Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Зиновьев В.П. Индустриальные кадры старой Сибири

   Правовые вопросы социальной истории России, как правило, мало интересуют историков, занятых выяснением генезиса классов, характером их формирования, изучением их экономических и бытовых условий жизни, определением масштабов и направленностью их социальной активности. Правовое положение работников в какой-то мере затронуто в обобщающих монографиях последних лет [1], по Сибири вышли специальные статьи В.И. Маркова, которые касаются преимущественно конца ХIX - начала ХХ в. [2] Из дореволюционных историков рабочим законодательством в Сибири основательно интересовался лишь В.И. Семевский [3].
   Меж тем излишне доказывать, что в такой резко стратифицированной по сословному признаку, бюрократизированной стране как Россия XVIII - XIX вв., правовое положение работника многое определяло в его жизни. Невысокий правовой статус наемных работников в России предопределялся тем, что они рекрутировались из наиболее бесправных и эксплуатируемых податных сословий и социальных групп. Это были крестьяне, работники крепостных мануфактур, мещане, а в Сибири также "сибирские инородцы", каторжные и ссыльные. Для российской бюрократии они не были рабочими заводов, фабрик и рудников, а являлись крестьянами, ссыльнопоселенцами определенной волости, инородцами такой-то инородной управы или мещанами такого-то города, находящимися во временной отлучке с места приписки по случаю заработков.
   Работник, понуждаемый к индустриальному труду, в силу экономической или внеэкономической зависимости всегда находился в поле зрения феодального государства и платил ему ренту, связанную не с доходами, а с сословной принадлежностью. Гулящие люди XVII - XVIII вв., не нашедшие еще своего места в сословной табели и места приписки, обязаны были платить годовой рублевый налог, 5 или 10 % с заработка, несколько копеек за право передвижения - "явчую головщину", всего около 1,5 руб., что соответствовало в целом денежным повинностям крестьян [4]. Выплата налогов нанимателями за работника нередко становилась исходным пунктом будущей кабалы, а затем - и крепостной зависимости. Эти же налоги были кандалами для предпринимательской инициативы и послужили предлогом для конфискации не одного предприятия. Можно назвать классический пример - перевод из-за такого рода долгов заводов Демидовых на Алтае в собственность Короны.
   Доля повинностей в заработке постоянно сокращалась, но продолжала оставаться ощутимой даже к концу XIX в. Работник XVII - начала XVIII в. вынужден был отдавать государству треть из своего 4,5 - 5 рублевого годового заработка. Работники конца XIX в. платили казне не менее десятой части заработка. Так, на Абаканских золотых промыслах в 1897 г. рабочие из 126 - 198 рублевого годового заработка отдавали в подати 30 - 40, иногда 54 руб., в среднем - четверть получки [5].
   С введением Петром I подушной подати и паспортной системы работник уже жестко прикреплялся к государственной фискальной машине и, где бы он ни находился, должен был нести сословные повинности. Покормежное письмо от посада или сельского общества давало право на временный наем и передвижение по России [6].
   Получение паспорта было делом непростым. Желающий податься на заработки подавал в магистрат, земский суд, городскую думу, управу, волостное правление, т.е. в ближайший орган управления, прошение с указанием причин увольнения в отлучку и нужный срок паспорта или билета. Благонадежность просителя должна была подтверждаться поручительством сообщественников. Вот типичный для Сибири пример поручительской расписки: "1822 года февраля 2 дня мы нижеподписавшиеся Манзурской волости Бирюльской слободы крестьяне Иван Машкарев и Алексей Ильин Юшин дали сию подписку той же слободы старосте Алексею Горбунову в том, что за уволенного для сплава в город Якутской крестьянина Ивана Алексеева Осипова сроком на полугодичное время обязуемся мы поручители в платеже государственных податей земской повинности, мирских поборов, подводной гоньбе, в хранении огородов и во всех нарядах и сделках ответствовать беспрепятственно, а к сроку его Осипова представить в общество в чем и подписуемся..." [7]. Таким образом, поручители обязывались полностью заменять выбывшего временно члена общины в исполнении тягла и гарантировали его возвращение. Одновременно они являлись как бы заложниками в руках общины и властей, отходник всегда должен был помнить, что от него зависит благополучие поручителей, обычно друзей и родственников. Однако властям и этих гарантий было недостаточно, им нужно было поручительство всего общества - крестьянского или мещанского. Эту роль выполняли ручательные одобрения, подписанные старостами или сотниками.
