Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Местное самоуправление в истории Сибири XIX-XX веков

   В настоящее время наблюдается исследовательский бум вокруг имени Екатерины II, ее внешней и внутренней политики, в особенности, - административно-правовых реформ. Их содержание раскрывается в ряде работ, в т.ч. сибирских, но общая концептуальная модель по-прежнему остается недостаточно уясненной. К ее расшифровке устремлены намерения не только отечественных, но и зарубежных историков. Оценки при этом располагаются между двумя противоположными полюсами. Для одних Екатерина - "Великая" правительница, чья деятельность по масштабам своего времени равнозначна прорыву русских в космос в ХХ в. Для других - она всего лишь комедиантка на троне, не имевшая даже политической программы  [1].
   Обозначенная историографическая ситуация указывает на актуальность дальнейшего поиска подходов и гипотез, позволяющих продвинуться в раскрытии любопытной исторической загадки. В данной статье изложены доводы в пользу гипотезы, согласно которой в основу екатерининских преобразований была сознательно заложена программа поэтапного национального строительства, возможно, не только для текущего царствования. Условно ее можно обозначить как виртуальный "Русский проект". Не лишним будет в этой связи напомнить о самооценке Екатерины: "Театр - школа народная, и я в ней учитель и за дело свое в ней дам ответ богу"  [2]. Данная метафора, как нам представляется, отражает роль императрицы в качестве не столько актера, сколько сознательного режиссера имперской истории. И, возможно, именно в ней - ключ к разгадке цели и смысла всей преобразовательной деятельности Екатерины.
   Основания к наличию имперского "Проекта" можно увидеть, в частности, в целом ряде исследовательских оценок результатов внутренней и внешней политики Екатерины - как несущих "национальный" заряд  [3]. Остается лишь предположить, что "заряд-идея" в них присутствует не случайно. Цели и задачи национального строительства, как нам представляется, уточнялись по мере накопления опыта, который императрица извлекала из политических событий своей эпохи.
   Импульс для ее административных реформ обычно видят в "пугачевщине"  [4]. Но гораздо более важным уроком для Екатерины могли стать международные события - распад Польши и "полу-распад" Британской империи. Пример Польши демонстрировал возможные масштабы трагедии для государства, в котором - при отсутствии сильной верховной власти - дворянство предпочтет корпоративные интересы национальным. Революция в британских колониях выглядела опять же как предостережение - демонстрировала модель возможных событий в обширных российских "провинциях".
   Мировая история не только "пугала", но и указывала путь, следуя которому, можно было сохранить и укрепить империю. Бывшие подданные английской короны преподнесли европейским монархам свой политический урок: из конгломерата заокеанских колоний, - казалось бы, безнадежно разобщенных географическим пространством, правовым статусом, религиозными и этническими перегородками, - они предстали перед Старым Светом в обличье небывалого политического сообщества - американской нации, - провозгласившей государство нового типа. Наблюдая за его развитием, нетрудно было сделать вывод: этническая государственность (образец - империя Петра I) держалась насилием "сверху", национальная - выступала как результат единства политической воли самих граждан, скрепленной общей политической идеей - "общественным мнением".
   Екатерина следила за ситуацией в Америке  [5]. В ее ближайшее окружение входил швейцарец Лагарп - юрист по образованию и воспитатель Александра - по общепринятому мнению - любимого внука, предназначавшегося в преемники в обход Павла. Лагарп интересовался ходом и смыслом американских событий и даже намеревался принять участие в войне за независимость. Соратница-соперница Екатерины, Е.Дашкова являлась членом Американского философского общества, вела переписку с Б.Франклином. Сама императрица покровительствовала автору первой книги о колониальных империях мира - аббату Рейналю. Известен и ее отзыв о политике Георга III: не хотел поступиться малым, - потерял все. И о себе: "если бы я потеряла невозвратно одну из тринадцати областей, которых он лишился, то вогнала бы себе пулю в лоб"  [6].
