Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Сибирское общество в контексте модернизации. XVIII-ХХ вв.

   Понятие "менталитет" введено в научный оборот в нашей литературе сравнительно недавно и делаются только первые попытки использовать его положения в исторических исследованиях. Характеристика менталитета той или иной социальной группы, сословия или класса (социума), на наш взгляд, должна раскрывать содержание комплекса умонастроений, мировоззрений, интеллектуальных и духовных возможностей (потенций) как отдельных представителей изучаемого социума, так и доминирующих в этом социуме качеств. Безусловно, они вырабатываются под влиянием условий, в которых протекает деятельность людей, но этот процесс опосредован через формирование у них мотивации деятельности и поступков на поведенческом уровне, то есть через механизм социальной психологии. Другими словами, менталитет - это такая характеристика человеческой общности, которая определяет весь строй мышления человека в эту общность включенного и опирается, в свою очередь, на основные положения социальной психологии, на образ жизни, традиции и обычаи этой общности.
   Религиозное сознание являлось одной из доминант менталитета купечества Сибири. Вера внедрялась в сознание людей того времени в процессе воспитания и обучения, была неотъемлемым средством социализации личности. Религия в России и в отдельных ее регионах не сыграла в формировании буржуазных отношений той роли, которую она имела в странах Запада. Там протестантизм в различных его формах являлся идеологическим и нравственным основанием процесса накопления капиталов, сильным средством в привитии обществу буржуазных ценностей и норм поведения, всеобщего равенства, демократичности и свободомыслия. Важной стороной протестантизма являлось ограничение своих потребностей и трудолюбие. М. Вебер отмечал, что основу протестантских учений составлял аскетизм, который, в свою очередь, опирался на необходимость для человека упорного постоянного физического труда. Именно труд здесь составлял основу богатства, помогал преодолевать наряду с диетой (постами) соблазны плоти и духа [1].
   В России слабое подобие протестантизма, как это ни парадоксально, проявись в старообрядчестве. Аскетизм мирской жизни старообрядцев, их взаимопомощь и взаимовыручка, которая укреплялась в условиях запретов и гонений на них со стороны правительства, полное доверие друг к другу в старообрядческих общинах, позволявшее отданные на хранение деньги пускать в оборот и превращать их в капиталы, - все это создавало благоприятные условия для предпринимательской деятельности старообрядцев. Поэтому из их числа вышли крупнейшие в России капиталисты Морозовы, Гучковы, Рябушинские и другие.
   В Сибири из старообрядцев были тобольские купцы Володимеровы, тюменские купцы Барашковы, Прасоловы, Колмогоровы, выдающимся предпринимателем и талантливым публицистом был тюменский, а потом московский купец Н.М. Чукмалдин и другие. В Томске, например, в дореформенное время церковный раскол был широко внедрен в религиозное сознание горожан. К.Н. Евтропов, хорошо знавший историю города, отмечал, что "большинство среднего и низшего класса прикержачивало, придерживалось старины, тяготело более к старообрядчеству; купечество также симпатизировало старой вере, а многие из томских купцов прямо были закоренелыми раскольниками" [2]. К их числу можно отнести томских купцов Губинских, Старковых, Степновых, барнаульских Харловых, кяхтинских Молчановых и многих других.
   По утверждению М.М. Громыко, к числу раскольников принадлежала семья крупнейших предпринимателей Сибири начала XIX в. Шумиловых. Автор основывает это утверждение на данных архива Тобольского приказа общественного призрения [3]. Это учреждение, как известно, не только заботилось о сиротах, престарелых и бездомных и занималась другими богоугодными делами, но и предоставляло в кредит деньги под серьезное обеспечение. Кредиторы, как правило, имели самую достоверную информацию о своих должниках, и сомневаться в принадлежности Шумиловых к расколу не приходится. В то же время, в томском архиве подобного рода сведений обнаружить не удалось. Вероятно, у Шумиловых были причины скрывать свою принадлежность к старой вере.
