созданные магистралью, «уронили» прибыли прасолов и на место обогащения пришли частые банкротства и свертывание торговли. Легковесный степной скот (до 15 пудов убойного веса) «не выдерживал тарифа», а при перевозке в вагонах терял еще и по 1,5 пуд. на каждую голову. Сильный удар по прасольству нанесла распашка степей, рост платы за аренду полевщин и прогон скота по грунтовым дорогам. В итоге, для многих торговцев скотом спасение от разорительных падежей не стало гарантией их «экономического спасения».



[1] Сибирская ж. д. с экономической и стратегической точки зрения // Сев. вестн. 1891. № 3. С. 17 (2-я паг.) ; Пронин В. И. Скотоводство в Сибири в XIX - нач. XX вв. // Из истории Алтая. Томск, 1978. С. 107 - 109.

[2] Шашков С. Очерки Сибири в историческом и экономическом отношении // Библиотека для чтения. - 1862. - Т. 173 (октябрь). - С. 16 (отд. паг.).

[3] Денисов В. И. Русская скотопромышленность. СПб., 1912. С. 4.

[4] Материалы к истории вопроса о Сибирской ж. д. СПб., 1891. С. 205. Приведена статистика 1880-х гг., а раньше цена была еще меньше. «Джут» - время тяжелой зимовки скота и бескормицы (Скотоводство и земледелие в Киргизских степных областях // Правит. вестн. 1885. № 126. С. 2).

[5] Дмитренко П. Ф. Отчет по сопровождению гуртов скота в 1873 и 1874 гг. СПб., 1878. С. 8 - 9.

[6] Щуровский Г. Е. Геологическое путешествие по Алтаю. М., 1846. С. 411.

[7] Броневский С. Б. Записки о Киргиз-Кайсаках Средней Орды // Отечеств. зап. 1830. Ч. 41. С. 405.

[8] Левшин А. Описание Киргиз-Казачьих или Киргиз-Кайсацких орд и степей // Журн. МВД. 1833. Ч. 8. Отд. II. С. 273 - 274 ; Колмогоров Г. В. О промышленности и торговле в киргизских степях Сибирского ведомства // Вестн. ИРГО. 1855. Ч. 13. Кн. 1. С. 24 - 25, 28 - 29 (2-я паг.).

[9] ГАОО. Ф. 366. Оп. 1. Д. 234. Л. 5 об. - 6 ; Ф. 3, Оп. 9. Д. 15154. Л. 14 - 21 об. ; Кадомцев Е. М. Отчет о поездке в киргизские степи Европейской и Азиатской России. СПб., 1877. С. 8 - 10.

[10] ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 2041. Л. 170 об. - 171.

[11] Гагемейстер Ю. Статистическое обозрение Сибири. Ч. 2. СПб., 1854. С. 294.

[12] Аполлова Н. Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в кон. XVI - перв. пол. XIX в. М., 1976. С. 212 - 213.

[13] Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032-1882 гг. Иркутск, 1883. С. 494 - 496 ; История Сибири. Т. 2. Л., 1968. С.394 - 395 ; Горняки Кузбасса. Новосибирск, 1971. С. 24 - 25.

[14] Щукин Н. С. Влияние золотых промыслов на ценность жизненных припасов в Восточной Сибири // Журн. МВД. 1848. Ч. 21. С. 412. При среднем убойном весе быка в 10 пуд., это не менее 3000 голов.

[15] Гофман. О золотых промыслах Восточной Сибири // Горн. журнал. 1844. Ч. 4. Кн. 11. С. 205 - 206.

[16] Н. С. Минусинский округ // Журнал МВД. 1856. Ч. 18 (май). Отд. III. С. 22 - 23.

[17] АРГО. Разр. 59. Оп. 1. Д. 15. Л. 154 - 154 об. ; Кривошапкин М. Ф. Енисейский округ и его жизнь. СПб., 1865. С. 6 - 7 ; Чудновский С. Л. Енисейская губерния к 300-летнему юбилею Сибири. Томск, 1885. С. 83.

[18] А. А. К. Хозяйственный и общинный быт крестьян и инородцев Иркутской губ. // Сев. вестн. 1891. № 9. С. 30 (2-я паг.).

[19] Лукичев С. С. Скотоводство в приписной деревне Западной Сибири в дореформенный период XIX в. // Вопр. истории Сибири. Вып. 11. Томск, 1982. С. 49 - 50.

[20] Жуковский Э. Д. Важнейшие эпизоотии Томской губ. // Науч. очерки Томск. края. Томск, 1898. С. 5.

[21] Лучшев А. Исторические сведения о заселении и географический обзор Томской губ. Томск, 1886. С. 15.