   Предвидя возможность для России британского и польского "казусов", Екатерина замыслила поставить и тому, и другому барьер, трансформировав полиэтничное государство в империю-нацию. Опыт, вынесенный из обсуждения "Наказа" Уложенной комиссии, показал ей иллюзорность надежды заполучить в этом деле в качестве основного союзника т.н. "правящее сословие" - дворянское. Будучи столь же эгоистично в своих корпоративных (крепостнических) интересах, как и польская шляхта, оно, уподобившись последней, - в случае ослабления правящей династии, - могло стать причиной утраты государственности как таковой. Столь же ненадежным союзником выглядело и высшее духовенство, державшееся за свои "феодальные" привилегии. К тому же определенная часть населения игнорировала официальную церковь, уйдя в "раскол". Екатерине было уже очевидно, что раскол духовный чреват распадом политическим. В этой ситуации национальный проект мог осуществляться с ориентацией на социальную поддержку не столько "верхов", сколько податных, но "свободных" сословий населения. Однако Екатерина понимала, что, взяв на себя роль "попечителя" "черни", необходимо было сохранять видимость неизменного тождества интересов с "правящими" сословиями. Иначе она могла стать жертвой очередного "дворцового переворота".
   Чтобы избежать нежелательной конфронтации, приходилось тщательно хранить в тайне истинные цели, задачи и намерения, играть роль "дворянского монарха". Косвенно наличие такой тактики подтверждают позднейшие высказывания Лагарпа. Он советовал Александру: при обсуждении проектов отмены крепостного состояния даже в кружке доверенных лиц избегать слов "свобода", "воля", а использовать выражения - "улучшение или упрощение экономического быта". Ознакомившись с проектом создания министерств, он похвалил авторов за камуфляж замыслов, не позволяющий противникам "распознать" их и "помешать… движению" к намеченной цели  [7]. Нет никакого сомнения, что Екатерина также прислушивалась к советам Лагарпа и смысл ее реформ "ускользает" от историков совсем не случайно.
   Екатерина, как известно, не только интересовалась историей России, но даже сама "писала" учебники для внуков. Петровский опыт демонстративного игнорирования отечественных традиций, - насильственного построения общества "европейского" типа, - она воспринимала в качестве отрицательного. Ее ближайшая предшественница Елизавета, хотя и создала университет, - краеугольный камень любой национальной культуры, - но в экономической сфере продолжала антинациональную политику своего отца. Она практиковала раздачу казенных заводов (вместе с работниками) в руки олигархов того времени (Шуваловых, Воронцовых, Чернышевых), выполняя их волю, покровительствовала легкой наживе монополистов-космополитов. В результате такой политики Россия оказалась в роли сырьевой базы Европы и особенно Англии  [8].
   Екатерина отменяла монополии, поощряла внутреннюю торговлю, развитие сельского хозяйства, а также - формирование собственной российской потребительской базы (внутреннего рынка)  [9]. Проведенная ею сословная реформа была подчинена задачам упорядочения социальных функций города и деревни, налаживания каналов экономического обмена между ними, что облегчало решение задач и фискального характера. Дворянство же в структуре нации на данном этапе мыслилось как источник формирования гражданской и военной бюрократии, а также - интеллигенции, представлявшей "лицо" империи во внешнем мире. Воспитание "новой породы людей" в дворянской среде в трех указанных направлениях как будто и не затрагивало (пока) самую больную проблему той эпохи - крепостнического рабства.
   Такая установка усыпляла бдительность "рабовладельцев" в отношении намерений верховной власти. Практика раздачи казенных земель и крестьян "заслуженным" вельможам, по-видимому, объясняется той же целью. Отметим, что в границах их владений нередко осуществлялись важные социальные эксперименты (Бентам, Эйзен), а некоторые поместья выглядели как базы для экспериментов по проектам ВЭО. Кроме того, в случае отмены крепостного права сверху, инициатива "просвещенных" крупных собственников могла существенно облегчить всю процедуру. Наконец, "дарения" земли, с одной стороны, и экспроприация ее в казну, с другой, демонстрировали "обществу" условность помещичьих прав на землю и крестьян, т.е. служили целям формирования нового "общественного мнения" - имперской идеологии.