   Любопытно познакомиться с образцом такого "одобрения":
   "В Верхнекаинский волостной суд деревни Осиновый колок от сотника Михайлы Липинского одобрение.
   Сего марта 18-го числа сей деревни при обществе всего мирского согласия крестьянин Иван Жуков просил об отпуске его для вырабатывания подушных денег и мирских тягостей которой от нас и увольняется Тобольского наместничества Томской области и Колыванской губернии в разные города, крепости и заводы сроком от вышеписанного числа впредь на год того ради благоволит оной волостной суд ему Жукову для взятия покормежного паспорта о увольнении дать от себя одобрение с приметами оной ростом двух аршин двух вершков лицом смугл глаза серые волосы на голове темно-русые от роду ему двадцать два года, а порукою по нем отец ево родной Василей Жуков, коему одобрение вместо сотника Липинского и мирских людей их прозбою пищик Андрей Долгополов руку приложил".
   На "одобрение" была наложена резолюция: "По сему одобрению названного в оном Ивана Жукова Каинский нижний земский суд увольняет и Каинское уездное казначейство благоволит дать оному на годичное время паспорт марта 19 дня 1797 года.
   За отсутствующих господ присутствующих в округу земского заседателя Петра Судакова помощник Николай Петухов" [8].
   О том, что такой же порядок соблюдался и в других местах Сибири, свидетельствует приказ по Чаусскому волостному правлению от 20 марта 1799 г.: "Указом Канцелярии Горного начальства от 11-го сего марта за № 2020-м знать дала, чтоб у отправленных Тобольской камерной части комиссионеров к выломке из Коряковского озера и вывозке в том на пристань соли что желающие поселяне не инаково в ту обязанность вступали как с получением на отлучку указных покормежных паспортов и с дачею при том от них верного поручительства и с согласия на оное общества с тем чтобы во время сей их отлучки за них поручительству и обществу ответствовать не только в платеже государственных податей но и в исправлении всех повинностей в надлежащее время равно и в неоскудении по домообзаводству и хлебопашеству о чем оному волостному правлению сим к сведению и должному исполнению предписываю. Марта 18 дня 1799 года Земский управитель..." [9].
   Получение личной свободы крестьянами после отмены крепостного права не означало свободы передвижения. Сословная принадлежность по-прежнему существенно ограничивала свободу личности крестьянина, мещанина, цехового. Крестьянское или мещанское общество контролировало своих членов, связанных круговой порукой вследствие коллективной ответственности за выплату налогов и исполнение повинностей.
   Паспорта выдавали теперь не власти, а волостные и городские правления и управы. Для выдачи паспорта или билета требовалось лишь согласие общества и выплата податей. Вот образец такого согласия: "1868 года января 23 дня дано сие Верхнеудинского округа Тарбагатайской волости Куналейского селения Гаврилу Солодухину желающему у кого-либо наняться в работу на частные золотые промыслы в операцию сего 1868 года, за которым состоит податей за 1867 год девять рублей, семь с половиной копеек серебром, которые при выдаче узаконенного билета в Тарбагатайском волостном управлении удержать". В волостном правлении крестьянин получал отпускной билет. Типичное его содержание таково: "Предъявитель сего Верхнеудинского округа Тарбагатайской волости Култукского селения крестьянин Зиновий уволен для служения работ на золотые промыслы по Витимской системе г. Катышевцеву сроком нижеподписанного числа впредь по первое ноября 1867 года и по прошествии сего срока обязан он явиться на место своего жительства в случае неявки поступлено с ним будет как с бродягой" [10].