   В списках сибирских купцов и мещан, занимавшихся торговлей и промыслами, зафиксированы люди, в основном, православной веры, хотя, естественно, присутствовали в них и представители других религий. Православные в условиях того времени должны были от своих священнослужителей получать подтверждение о своей религиозности и тем самым подтверждать свою благонадежность и лояльность к вере и монархии. Для купцов это было необходимо при судебных разбирательствах, подаче документов на почетное гражданство, при подготовке документов для награждения и т. д. Существовала специальная форма аттестации: "В ересях не замечен, у Святого причастия и на покаянии регулярно бывает". Все, в том числе и именитое купечество, получали справки о своей благонадежности. Например, в 1860 г. томский купец первой гильдии Г.И. Елисеев получил справку, что он вместе с семейством, двумя дочерьми и сыном "у исповеди и Святого причастия бывают постоянно, детей воспитывает в православной вере" и удостоверили это 6 церковных служителей. То же самое было сделано для известных в Сибири купцов братьев Некрасовых, супругов З.М. и Ф.Е. Цибульских и других [4]. За нарушение этих религиозных традиций, которые были возведены в специальный закон 1737 г., существовал денежный штраф и административное расследование причин нарушения. В 1781 г. В Богоявленском приходе Томска к такому штрафу среди представителей других сословий были присуждены купцы Иван Шмаков 33 лет, Михайла Протопопов 35 лет и жена его Марья 27 лет, сын их Иван и девка Агафья. По Благовещенской церкви такому наказанию был подвергнут Иван Затинщиков 48 лет [5]. Причины пропуска ежегодного покаяния указывались купцами уважительные - загруженность делами и постоянные разъезды, но вполне возможно, что они как раз и были "закоренелыми раскольниками", которые имели своих проповедников и свои церкви, но предпочитали об этом не заявлять.
   Огромное число документов и других материалов указывает на глубокую приверженность сибирских купцов православной вере. Например, много говорится о благотворительности сибирского купечества в пользу церкви. На их средства были построены и содержались многие храмы Сибири, разных округов сибирских губерний, делались большие взносы в пользу церкви "на помин души" разных купцов, в завещаниях умерших купцов выделялась часть наследства в пользу церкви и т. д. Важным подтверждением глубокой религиозности сибирских купцов является образцовое исполнение ими обязанностей церковных старост большинства церквей своих городов и торговых сел. Так, в начале 1890-х гг. в Благовещенском кафедральном соборе церковным старостой был купец П.В. Болотов, в Богоявленской церкви - почетный гражданин и купец первой гильдии П.В. Михайлов, в построенной в 1788 г. Душесошественской церкви купеческий сын Вытнов, в Воскресенской - купец первой гильдии А.Е. Кухтерин, в Троицкой (единоверческой) - купец первой гильдии И.И. Колосов, в Николаевской церкви (при тюремном замке) - купец Н.И. Тельных, в Мариинской церкви (при женской гимназии) - купец Е.М. Голованов, во Владимирской (при детском приюте) - потомственный почетный гражданин и купец первой гильдии Ф.Х. Пушников и даже в Университетской церкви церковным старостой был купец И.Г. Гадалов, один из крупнейших торговцев Сибири [6].
   Аналогичная картина наблюдалась в городах Алтайского края, где одним из главных мотивов благотворительности было религиозное чувство и купцы побудительными мотивами имели христианскую мораль и желание поделиться своим богатством с нуждающимися. К числу наиболее крупных жертвователей на нужды церкви современные алтайские исследователи называют М.С. Сычева, который избирался церковным старостой Успенской церкви в Бийске и ежегодно выделял деньги на содержание церковного хора, приобретал иконы и расшитые серебром парчовые ризы для священников. Купец А.И. Винокуров являлся инициатором строительства первой каменной церкви в селе Камень, заказал и доставил за свой счет из Томска шестидесятипудовый колокол. Известными жертвователями на церковные нужды в Барнауле были купцы И.И. Поляков, В.Н. и Д.Н. Суховы, В.И. Хмелев и другие. Крупные пожервования делали бийские купцы (А.Ф. Морозов) и купчихи (Е.Г. Морозова и Е. Бадьина (Судовская) [7].
   Многих сибирских купцов можно было видеть частыми гостями у местных священников и архиереев и те обязательно делали ответные визиты, что указывает не только на теплые дружественные отношения, но и о духовной их близости. В Томске долго помнили духовных пастырей, которые были открыты для общения со своей паствой. Одним из них был архиерей Афанасий, к которому томские купцы П.И. Поздеев, Н.И. Верещагин, Д.С. Сапожников, С.Ф. Хромов и некоторые другие часто обращались. К.Н. Евтропов с их слов передает, что "когда ни прийди к нему, всегда примет, поговорит с тобой по душе, а в горе и нужде и поплачет с тобою" [8].