   В рамках национального проекта государство принудило и духовенство переместить акцент своей деятельности с хозяйственного на духовный уровень. В идеале функция церкви должна была стать исключительно духовной. С ликвидацией мелких монастырей были пресечены тенденции "религиозно-идейной раздробленности" населения. Установка делалась на единое "православное мировоззрение" и нормы христианской морали. Именно при Екатерине началось возрождение "русского православного иночества" и его "святоотеческих традиций". Очищение российского духовенства от "заразы" меркантилизма имело целью воспитание не только уважения к церкви у российского населения, но и повышение национально-православного престижа России на Балканах. Славянские народы этого региона мечтали о восстановлении государственности под протекторатом России. Долговременные екатерининские внешнеполитические проекты имели это в виду  [10]. Сила нации поддерживалась единением с себе подобными.
   Духовное сословие стало также первичным источником кадров для создаваемой системы общеобразовательных школ. Для них требовались учителя. К концу XVIII в. в 66 духовных учебных заведениях (семинариях и 3 академиях) обучалось до 20 тыс. учащихся. Был создан центр национально-конфессиональной культуры в виде Александро-Невской духовной академии. Характер образования в ней приближался к университетскому. Ее выпускники имели альтернативу для карьеры: либо светской, либо духовной  [11].
   Создание массовой литературы, театра, Академии художеств, открытие Эрмитажа, Российской Академии языка и литературы, издание первого толкового словаря русского языка, проведение научных академических экспедиций - все эти и другие факты, как уже отмечено, характеризуют процесс складывания национальной культуры. Но в то же время, зачастую, именно в них видятся доказательства настроенности правительства исключительно на дворянские интересы и запросы. При такой генерализации ускользает наиболее важная сфера екатерининской национально-социальной политики - выращивание "новой породы" людей в рамках не только дворянства, но и прочих сословий.
   О том, что Екатерина с особой "заботой" относилась к крестьянству, общеизвестно. Только при этом, важно иметь в виду, что ее внимание привлекало прежде всего казенное, - т.е. некрепостное земледельческое "население", крепостное же мыслилось лишь как источник его пополнения. Действительно, если проанализировать все, что Екатерина сделала для казенного крестьянства, можно сделать логический вывод - именно эту категорию населения она полагала на первых этапах строительства национального государства социальной опорой монархии  [12], а в будущем, - очевидно, основным (по массовости) субъектом гражданского права в составе нации. На протяжении всего периода правления она заботилась о приумножении численности казенных крестьян.
   Уже дореволюционные историки единодушно считали, что секуляризация церковно-монастырских имений образовала "брешь" в системе крепостничества. Затем рост численности казенных земледельцев продолжался по мере освоения присоединенных южных территорий. Юг вобрал в себя самое разнообразное в этническом отношении население, ушедшее от крепостничества и рабства из Белоруссии, Украины (Подолии, Киевщины, Слобожанщины), из Польши, Турции, Греции, Закавказских и южно-русских районов. К концу XVIII в. до 98 % сельского населения здесь оставалось свободным. На протяжении царствования Екатерина периодически издавала указы о "прощении" старообрядцев, бежавших за пределы империи  [13]. Сняла с них двойной оклад, разрешала селиться, где пожелают; на основе прецедентного права позволяла открывать "свои" церкви.
   Таким образом, Юг России, частично территории Белоруссии, были присовокуплены к свободным от крепостничества зонам северных и восточных окраин страны - Сибири, Русского Севера и большей части Поволжья. Примечательно и то, что южные и заволжские районы Екатерина заселяла "приглашенными" из Европы сообществами разной конфессиональной принадлежности. Она видела в них, по выражению Дидро, "свободоносные дрожжи в тесте русской общественной жизни"  [14]. Считается, что удельный вес "свободных" земледельцев достигал при Екатерине 40 %. Но в это число не включаются почему-то имперские - удельные и приписные к заводам - лично свободные крестьяне, а также население т.н. инородческих общин, в структуру которых, например, в Сибири входили и общины "русских ясачных".