   Стоимость билета для крестьянина составляла 1 руб. 45 коп., для поселенца - 55 коп. [11]. Такой порядок выдачи паспортов сохранился до конца XIX в. Обычно в паспорте содержались звание, имя уволенного, срок увольнения в отлучку. Есть смысл привести здесь пример мещанского паспорта: "По указу Его Величества Государя Императора Александра Николаевича, Самодержца всероссийского, и прочая, и прочая, и прочая.
   Объявитель сего томский мещанин Афанасий Власов Козлов холост уволен в разные города и селения Российской Империи для собственных надобностей от нижеписанного числа впредь на один год то есть: Тысяча восемьсот шестьдесят шестого года по двадцать первое декабря, а по прошествии срока явиться ему обратно, в противном же случае поступлено с ним будет по законам. Дан по документу записанному в книге под № 759, из Томской городской думы с приложением печати оного двадцать первого декабря тысяча восемьсот шестьдесят пятого ода. Кандидат в гласные Н. Зверев" [12].
   Ссыльные на место работы сопровождались полицией, вместо паспортов им выдавались путевые листы. Обычно путевые листы сразу же при найме оказывались в руках нанимателей или их служащих. Ссыльный, явившийся на место приписки до контрактного срока, считался беглым и подлежал высылке этапным порядком на место найма.
   На промыслах или судах, куда чаще всего нанимались искатели заработка, паспорт или путевой лист заменялся расчетной книжкой, которая, опять же, работнику не выдавалась, а хранилась в конторе. Обычной была выдача задатков, которыми покрывались налоги, недоимки. Работник, таким образом, попадал в кабалу. В Сибири нередки были случаи буквальной продажи недоимщиков в работы золотопромышленникам, судовладельцам, рыбопромышленникам, которые, нуждаясь в работниках, загодя выплачивали за крестьян и мещан недоимки. Впрочем, после удачного побега такого должника, сельское общество проявляло поразительную нерасторопность в поисках беглеца. Переписка горных исправников с волостными правлениями полна упреков на этот счет. Сибирские тузы добивались высылки должников через полицию, но губернские власти отказывали, так как интересы казны в данном случае не нарушались. Впрочем исправники, подкупленные золотопромышленниками, нередко разыскивали и высылали крестьян-должников на прииски. Верхнеудинский исправник объяснял свои беззаконные действия по высылке рабочих тем, что " … приисковые рабочие дрянь крестьянского населения" и что поэтому "закон к ним не применим" [13]. Обычно же полицией пресекались только массовые уходы работников, нарушающие общественный порядок и могущие повлечь за собой еще большие беспорядки.
   Беспаспортный в России становился бесправным изгоем. Примеры преследования работников без билета или паспорта можно найти и в документах делопроизводства XVIII - XIX вв., и в прессе того времени. Приведу лишь несколько из разных эпох. В 1746 г. несколько десятков работных людей, обнаруженных в Тобольске без покормежных паспортов, были биты батогами и отправлены домой в села и посады Поморья [14]. В 1820 г. томский мещанин Тимофей Забабурин, вернувшись в Сибирь после 21 года службы в Русско-Американской К°, был арестован в Енисейске и выслан в Томск как бродяга [15]. В 1887 г. на Черемошинской пристани Томска полиция арестовала 90 работников, не имевших видов на жительство [16]. Строителей транссибирской магистрали в случае недовольства контрактами и забастовок высылали на место приписки этапным порядком. Наниматели, в случае конфликтов, стремились задержать паспорта, а рабочие, напротив, требовали их в первую очередь, так как наем без паспорта обесценивал труд чуть ли не вдвое. Такова была плата нанимателю за риск быть подвергнутым штрафу за укрывательство бродяг и беглых, Контрактные рабочие стекольного завода Омельянского в Енисейской губернии в 1883 - 1884 гг. дошли до губернского суда, добиваясь от нанимателя возврата паспортов [17].