   В большом и тщательно составленном очерке о многочисленных тарских, забайкальских и иркутских купцах Немчиновых омский историк А.А Жиров показал влияние ортодоксального православия на внутренний мир человека. Наиболее известным из них был Яков Андреевич, которого современники называли "признанным торговым гением", хотя свой основной капитал он составил в золотопромышленности, поставках приискового товара и транспортировке грузом на Ленско-Витимской пароходной компании. Давая наставления своему дальнему родственнику, которого он делал своим доверенным лицом, Я.А. Немчинов отечески наставлял: "За чужую соломинку не запнись, т. е. чужой копейки даром себе не бери и Бог даст тебе счастья, а будешь богат, то на честь не покушайся и с чести не вались, давай милостынку и бедным пособляй, потому ты видел, как иногда нам с тобой было трудно" [9]. Сам М.Ф. Немчинов, которому делались такие наставления, был глубоко религиозным человеком и своим рабочим проповедовал: "Будь благочестив, уповай на Бога, люби его всем сердцем, приятели тебя полюбят, да и неприятели не могут ненавидеть" [10]. Совершенно сознательно и естественно Немчиновы жертвовали большие суммы денег на строительство и реконструкцию многих храмов, на другие нужды церкви и получали в том числе и за это разного рода правительственные награды. Интересно, что их предками были участники крупного Тарского бунта 1722 г., который вспыхнул под антипетровскими и отчасти старообрядческими лозунгами. Жестокая расправа с участниками бунта (садили на кол, топили в реке, переселяли на восток), изменение социально-политической ситуации в стране и регионе, новые занятия Немчиновых привело их в официальное православие.
   Тем не менее, довольно распространенным в Сибири явлением было старообрядчество и другие течения христианской веры, отколовшиеся от официального православия. По мнению многих зарубежных авторов (О. Крисп, Р. Пайпс, У. Блэкуэлл, А. Милвард, С. Саул и другие), предпринимательская деятельность старообрядческой буржуазии имела успех в силу того, что она направлялась определенной системой морально-этических ценностей. В эту ценностную систему включались те же морально-этические качества, с которыми зарубежные исследователи связывают генезис буржуазных элементов на Западе (бережливость, настойчивость в достижении цели, предприимчивость и трудолюбие), а происхождение этих качеств объясняется влиянием старообрядчества [11]. Гораздо раньше и не менее убедительно, чем зарубежные историки, об этом говорил талантливый исследователь российской и сибирской истории А.П. Щапов. В его произведениях, посвященных истории раскола, говорится о причинах его возникновения и распространения на обширные территории России. По мнению Щапова к главным причинам раскола следует отнести "отрицание реформы Петра Великого, восстание против иноземных начал русской жизни, вопль против Империи и правительства, смелый протест против подушных податей и "даней многих", против рекрутства, крепостного права, областного начальства и т. п. [12]
   Ослабление гонений на раскольников при Екатерине II, признание их дееспособными и разрешение выбирать их на должности в городском самоуправлении сильно увеличило число раскольников и между ними в это время завязываются коммерческие связи, которые распространяются на большинство российских губерний. Взаимосвязь между ними укреплялась еще и тем, что "в случае угрозы раскольники друг друга укрывали, утаивали. Богатые или зажиточные из них содержали у себя в домах постоялые дворы для раскольнических странников" [13]. В другой своей работе А.П. Щапов доказывает взаимосвязь идеологии и экономики в старообрядческих общинах, что имело сходство с общинами протестантов, где происходило, в основном, оформление буржуазных отношений "С того момента, как раскол стал толком, ученьем массы народной, во всех классах ее появились расколоучители. Богатые гости, купецкие и посадские люди, не только сами распространяли раскол, но и своими капиталами поддерживали, усиливали и устраивали раскольничьи общины, согласья" [14].
   Свое слово о причинах распространения старообрядчества в России и его популярности у купцов сказал Д.Н. Мамин-Сибиряк: "Крепкая раскольничья организация, артельный склад, взаимная помощь и поддержка определяли старообрядческое благополучие, но самым главным секретом их быстрого процветания являлся тот дух единения, который создается всякими гонениями, а религиозными в особенности" [15].
   В силу названных причин старообрядчество было широко распространено в сибирском регионе и особенно много сочувствующих этому течению религиозной мысли было среди купцов. Официальная статистика фиксировала только тех раскольников, которые открыто признавались в этом. Однако было очень много людей, которые "подкержачивали", то есть были сторонниками старой веры тайно, в душе. Один из авторов "Сибирского вестника" со знанием дела писал об этом: "По всей России и, конечно, в Сибири существует масса таких раскольников, которые опасаясь преследований за уклонение из православия, для виду крестили своих детей в православных церквах, ходили на исповедь к православным священникам и, для узаконения своих браков, венчались по православному обряду. Совершая это ради, так сказать, своей полицейской безопасности, они оставались, по религиозным верованиям, старообрядцами и тайно исполняли все обряды через своих попов и начетчиков" [16].