   На унификацию общественного быта этих людей на основе единых имперских норм была направлена "Жалованная грамота" крестьянству. Поскольку грамота не была обнародована под таким названием, аналогичным двум другим, адресованным дворянству и городскому населению, исследователи полагают, что она не имела никакого влияния на реальную политику и на структуру имперского социального строя. Но, между тем, и эта часть программы "Проекта" была осуществлена. Разумеется, без особой огласки.
   В сибирских архивах обнаружился документ - "Наставление для установления порядка в сельской жизни", который рассылался в волостные суды крестьянских обществ, создаваемых на основе указа 1781 г. Указ отражал содержание упомянутой грамоты, и дан был генерал-губернатору Пермскому и Тобольскому Е.П. Кашкину в момент открытия Сибирского наместничества. Действие его охватывало и казенных, и заводских крестьян Сибири. В 1787 г. аналогичному документу императрица дала силу "закона", адресовав крестьянству Екатеринославского наместничества. Н.М. Дружинин заметил, что с 1790 г. он был распространен и "на другие губернии". Ученый полагал это направление политики "казенно-попечительным" аналогом крупно-вотчинному  [15]. В дальнейшем самоуправление, полученное крестьянскими волостями, оценивалось в историографии как демократическая фикция, а выборные институты волостных и сельских общин как органы, облегчавшие бюрократическое управление и сбор податей.
   Само крестьянство гораздо выше ценило екатерининские демократические "пожалования", и в случае покушения на них, как показали события 1840-х гг., готово было идти на крайние меры. Выступавшая прежде в естественной роли соседской организации русских колонистов, причем, преимущественно, территориальной, община-волость, благодаря реформе, обрела юридически признанный статус коллективного субъекта права на землю, гарантированный государством. Одновременно ей была делегирована функция гаранта такового же индивидуального права для каждого члена сообщества на бесплатный участок в размере не менее 15 десятин на душу мужского пола.
   Благодаря введенным государством правовым обоснованиям, в сфере поземельных отношений устанавливалось "виртуальное" право на труд и полную занятость всех крестьян - по сословному статусу, желавших заниматься земледельческой деятельностью. В предоставленном общинам самоуправлении сочетались моменты: коллегиальности (сходы - советы), выборности и единоличной ответственности - т.е. элементы стихийной демократии, давно уже ставшие народной традицией. Реформа исходила также из факта сосуществования мелкотоварного и буржуазного укладов в казенной деревне и предоставляла "первостатейным" на правах выборности законную возможность непосредственно управлять ее жизнью при минимальном вмешательстве бюрократии  [16].
   Демократические принципы управления были юридически признаны государством. Для новых поколений дворян, горожан и крестьян они должны были стать нормой жизни. Реформы, констатируя наличие социальной иерархии во всех трех типах сословных обществ, узаконили элемент соревновательности (конкуренцию), но в разумных границах.
   Единство правовых основ, на которых утверждались волости-общины по окраинам империи, позволяет видеть в них проективно сообщества федерального типа. В результате разрастания и естественного единения федерации свободных общин вокруг своего "гаранта" - государства - помещичий центр России уже в эпоху Екатерины оказался как бы в социальной осаде. В не слишком отдаленном будущем самоуправляющиеся общины свободных крестьян могли "сжать" остров "рабовладения" до нуля. Одновременно идея крепостничества постепенно, - как показали события 1825 г., - утрачивала свою актуальность и в среде дворянства. Главным же орудием против отжившей системы труда в поместьях должна была стать высокая производительность труда свободных сельских обывателей. Не случайно к началу XIX в. Россия стала самой "хлебной страной" на мировом рынке: за полвека (с 1760-х гг.) стоимость вывозимого ею хлеба выросла со 100 тыс. руб. до 12 млн. руб.  [17].