   Наем беспаспортных, с просроченными видами, заведомых варнаков в Сибири был явлением рядовым и практиковался в селах, на судах, промыслах, заводах в широких масштабах. Для примера можно сказать, что на Воскресенском прииске К° Рязановых в Мариинской тайге в 1837 г. у половины из полутора тысяч работников не оказалось при проверке паспортов [18], у поставщика соли Богданова только на двух судах были обнаружены в 1820 г. 74 работника с просроченными отпускными видами [19]. Среди землекопов на стройке железных дорог беспаспортные насчитывались тысячами [20]. Подрядчики специально затягивали выдачу паспортов, чтобы сбить цены на рабочие руки и удержать их на месте.
   Архаичная паспортная система была несколько упрощена высочайшим повелением 7 апреля 1897 г., которое освободило выдачу паспортов от пошлин и доверило их выдачу полиции [21]. Власть общины и фискальной системы над работником перестала быть абсолютной.
   На предприятии рабочий не оставался без опеки, он был обязан подчиняться хозяевам и служащим. Такого рода пункты обязательно включались в контракты судовых, промышленных и торговых работников. Вот пункт из типового контракта пароходчика Д.И. Тецкова с судорабочими, заключенного в 1876 г.: "Работы должны мы выполнять в точности с усердием без лености. К хозяину, его доверенным и приказчикам быть в полном повиновении, не грубить, не упрямствовать, без дозволения никуда не отлучаться и не делать никаких предосудительных поступков. Все имеющие быть объявленные нам правила относительно устройства артели мы должны безусловно принять и следовать им, понимая в этом смысле порядок, от которого зависит манера дела. Ослушников из нас г. Тецков или распорядители его подвергают или вычету из платы по собственному усмотрению или артельной расправе по мере поступка" [22]. Контракты судорабочих второй половины XIX в. отличались от "условий лямочной работы" бурлаков начала того же века только производственными задачами и отсутствием пункта о круговой поруке [23]. Таким образом, экономическая зависимость дополнялась внеэкономической. Задаток, паспорт, полицейские функции хозяев предприятий ставили работника в неравноправное, унизительное положение. Грубость нравов, бескультурье, произвол хозяев отмечали современники на рыбных промыслах, на судах, торговых и промышленных заведениях.
   Унизительным было положение крупнейшего в крае отряда наемных работников - золотоискателей. Сложившаяся на приисках традиция издевательского отношения к рабочим-ссыльнопоселенцам распространилась затем на полноправных работников, и с трудом изживалась в течение второй половины XIX - начала ХХ вв. Приисковый режим справедливо сравнивался современниками с крепостным правом. К услугам золотопромышленников были специальные казачьи отряды - горнополицейская стража, каталажки, неограниченная возможность штрафов и вычетов, розги и кулаки служащих. Наиболее жесткие порядки сложились на приисках богатейших компаний Ленской тайги - Лензото, К° Промышленности, Прибрежно-Витимской. В К° Промышленности, судя по штрафному журналу, в 1880 - 1882 гг. высекли или посадили в карцер каждого третьего работника, оштрафовали - каждого четвертого [24].
   Трудовые отношения нанимателей и наемных рабочих в Сибири регламентировались слабо, были предоставлены стихийному соотношению сил, где промышленники оказывались сильнейшей стороной. В то же время, Сибирь являлась одной из тех территорий империи, где специальные акты, призванные регулировать трудовые отношения, издавались еще в первой половине XIX в. Уже "Положение о разборе исков по обязательствам, заключенным в сибирских губерниях обывателями разных сословий" 1822 г. ограничивало наем одним годом с расчетом в конце срока и списанием долгов свыше 5 руб. "Положение" было призвано ограничить кабалу рабочих промыслов и судорабочих. Таким образом государство охраняло налогоплательщиков.