   К 1 января 1896 г. в Томской губернии насчитывалось около 1,7 млн. чел. большинство жителей было православными и разделены они были на 388 приходов в 32 благочиниях. В то же время в губернии насчитывалось около 80 тыс. раскольников, большинство из которых проживало в Бийском и Барнаульском округах. У них было построено около 100 молитвенных домов и часовен, причем только 7 из них имели официальное разрешение. Среди раскольников насчитывали до 200 наставников [17]. Много их проживало в Томске. С конца XVIII в. наставников постоянно преследовали и строго наказывали. Например, в 1858 г. в Томске был арестован проповедник-старообрядец Тит Бозов и после обстоятельного следствия он был выслан в Якутск [18]. Эти наставники находили приют и укрытие от местных властей в домах томских купцов-старообрядцев. Чтобы обезопасить укрывшихся у него единоверцев, купцы вынуждены были идти на подкуп чиновников, которые должны были "надзирать" за этим. Для чиновников надзор и следствие над старообрядцами было всегда "золотым дном" и об этом в свое время писали Н.С. Лесков, Д.Н. Мамин-Сибиряк, А. Мельников-Печерский и другие писатели. Среди следственных материалов, отложивщихся в сибирских архивах, так же встречаются многие дела о взятках, полученных при самовольном разрешении на открытие и последующем прикрытии работы раскольничьих молельных домов, другие корыстные действия в отношении старообрядцев [19].
   Другим видом религиозных верований среди сибиряков, в том числе и среди купцов было скопчество. Генетически оно было связано с расколом через хлыстовство. Оскопление появилось во времена Екатерины II, когда разврат в высших слоях общества достиг расцвета и этот разврат не был скрытен и постыден, а демонстративен и почетен. Фавориты царицы были осыпаны царскими милостями в виде поместий, чинов, наград и возможностью влиять на государственные дела. Помещики в своих поместьях устраивали театры и целые гаремы из крепостных женщин. Поэтому скопчество было в определенной мере радикальным средством противопоставления народного целомудрия разврату верхов. Идеологом скопчества выступил крестьянин Орловской губернии Кондратий Селиванов, ставший отцом Искупителем секты скопцов. Сначала он принадлежал к секте хлыстов, но везде там находил разврат и решил радикально бороться с людскими грехами. За проповеди, которые находили слушателей и довольно много последователей, его наказали кнутом и отправили в ссылку в Иркутскую губернию, где имел неоспоримый авторитет. После возвращения из ссылки при Павле I, он поселяется в Петербурге у богатых купцов и занимает ведущее среди скопцов положение. К Селиванову, который вдобавок принял имя императора Петра III, стекались многочисленные последователи хлыстовско-скопческой ереси со многих губерний России, представители разных сословий, среди которых было много купцов.
   А.П. Щапов, наблюдавший скопцов в Сибири, отмечал, что крестьяне после оскопления "перестраивали свои дома в более обширном виде, одевались чище, жили опрятнее, и многие начинали вести мелочную торговлю. Многие и в скопчество поступали из-за одной потребности обогащения" [20]. Как известно, идея полового воздержания занимала почетное место в идеологии пуританизма, кальвинизма и других течениях протестантизма [21]. Скопчество дает сходное направление действий человека в борьбе со всем, что мешает полностью отдаваться своему главному делу - накоплению. Но Россия всегда была страной крайностей, поэтому мысль о воздержании доводится до ее логического конца - до полного или частичного оскопления. Как заметил П. Н. Милюков, "решение найдено было радикальное - лишить людей самой возможности грешить" [22]. Кроме самого физического действия по оскоплению, вступавший в секту скопцов давал клятву, где обещал "мяса не есть, вина, пива и меда не пить, на крестины, родины и свадьбы не ходить, скверными словами не ругаться". Холостым запрещалось жениться, а женатым избегать женщин. Особенно строгим было воздержание от спиртных напитков и при следствии по делам скопцов этот отказ был убедительным доказательством принадлежности к ереси [23].