   Политические симпатии крестьянства, в конечном итоге, выразились в формировании массовой монархической идеологии. Обычно считается, что "вера" в царя для российского крестьянства, особенно окраинного, была следствием политических иллюзий, непонимания классовой природы государства. Между тем доверие к монархической форме власти, как нетрудно видеть, в эпоху Екатерины являлось следствием его реальных отношений с государством, которое гарантировало ему право на землю, на труд и традиционную форму самоорганизации.
   Монархизм выступал как залог успешного осуществления правительством Екатерины глобального проекта, в основу которого была положена концепция поэтапного национального строительства. Алгоритм, заданный ее реформами этому процессу, находился в резонансе с американским. Не случайно отмена рабовладения в обоих государствах произошла фактически в одно время (1860-е годы). Только американской нации она стоила крови (почти 1,5 млн. чел. - больше, чем во всех внешних войнах XIX-XX вв. вместе взятых), а в России дело обошлось реформой "сверху", почва для которой была подготовлена сознательно в течение минувшего столетия.
   Вполне допустимо, что принцип управления, воплощенный Екатериной в российскую реальность, был позаимствован из того же источника, что и американский. Система управления и в Америке, и в России представляла из себя как бы два противовеса: сверху имперско-бюрократический, а внизу гражданский - в виде самоуправляющихся общин  [18]. Но за единством модели фасада государственного управления двух в будущем ведущих держав мира скрывалось существенное отличие в форме собственности на главное средство производства - землю. В то время как Америка положила в основу национального устройства частнособственнические отношения европейского типа, Екатерина сознательно предпочла государственно-общинный вариант. Совершенно очевидно, что исходила она при этом из евразийской культурной традиции большинства этносов  [19], составивших "национальное тело" Российской имперской государственности.

  [1]  Обзор новейшей литературы см. в работах: Сорокин Ю.А. К вопросу о политической программе Екатерины II в 1762-1768 гг. // Исторический ежегодник, Омский гос. ун-т. Омск, 1999. С. 5-12; Елисеева О.И. Геополитические проекты Г.А. Потемкина. М., 2000; Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в. (Опыт целостного анализа). М.: РГГУ, 2001; Акишин М.О. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII века: организация и состав государственного аппарата. Москва; Новосибирск, 2003 и др.
  [2]  Цит. по: Очерки русской культуры XVIII в. Ч. II. М, 1987. С. 18.
  [3]  Ср.: Там же. С. 14-20; Каменский А.Б. Указ. соч. С. 463, 469.
  [4]  "Пугачевщина" и по названию, и по сути весьма удачно "предваряет" начало реализации "Проекта". Не по собственному ли сценарию удалось Екатерине припугнуть российских помещиков казацкими виселицами, а казнью "Пугача" закрыть для своих политических противников возможность новых провокационных вылазок под именем Петра III? Уж как-то нарочито медленно екатерининские генералы "боролись" с "народным" бунтом (да еще на фоне затяжной турецкой кампании). И столь же подозрительно театрально - в самый разгар "крестьянской войны" - организована была интеллектуальная "учеба" императрицы у приглашенного в Россию патриарха Просвещения Д.Дидро. Наш домысел имеет под собой основания: аналог пугачевскому "бунту" проектировался в Польше в 1789 г. "В случае открытия Пруссией военных действий против России руками поляков, Потемкин предлагал поднять восстание православного населения в Польше", полагая, что "сие дело исполнить можно самым легким образом", удовлетворив его "желание возобновить прежнее состояние, как они (украинцы - Т.М.) были под своими гетманами". (Цит. по: Елисеева О.И. Указ. соч. С. 255. Выделено нами - Т.М.).
  [5]  Декларация независимости 13 бывших британских колоний принята 4 июля 1776 г. Проект конституции США составлен в 1787 г., утвержден в 1788, вступил в силу в 1789 г. Освободительное же движение в колониях развивалось, начиная с середины 60-х гг., и уже в это время наблюдатели отмечали, что "ни одна (другая - Т.М.) нация никому не кажется более подготовленной к независимости" (Цит. по: История США. Т. 1 (1607-1877). М., 1983. С. 96.).