   С обострением отношений предпринимателей и рабочих на приисках генерал-губернатор Западной Сибири князь Горчаков пришел к выводу о необходимости специального регламента. Положение 30 апреля 1838 г. о частной золотопромышленности в Сибири запрещало нанимать беспаспортных, но не исключало устных условий найма, определяло концом приискового сезона 10 сентября, устанавливало основное содержание контрактов: место и срок работы, число рабочих часов не более 15, число отдыхов - не менее 2 раз в месяц, право старательских работ, узаконило подъемное золото, определило порядок устройства жилья, продажи товаров и продуктов питания, подачи медицинской помощи. Положение предусматривало выдачу расчетных листов и ограничивало срок найма одним годом [25]. Работник не имел возможности расторгнуть договор, хозяин же имел достаточно оснований для увольнения.
   Устав о золотопромышленности 1870 г. сделал более жесткими либеральные условия 1838 г., установил круговую поруку при артельном найме, обязательную явку письменных договоров в полиции, отменил ограничения продолжительности трудового дня. Бунт против золотопромышленников расценивался уставом как выступление против властей. Современники справедливо расценивали устав 1870 г. как уступку властей крупным золотопромышленникам [26].
   На Сибирь распространялась также часть общероссийских промышленных законов: о регламентации труда судорабочих из Устава путей сообщения [27], Временные правила о найме рабочих от 31 марта 1861 г., которые регулировали применение труда работников на строительстве железных дорог [28], пункты Устава торгового, где оговаривались права и обязанности приказчиков [29]. В тех случаях, когда отношения с работниками не регламентировались особым законоположением, работодатели должны были руководствоваться правилами о личном найме Законов гражданских [30]. Все эти законы сложились еще в первой половине XIX в. и несли черты своего времени: они запрещали покидать работу ранее контрактного срока, поощряли артельный наем, предусматривали расчет в конце срока найма, вычеты и штрафы. Количество рабочих часов регулировалось только в Урочном положении у строителей - в зимнее время 6-9 часов, в летнее - 10 - 12,5 часов.
   Социальное обеспечение работников гарантировалось только статьями 647, 648, 684,687 Законов гражданских, по которым рабочий имел право требовать вознаграждение за увечье, если мог доказать вину хозяина. При слабости и продажности медицинского и полицейского контроля единственной гарантией этого закона была совесть предпринимателя. В противном случае даже упорные правдоискатели ничего не могли добиться. Например бывшие рабочие Компании Промышленности Попов и Рек, получив тяжелые увечья, пролежав в больнице не одну неделю, были рассчитаны без компенсаций. Приисковый врач признал увечья легкими. Рабочий Попов писал в жалобе в Сенат: "В выдаче свидетельств о полученных увечьях на приисках он отказывает с угрозами и обещаниями продержать в приисковой тюрьме, что нередко практикуется по произволу бесконтрольного приискового управления" Он же писал, что обездоленных на приисках сотни, что родственникам умерших от производственных травм управление приисками издевательски сообщает: "Умер хворая кровавым поносом или цингой". Сенат посоветовал просителям обратиться в суд.
   Законоположения о фабричном труде 1880-х гг. распространились на горные промыслы Сибири с изданием Правил о найме на золотые промыслы 1895 г. Правила о надзоре за благоустройством и порядком на частных горных заводах и промыслах, утвержденные императором 9 марта 1892 г., были распространены на Сибирь только в 1899 г. [31].
   Вмешательство местной администрации во взаимоотношения рабочих и промышленников ограничивалось циркулярами губернаторов и генерал-губернаторов о порядке расчета и выхода рабочих с золотых приисков, о запрещении или разрешении найма недоимщиков. Исходя из постулата, что рабочие - это крестьяне на заработках, администраторы стремились создать условия для сохранения заработка для последующей его инвестицией в сельское хозяйство. Для этого ограничивалась виноторговля в промысловых районах, назначались особые пункты расчета, организовывались переводы денег на родину, выдачи денег через волостные правления. Попытки эти встречались в штыки как промышленниками, так и работниками, воспринимавшими их как очередное покушение на свои права.