   Число скопцов в сибирских городах было незначительным и только некоторые из них занимались крупным предпринимательством и вступало в купечество. Например, в середине XIX в. в Томске занимались предпринимательством купцы третьей гильдии Харлампий и Федор Лебедевы, которые за принадлежность к секте были сосланы сюда еще в 1809 г. В 1825 г. был сослан в Томск 38-летний скопец Прокопий Васильев, который потом долгое время состоял в томском купечестве. Ставший скопцом мещанин Илья Ерофеев оскопил двух своих сыновей, которые появились в его семье раньше, до собственного оскопления. Всего в 1848 г. в Томске было 3 купца из скопцов, 19 мещан и мещанок и 9 чел. скопцов из отставных военных, солдат и унтер-офицеров [24]. Интересно отметить, что скопчество не исключало посещение православных храмов и исполнения православных обрядов. Более того, К.Н. Евтропов отметил в Томске парадоксальный факт: второе по значимости пожертвование (8400 руб.) на строительство в Томске нового собора сделал томский мещанин И.М. Михеев, который был скопцом. Больше него пожертвовал только И.Д. Асташев, крупнейший в Сибири золотопромышленник [25].
   Наконец, отметим, что скопчество коснулось одной из самых богатых семей Сибири в начале XIX в. Шумиловых. Его главой был П.Ф. Шумилов и у него наследником стал его единственный сын Мефодий. После того как он достиг совешенолетия, его женили на дочери другого крупного томского предпринимателя М. А. Мыльникова, что должно было еще сильнее укрепить позиции Шумиловых. И вдруг, по непонятным для исследователей причинам, торговый дом Шумиловых рухнул. Причиной такого краха стало религиозное увлечение М.П. Шумилова скопческой ересью, с которой он познакомился в Петербурге. Это, в конце концов, привело его к заточению в Соловецком монастыре. М.А. Колчин на основе материалов из этого монастыря написал ряд статей, помещенных в журнале "Русская старина", которые затем были объединены в отдельную книгу.
   В череде заключенных в Соловецком монастыре преступников, большинство из которых совершили различные тяжкие преступления, вплоть до убийства родителей, он выделяет томского купца Мефодия Петровича Шумилова. В 1821 г. он был прислан на Соловки с сопроводительным письмом обер-прокурора Синода А.Н. Голицына. Написано оно было "своеручно", то есть без переписки письма писцом, имело гриф "Секретно" и адресовалось соловецкому архимандриту. В письме предлагалось: "Нужным считаю сообщить вам, что с сим отношением посланный арестант есть скопец, по воле государя императора отправлен генерал-губернатором С.-петербургским гр. Милорадовичем. Его имя Мефодий, по фамилии Шумилов, сильно заражен скопческой ересью и очень не глупый человек. Надобно обратить на него ваше внимание для обращения его на истинный путь, и не давайте ему способу сообщаться письменно, ни лично со своими сообщниками. Он предан душевно старику-начальнику скопцов, бывшему прежде в Петербурге, и коего он почитает даже Искупителем. Прошу вас по временам уведомлять меня, какие в нем плоды вы будете усматривать. Об его фамилии вам не нужно другим рассказывать и рапортовать в Синод, а можно обозначить просто скопцом. Кн. Голицын. Августа 19 дня 1821 г." [26] Такие строгости и секреты во многом были определены значительным богатством Шумиловых. Вероятно, опасаясь перехода шумиловских денег в руки скопцов, правительство наложило секвестр (запрещение пользоваться имуществом) на его движимое и недвижимое состояние. Переходу М.П. Шумилова к скопцам способствовало то обстоятельство, что он был сначала воспитан как старообрядец-беспоповец, затем в 1818 г. он перешел в официальное православие, что было связано, вероятно, только внешней уступкой властям при вступлении в права наследования. Умер М.П. Шумилов в Соловках без раскаяния, потеряв все свои капиталы, и не оставив наследника, который бы оспаривал на них свои права в судебных инстанциях. В очередной раз громадные по тем временам средства утекли из Сибири и растворились в бесчисленных бюрократических инстанциях столицы.
   Таким образом, официальная православная вера была среди купечества доминирующей верой, в которой находилось подавляющее большинство сибирских купцов. Однако некоторая часть купечества в силу разных обстоятельств ушла в еретические по своей сути и протестантские по своему содержанию верования. Уход объясняется попытками найти идеологическое обоснование процессов накопления капиталов, обогащения, обоснование своей роли в обществе, которые в православии были на втором плане. Главной задачей православия всегда было обоснование незыблемости монархии, сословной структуры общества, консерватизм в политической и идеологической сферах. Необходимость идеологического обоснования новых для России процессов обуржуазивания общества предполагала обращение части купечества к разного рода еретическим учениям и старообрядчеству.