[22] Ваганов Н. А. Хозяйственно-статистическое описание крестьянских волостей Алтайского округа. СПб., 1885. С. 51 (1-я паг.). «В мор (падеж) вытирают из дерева огонь и раздают на всю деревню» (Даль В. Толковый словарь. Т. 2. СПб. ; М., 1905. Стб. 907).

[23] РГИА. Ф. 268. Оп. 3. Д. 334. Л. 301 - 301 об., 352 - 353, 399 - 399 об. ; Ядринцев Н. М. Сибирь как колония. СПб., 1892. С. 346 - 347, 378.

[24] Жуковский Э. Д. Указ. соч. С. 6 - 7 (11-я паг.).

[25] Сикорский А. Н. Вопросы истории ветеринарии Западной Сибири в дореволюционный период: автореф. дис. ... канд. ветеринар. наук. М., 1964. С. 8 ; Трошин И. П. История развития скотоводства Западной Сибири. Новосибирск, 1969. С. 112.

[26] ГАТ. Ф. 342. Оп. 1. Д. 165. Л. 9 - 9 об. ; Очерк Киргизских степей в ветеринарно-санитарном отношении. СПб., 1890. С. 76 - 77.

[27] Блиох И. С. Влияние железных дорог на экономическое состояние России. СПб., 1877. Отд. 2. Ч. 2. С. 39 - 40, 43 - 44.

[28] Свод законов Российской империи. 1892. Т. 13. Устав Врачебный. Кн. 2. Разд. 7. Ст. 1257 - 1315. Немедленного убивания зачумленного скота требовала ст. 1290.

[29] Михайлов В. К вопросу борьбы с эпизоотиями и устройства ветеринарной части в Сибири // Вестн. обществ. ветеринарии. 1891. № 3. С. 38.

[30] ГАОО. Ф. 3. Оп. 10. Д. 17158. Л. 16 - 17 об.

[31] Алтай: историко-статистический сборник. Томск, 1890. С. 74.

[32] ГАКК. Ф. 595. Оп. 19. Д. 6586. Л. 31 ; Ф. 612. Оп. 1. Д. 190. Л. 6 ; Ф. 803. Оп. 1. Д. 42. Л. 1223, 1249 - 1251 ; ГАИО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 3372. Л. 5 - 30, 38 - 42 об.

[33] Бургер А. И. Необходимые меры против чумы рогатого скота. Красноярск, 1886 ; О мерах предосторожности от чумной заразы // Изв. Ирк. гор. думы. 1888. Т. 1, № 2. С. 89 - 93 ; Енисейские губ. вед. 1889. №№ 12, 15, 16 ; Записка о чуме на рогатом скоте в 1885, 1886 и 1887 гг. и меры против чумы рогатого скота // Памят. кн. Енисейской губ. на 1890 г. Красноярск, 1889. С. 272 - 278 ; ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 389. Л. 54.

[34] ГАОО. Ф. 366. Оп. 1. Д. 433. Л. 44.

[35] ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 389. Л. 30 - 34, 39, 50 - 52. На карте фельдшера Я. Линева к постановлению Кузнецкого комитета общественного здравия от 11.04.1891 г. показано принудительное отклонение гуртов купцов Сорокиных, следовавших в Енисейскую губ., от традиционной переправы через Обь в Кривощеково к селу Бердскому (Там же. Л. 36 а - 36 б).

[36] Полн. собр. законов Рос. империи. Собр. 3. 1894. Т. 11. № 7742 ; Собр. узакон. и распоряж. Правительства. 1891. 25 июня. Ст. 692 ; Железнодорожное дело. 1891. № 27-28 (31 июля). С. 299 ; Вестн. обществ. ветеринарии. 1891. Т. 3. № 13 (1 июля). С. 206.

[37] Жуковский Э. Д. Указ. соч. С. 13 - 14 (11-я паг.) ; Его же. Эпизоотии в Томской губ. и меры борьбы с ними // Тр. Томск. отд. Моск. об-ва сел. хоз-ва. Томск, 1896. Кн. 1. С. 1 - 20 (отд. паг.).

[38] Сикорский А. Н. Указ. соч. С. 10.

[39] Материалы Комитета Сибирской ж. д. (экз. РГБ). 1893. Т. 1. Л. 366 - 368 об.

[40] Соболев М. Н. Экономическое значение Сибирской ж. д. Томск, 1900. С. 11, 18, 25.

[41] Город Новониколаевск: исторический очерк // Весь Ново-Николаевск. 1924/1925. С. 11 (1-й отд.).

[42] Денисов В. И. Указ. соч. С. 41 - 42.

© С.К. Канн, 2011
Hosted by uCoz