   Любые формы сопротивления рабочих предпринимателям в России в XIX в., кроме жалоб, были законодательно запрещены вплоть до 1905 г. Еще в уложении о наказаниях 1845 г. в ст. 1791 предусматривалось "в случае явного неповиновения фабричных и заводских людей владельцу или управляющему заводом, оказанного целою артелью или толпою, виновные подвергаются наказаниям за восстание против властей". Статья 1792 того же уложения предусматривала за стачку арест от 3 недель до 3 месяцев [32]. Позднее эти статьи кочевали из одного Уложения в другое, меняя только нумерацию. Уложение 1865 г. имело аналогичную статью 1866, более поздние Уложения - статью 1358. В Уложении 22 марта 1903 г. такой же смысл имела статья 367. Им предусматривалось также наказание за возбуждение к стачке - Ст. 318, за подстрекательство к стачке - ст. 368, за понуждение к стачке - ст. 509 [33].
   Министерство Финансов в циркуляре 5 декабря 1895 г. требовало от фабрикантов не делать никаких уступок рабочим на том основании, что в России нет рабочего вопроса [34]. Консервативная политика властей превращала любые экономические конфликты в бунты и уголовные дела. Хозяева были обязаны доносить о протестах работников даже в тех случаях, когда сами были в состоянии уладить конфликт, а вмешательство чиновников могло лишь усугубить и затянуть столкновение, В таких условиях не приходится удивляться, что сами промышленники в начале ХХ в. требовали признать за рабочими право на экономическую стачку. а массовое активное сопротивление оказывалось работниками только в положении совершенного отчаяния или сознательного мужественного решения пострадать за общее дело.
   В фабрично-заводской промышленности работники были защищены законом еще менее, чем в горной. Положение о фабричной инспекции и общероссийское законодательство о труде были распространены на Сибирь только 7 июля 1913 г. До этого регламентация продолжительности рабочего дня определялась в городах Сибири законом 15 ноября 1906 г. о нормировании рабочего дня ремесленников, который применялся ко всем городским предприятиям. Городские думы ввели в действие закон в Сибири в 1907-1913 гг. установив предельную продолжительность смен от 10 до 12 часов в сутки [35]. Закон об обязательном страховании рабочих так и не был введен в Сибири до 1917 г. Отношения работодателей и наемных работников чаще регламентировались обычаем, а не правом.
   Жизнь подневольных работников - мастеровых, каторжных, казеннорабочих, военнорабочих регулировалась до мелочей. Труд и быт мастеровых и урочных работников кабинетских предприятий изучен хорошо благодаря сочинениям Н. Зобнина, В.И. Семевского, Н. Голубева, Н.Я. Савельева, В.И. Шемелева, Ю. Гессена, В.И. Шемелева, З.Г. Карпенко, Т. Макеева, А.Г. Жеравиной и др. исследователей, поэтому здесь я ограничусь общими замечаниями и некоторыми примерами.
   Трудовая жизнь потомственного мастерового начиналась с 7 лет школьником и рудоразборщиком, с 12 лет он числился малолетним рабочим, с 18 лет - горным служителем. Последовательно он проходил службу работником 3,2,1 статьи, затем по дряхлости переходил вновь в рудоразборщики и, наконец, в богадельщики, если оставался еще жив. Рекрут из приписных крестьян сразу попадал в число работников 3 статьи. Вот пример жизненного пути мастерового Ф.И. Ломшакова - с 1829 г. - рудоразборщик, с 1836 г. - запасной служитель, с 1838 г . - работник 3 статьи, с 1846 г. - работник 2 статьи, с 1856 г. - вновь мастеровой 3 статьи, не способный к промысловым работам, неграмотный, в штрафах и под судом не бывший, инвалид в свои 39 лет [36].