   Важнейшей составляющей характеристикой менталитета того или иного социума, в том числе регионального купечества, является его образованность, включенность в контекст национальной и мировой культуры, знакомство с достижениями науки, литературы, искусства. Интересно проследить, как отражалось усвоение плодов образования и культуры на деятельности купечества, его социальном статусе. Можно лишь весьма приблизительно судить о степени образованности томского купечества в конце XVIII в. В целом по России менее половины гильдейского купечества было элементарно грамотно. В 1784 г. донесения провинциальных магистратов в Комиссию о коммерции должны были подтвердить своей подписью "лутчие купцы". После такого приказа в Томске собственноручно расписалось в предложенных для подписи документах 26 купцов из 40, что дает довольно высокий процент элементарной грамотности - 65, но в других городах Сибири он был показан выше: 75 % - в Красноярске и 90 % - в Тобольске [27]. Однако эти цифры характеризуют грамотность только верхушки посада, где она была выше, чем в основной массе торгово-промышленного сословия.
   Н. Чечулин, автор ценных очерков по истории России XVIII в., отмечал, что только "немногие купцы могли читать, писать и механически считать на счетах" [28]. Внешнее обследование списков томского купечества на предмет его грамотности показал, что в 1790 г. только 19 глав купеческих семей из 48 зарегистрированных смогли поставить свои подписи в предлагаемых для этого документах, что составляет около 40 % всех купцов [29] По характеру некоторых подписей можно сделать вывод о слабой грамотности большинства подписавшихся купцов, так как очевидно, что практики письма у них почти не было, некоторые из них свои имя и фамилию нарисовали по памяти. Подобная картина наблюдалась и в других городах Сибири.
   Тем не менее, стремление купцов к образованию несомненно, так как они не могли не понимать, что знания выгодны для их дела. По мнению В. Н. Разгона, многие представители сибирского купечества уже в первой половине XIX в., сами не имея систематического образования, становились инициаторами учреждения торговых и ремесленных училищ, посылали своих сыновей для обучения в высших учебных заведениях и за границу [30].
   Достаточно полно и убедительно изучена история освоения сибирскими купцами торговых путей в Монголию и Китай, которая дала возможность проявить им незаурядные научные и дипломатические таланты. Изучение быта и нравов, государственного устройства и общественной жизни сопредельных стран нашло отражение в ряде опубликованных и неопубликованных трудов и позволяет посмотреть на купечество уже с иной стороны [31]. Многие ученые путешественники в своих отчетах и записках оставили слова благодарности в адрес помогавшим им купцам. Особенно большая заслуга принадлежит здесь бийским купцам. Имена Я.Г. Антропова, Ф.И. Минина, Н.И. Ассанова, Г.Г. Бодунова, А.Д. Васенева и некоторых других стали широко известны за пределами Западной Сибири благодаря своим путешествиям и благотворительности в пользу научных экспедиций.
   Тем не менее, общая образованность сибирского купечества была довольно низкой. В большинстве случаев дело ограничивалось обучением грамотности и письму случайными грамотеями: дьячками, отставными унтер-офицерами и солдатами, грамотными членами купеческих семей. П.А. Словцов, прекрасно знавший сибирскую жизнь начала XIX в., остроумно замечал: "Вопрос об уме сибирском можно отложить до завтра, до послезавтра: этот малопахучий букет холодного климата, надеюсь, не выдохнется" [32] В другом месте Словцов говорил, что свое образование сибирские купцы получают на медные деньги, то есть тратиться на него предпочитают по минимуму.
   В то же время, нельзя недооценивать эффективность домашнего образования у купечества, которое имело народные корни и веками выработанную методику. Н.М. Чукмалдин вспоминал, что обучение грамотности у старообрядцев было "быстрым и мудрым" и учили не только грамоте, но и прививали вкус к учебе.
   Своеобразным и таким же эффективным было обучение купеческих детей основам торговой профессии. Делалось это как внутри купеческой семьи, под присмотром и руководством родителей, так и через отдачу мальчиков "в люди", то есть на обучение и для получения навыков предпринимательства у родственников или знакомых. Наблюдательная Е. А. Авдеева-Полевая, старшая сестра известного литератора и историка Н.А. Полевого, отмечала: "Ни в одном купеческом доме не было лакеев; должность эту справляли мальчики, которых отдавали родители или родственники для навыка в торговле. Такой мальчик, исправляя разные поручения хозяев, должен был прислуживать и в доме; это продолжалось два-три года. Если он оказывался верен и расторопен, то ему поручали уже дела большей важности, а место его занимали другие" [33].