  [6]  Цит. по: Сборник РИО. Т. 27. СПб., 1880. С. 154.
  [7]  Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 68; Он же. Страницы тайной истории самодержавия. Политическая история России первой половины XIX ст. М., 1990. С. 100 и др.; Сафонов М.М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Л., 1988. С. 204.
  [8]  Если исходить из этого факта, нельзя признать продуктивным подход к политической линии Екатерины как преемницы Петра I. Утверждение О.Г. Чайковской, - "Екатерина во всем противоположна Петру", по-видимому, в большей степени аутентично исторической реальности. Понятие "модернизация", "уравнивающее" смысл петровских и екатерининских преобразований, закрывает суть проблемы. Как показывает история реформ, модернизация может проводиться вопреки национальным интересам. - Ср.: Каменский А.Б. Указ. соч. С. 361.
  [9]  Успех екатерининской внутренней и внешней политики находился в прямой связи с тем, что "опекун" России - Британия - свое внимание устремила в ту эпоху на борьбу с Францией, Испанией за раздел мира. Из ближайших потомков Екатерины только Николаю I удалось удержать линию на соблюдение национальных интересов. Павел пал жертвой заговора тотчас, как только обнаружилось его намерение продолжить дело матери. Александр перехватил и сохранял власть, только играя роль марионетки Британской короны.
  [10]  См: Елисеева О.И. Указ. соч.; Каштанова О. Балканские внешнеполитические проекты конца XVIII - первой четверти XIX в. и великий князь Константин Павлович. - www.dvaveka.pp.ru/
  [11]  История СССР с древнейших времен до конца XVIII в.: Учебник / под ред. Б.А. Рыбакова. М, 1983. Изд. 2. С. 362.
  [12]  Данный тезис звучал в ходе дискуссий о природе российского абсолютизма, но был недостаточно аргументирован обращением к факторам формирования национального самосознания.
  [13]  Трудно судить о числе возвратившихся, но на примере изученной нами бухтарминской общины русских ясачных "каменщиков" можно сделать вывод о большой значимости этой политико-идеологической акции в формировании "монархической идеологии" и политических ориентаций у населения окраин. - См. : Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири: механизмы формирования и функционирования агропромысловой структуры. Новосибирск, 1989.
  [14]  Цит. по: Бартлетт Р. Поселение иностранцев в России при Екатерине II и проект об освобождении русских крестьян. - См.: Web сервер ПРЦ НИТ Саратовский Гос. Ун-т: http://old.sgu.ru/users/project/dokladi.html.
  [15]  Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 1. М.-Л.,1946. С. 55-61. "Вотчинная лексика" екатерининских правовых актов камуфлировала их сущность.
  [16]  Подробно о реформе см.: Мамсик Т.С. "Плоды" германской "учености": сибирский социальный эксперимент конца XVIII в. // Немецкий этнос в Сибири: Альманах гуманитарных исследований. Вып. 3. Новосибирск, 2002. С. 80-90.
  [17]  Лопатин В. "Потемкинские деревни" - гордость России. // Родина, № 6, 2004. С. 44-45.
  [18]  Ср.: Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995. С. 190-223 и 248-273; Развитие русского права второй половины XVII - XVIII вв. М., 1992. С. 48-64.
  [19]  См.: Шерстова Л.И. Русские и аборигены южной Сибири: евразийская основа этнокультурного контакта. // Сибирский плавильный котел: социально-демографические процессы в Северной Азии XVI - начала ХХ вв. Новосибирск, 2004. С. 61-71. Правоведы-евразийцы, целенаправленно изучавшие истоки и структуру российского национального самосознания, при рассмотрении исторических условий и факторов его формирования екатерининскую эпоху, к сожалению, обошли своим вниманием. - См.: Алексеев Н. Русский народ и государство. М., 1998.