   С 1786 г. на рудниках, а с 1800 г. - на заводах начальник Алтайских горных заводов Г. Качка ввел трехсменные работы. Мастеровой одну неделю работал в дневную смену, другую - в ночную смену, а третью - в своем хозяйстве либо по вольному найму. Эта неделя называлась гулевой [37]. За порядком на кабинетских предприятиях следили особые воинские команды, наказания определяли особые военно-судные комиссии, особый режим работы и быта создавали для особого сословия мастеровых свою особенную жизнь [38].
   На казенных предприятиях жизнь работников также подчинялась особым положениям, определявшим весь распорядок действия прендприятия. Так, по Положению об управлении Тельминской казенной фабрикой, утвержденному Сибирским комитетом 10 мая 1826 г., работники должны были работать по 12 часов, отдыхать в воскресенья и праздничные дни, иметь два месяца летом на вольные и собственные работы без содержания от фабрики, подчиняться местной полиции в быту и администрации фабрики на производстве. Потомственные рабочие поступали на фабрику с 15 лет, увольнялись по старости лет в хлебопашцы или богадельщики, снабжались одеждой, двумя пудами хлеба в месяц. За проступки работники подлежали порке 25-50 розгами на первый раз, наложением оков - на второй раз, также как и на третий, за четвертый проступок полагались каторжные работы [39].
   Особый распорядок был в военностроительных командах. Военнорабочие команды формировались в Сибирском округе путей сообщения из ссыльных через Приказ о ссыльных, давали клятву государю как и воиннослужащие, не имели права жениться, обучались военному артикулу, распределялись на отделения по 50 чел., на капральства по 10 человек, жили и питались отделениями в казармах, снабжались казенной одеждой [40]. После пятилетней беспорочной службы военные строители определялись на поселение как государственные крестьяне [41]. Среди военнорабочих Тобольской и Томской губерний было немало беглых помещичьих крестьян, которые почитали за благо после пяти лет службы стать свободными сельскими обывателями, а не крепостными. Например С.М. Пудеров, беглый дворовый человек тамбовской помещицы в письме к родителям17 сентября 1827 г. объяснял им свой побег так: "Я по крайней мере надеюсь со временем стать свободным и вольным человеком. В Сибири также солнце светит и здесь народ живет, но только гораздо легче вашего, потому что здесь нет кровопийц и тиранов господ" [42].
   В целом правое положение работников Сибири в XVIII - начале XX вв. было не лучшим, чем у их товарищей в Европейской России. Незначительное количество помещичьих крестьян среди рабочих уравновешивалось большим числом неравноправных поселенцев. Репрессивный аппарат, фискальная система также ограничивали сферу найма и свободу передвижения, подавляли проявления социальной активности, направленные на защиту прав и достоинства. Относительная слабость властей компенсировалась их бесконтрольностью.
   Частный пример сибирских рабочих показывает, что феодальное общество, в котором проходили начальные шаги индустриализации, не только не спешило признавать права нового социального слоя индустриальных работников, но, наоборот, старалось их всячески ущемить, втиснуть в устоявшиеся отношения. Работники сами, по мере осознания своей силы и особых интересов, вынуждали аграрное общество признавать их, хотя и тратили значительную часть усилий на борьбу с феодальным правом.

назад

дальше

  [1] Рабочий класс России от зарождения до начала ХХ в. Второе издание, исправленное и дополненное, М, 1989. С. 109 - 121, 305 - 316; Рабочий класс Сибири в дооктябрьский период. Новосибирск, 1982. С. 131 - 134.
  [2] Марков В.И. Некоторые вопросы правового положения рабочих золотодобывающей промышленности Сибири (1895 - 1917 гг.) // Из истории Сибири. Томск, 1973. Вып. 8. С. 117 - 129; Он же. Горный надзор в Сибири (1895 - 1917 гг.) // Рабочие Сибири в период капитализма. Томск, 1979. С. 55 - 76.
  [3] Семевский В.И. Рабочие на сибирских золотых промыслах. Спб., 1898, Т. 1 - 2.