   Тем не менее, с середины XIX в. купеческие дети начинают посещать губернские гимназии. Например, в 1844 г. из 79 учащихся Томской гимназии только 5 чел. (6 %) было из купцов. В 1852 г. доля купеческих детей среди гимназистов уменьшилась до 4 % и только в 1860-е гг. увеличилась и достигла 15-18 %. Так, в 1860 г. среди 157 учащихся Томской гимназии 102 ученика были из дворян и 29 из купцов. Однако, как отмечал исследователь народного образования в Томской губернии С. Чудновский, большинство купеческих детей ("почти все") покидали гимназию из младших классов [34]. К концу века еще больше купеческих детей училось в гимназии и некоторые из них заканчивали полный курс, что сделать в то время было нелегко, так как до выпуска доходило обычно только 30-40 % гимназистов младших классов.
   В целом по Томской губернии в 1897 г. среди 1614 мужчин и 1491 женщины купеческого сословия и почетных граждан только 73,35 % мужчин и 28,96 % женщин получили начальное образование и выше, в том числе в университетах обучалось соответственно 0,85 % и 0,01 %, в высших учебных заведениях - 0,11 % и 0,01 %, в средних специальных заведениях - 0,95 % и 0,45 %, в средних заведениях соответственно 5,69 % мужчин и 12,14 % женщин [35]. Аналогичные показатели отражены в Первой всеобщей переписи населения Российской империи и по другим губерниям Сибири.
   Таким образом, общая грамотность сибирского купечества была довольно низкой, что выразилось в образовательном уровне депутатов городских дум. Большинство из них не имело никакого образования, но было элементарно грамотным. Только некоторые из них учились в уездных или городских училищах или прошли несколько начальных классов гимназий. Такое состояние дел было характерно и для России в целом. Даже в Москве, в конце XIX в., среди 4563 выборщиков в городскую думу около половины состава, преимущественно купцов, имело низшее и домашнее образование, а 183 чел. были "вовсе неграмотными" [36].
   Тем не менее, недостаток общего образования у купцов компенсировался тесной связью с народной культурой. Помимо обязательного для подавляющего большинства населения того времени религиозного воспитания и образования, купеческие дети усваивали десятки народных песен и сказок, сотни прибауток, поговорок и побасенок и много другое, что было накоплено народом за многие века своей истории. Все эти знания и навыки не лежали у купцов мертвым грузом, постепенно выветриваясь и забываясь, они постоянно были в ходу, при деле, помогая рекламировать свой товар, зазывать покупателей, заключать договоры и сделки. Глубокий знаток России XIX в. С.В. Максимов писал о сибирском купечестве так: "Наше купечество, не обладающее значительными капиталами, - единственный класс, в котором доводится проследить особенности местного колорита; только они одни самобытны оттого, что независимы, и оттого, что заключены в круг занятий, неизбежно требующих ежедневных работ и ежечасного наблюдения". Подобные наблюдения оставили и другие авторы воспоминаний и путевых записок. Позднее Максимов подчеркивал: "Сибирское купечество вообще отличается наибольшей развитостью в политических взглядах, наибольшим так называемым энциклопедическим образованием (имелось ввиду разностороннее образование, знаний из разных областей понемногу - В.Б.), чем, например, то же купечество которое покупает у них чай и меха и отпускает им ситца, сукна, готовые сапоги и готовое платье, заготовляемое в Москве" [37].
   Другой известный путешественник по Сибири, Ипполит Завалишин, вторит Максимову, но отчасти и противоречит: "Здешнее купечество гораздо образованнее русского, более податливы на общеполезные дела и, находясь в кругу чиновников, социальнее и развязнее, нежели в городах русских. Неграмотных уже мало, а образ жизни, даже у старообрядцев, одежда, тон, манеры, за малым исключением, те же, что и у чиновничества" [38]. Различие во взглядах объясняется тем, что авторы говорят о разных слоях купечества: Максимов о низшем и среднем, Завалишин - о высшем.
   Интересно проследить влияние социального окружения сибирского купечества на его менталитет. Главным образцом для подражания части купцов, особенно молодежи, были местные и приезжие чиновники и дворяне, Понятие мода и столичный блеск в XIX веке были уже в ходу и не поддаться обаянию столичных щеголей и особенно щеголих было трудно. Самые крупные капиталисты Сибири так же имели желание и возможности следовать в образе жизни и в удовлетворении своих социальных и духовных потребностей местным дворянам и чиновникам. Под воздействием их установок на образ жизни и ее ценности менялся менталитет богатейших купцов. Местная администрация, близкие к ней дворяне, которые не находились на службе, были не лучшими образцами для подражания. По словам хорошо знавшего сибирское общество XIX в. В.К. Андриевича, местная дореформенная администрация "деморализовала вконец сибиряков", так как "злоупотребления развивались повсеместно главным образом потому, что произвол властей, воспитанных сплошь на крепостническом начале, мог развивать только низменные, самодурные, эгоистичные наклонности как в них самих, так и в их подчиненных" [39].