  [4] Рабочий класс Сибири ... С. 25 - 26, 33 - 35; Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск, 1982, С. 254.
  [5] Енисей. 1897. 19 сент.
  [6] Рабочий класс России от зарождения ... С. 92.
  [7] ГАИО. Ф. 145. Оп. 3. Д. 75, Л. 13.
  [8] ГАНО. Ф. 130. Оп. 1. Д. 170. Л. 192.
  [9] Там же. Ф. 78. Оп. 1. Д. 1. Л. 124.
  [10] Рабочий класс Сибири ... С. 131 - 132.
  [11] ЦГА Бур. республики. Ф. 207. Оп. 1. Д. 1157. Л. 1, 16 - 22.
  [12] ГАТО. Ф. 127. Оп. 2. Д. 610. Л. 34.
  [13] ГАОО. Ф. 3, Оп. 10. Д. 17383. Л. 3 - 9, 22, 96; ГАИО. Ф. 712. Оп. 1. Д. 1383. Л.44.
  [14] Рабочий класс Сибири ... С. 53.
  [15] ГАТО. Ф. 50. Оп. 3. Д. 6111. Л. 7, 10.
  [16] Сибирский вестник. 1887. 14 июня.
  [17] Рабочее движение в Сибири: историография, источники, хроника, статистика в трех томах. Томск, 1988. Т. 1. С. 169 - 171.
  [18] РГИА. Ф. 37. Оп. 5. Д. 255. Л. 1 - 2.
  [19] ГАТО ТФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 288. Л. 1 - 2.
  [20] Сибирский листок. 1896. 22 авг.
  [21] Томские губернские ведомости. 1897. № 23.
  [22] ГАТО. Ф. 220. Оп. 1. Д. 42. Л. 22.
  [23] РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 54. Л. 7 - 13.
  [24] ГАИО. Ф. 712. Оп. 1. Д. 1704. Л. 182, 250 - 266.
  [25] Семевский В.И. Указ. соч. Т. 1. С. 49 - 52.
  [26] Лоранский А. Наши законы о золотопромышленности // Горный журнал. 1872. Т. 3. № 7 - 8. С. 369.
  [27] Свод законов Российской империи. Спб., 1857. Т. XII.
  [28] Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2. СПб., 1863. Т. 34. № 36793.
  [29] Свод законов ... Спб., 1893. Т. XI. Ч. 2.
  [30] Там же. Т. Х. Ст. 2201 - 2239.
  [31] Урочное положение для строительных работ. СПб., 1892. С. 16-17; РГИА. Ф. 37. Оп. 40. Д. 962. Л. 9; Лаверычев В.Я. Царизм и рабочий вопрос в России (1861 - 1917 гг.). М., 1972. С. 96.
  [32] Полянский Н.Н. Стачки рабочих и уголовный закон. СПб., 1907. С. 363.
  [33] Там же. С. 365, 367, 371; Он же. Коалиции рабочих и предпринимателей с точки зрения уголовного права. М., 1909, С. 246.
  [34] Полянский Н.Н. Стачки рабочих... С. 374.
  [35] Скубневский В.А. Рабочие обрабатывающей промышленности Сибири. Томск, 1991. С. 132-135.
  [36] ГАТО. Ф. 421. Оп. 1. Д. 39. Л. 539-540.
  [37] Рабочий класс Сибири… С. 63.
  [38] Пережогин А.А. Военизированная система управления Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа (1747-1871 гг.) Барнаул. 2005. 262 с.
  [39] РГИА. Ф. 18. Оп. 3. Д. 625. Л. 2-32.
  [40] История дорожного дела в Томской области / Б.К. Андрющенко, В.А. Бузанова, В.П. Зиновьев и др. Томск, 1999. С. 20-21.
  [41] К военнорабочим были причислены и ссыльные работники Омской суконной фабрики Сибирского казачьего войска.
  [42] О возмутительном письме военнорабочего // ГАОО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 427. Л. 7.