   Такая тенденция усилилась во второй четверти XIX в., во время правления Николая I, когда, по словам декабриста А.Е. Розена, в Сибири "все поклонялись модной роскоши, а для нее надо было наживать много... Все брали и крали и все поглощалось роскошью" [40]. Чиновники, по остроумному замечанию П.А. Словцова, в то время хотели жить как помещики и держать "ворота настежь, но земли, ими владеемые, лежат в цветочных горшках" [41]. Влияние чиновников на жизнь сибирских купцов в XIX в. было значительным и усиливалось их участием в предпринимательстве, прежде всего в золотопромышленности. Нувориши из отставных чиновников строили в городе и за городом барские особняки в виде поместий с домашними оркестрами и оранжереями, вели барский образ жизни со склонностью к изысканным и утонченным удовольствиям. Правда, довольно часто сквозь барские шелка просматривалась купеческая сибирка или даже простонародный армяк. Это могло проявиться в речи, которая оставалась краткой, образной и грубой, в желании пустить окружающим пыль в глаза и показать себя знатоком литературы, искусства, политики. Так, во дворце Ф.А. Горохова, бывшего, кстати, некоторое время Томским губернским прокурором, в одной из комнат стоял большой шкаф со стеклянными дверками, "сквозь которые глядели с полок стройные ряды книг в отличных переплетах, все одинаковой толщины и роста, с золотым тиснением на корешках: "Благонравие и порок", "Тщеславие и скромность" и тому подобные названия, какие только могла подсказать изобретательность необразованного человека". И.Д. Асташев выписывал европейские газеты на многих иностранных языках, которые, по мнению А. В. Адрианова, играли ту же роль, что и состоящая из разукрашенных картонных коробок "библиотека" Горохова, так как языков, родившийся и проведший детство в Нарыме, Асташев не знал [42].
   Но постепенно наращивая свою экономическую силу, повышая образовательный уровень и социальный статус, купечество начинает определять стиль жизни города, оттесняя на второй план чиновников. Это дало основание В.М. Флоринскому заметить: "Купцы задают здесь (в Томске - В.Б.) тон жизни, подчиняют своему влиянию весь чиновный мирок. Всюду они на первом месте, и у губернатора, и у архиерея, не говоря уже о второстепенных чиновниках. Все за ними ухаживают в видах той или иной благостыни, и это дает городу убеждение, что вся сила в купеческих карманах. За ними интеллигенция и администрация являются как случайный квартирант-нахлебник в чужом доме, оттесненный на второй план" [43]. Подобная картина наблюдалась и в некоторых других городах Сибири. Особенно ярко это проявлялось в Иркутске, где концентрировались крупнейшие сибирские капиталы и купечество задавало тон городской жизни.
   Тем не менее, следует отметить, что интересы купцов и чиновников в Сибири не противопоставлялись, не противоречили друг другу, но происходило их взаимопроникновение, взаимное влияние, своеобразный синтез. Этим процессам способствовала как включенность в предпринимательство (прямо или косвенно, на законном основании через свою собственную коммерцию или через незаконное вымогательство взяток) местных чиновников, так и служба купцов на выборных должностях в городском самоуправлении. Такие служебные обязанности мешали предпринимательской деятельности купцов, и в архивах отложилось большое количество заявлений от горожан, которые отказывались в них занимать посты в магистратах или городских думах, материалы следствия об уклонении от служебных обязанностей. Законом была разрешена замена обывателей на таких должностях и лица, которые соглашались заменить состоятельного горожанина на службе могли рассчитывать на денежное вознаграждение, лошадей, "рогатых скотин" (коров и быков), недвижимость и другое имущество.
   В том случае, если купцы оказывались на какой-либо должности, то они воспринимали методы руководства местной администрации, были скоры на расправу, используя свои кулаки и розги полицейских, не забывали и свой частный интерес, то есть использовали свои должности для собственного обогащения. Об этом писал декабрист Н.В. Басаргин, преувеличивая, правда, влияние должности на человека: "Едва купец или мещанин избран обществом головою, старостою или каким-нибудь членом городового управления, он в ту же минуту забывает прежний свой быт и становится чиновником, со всеми дурными свойствами и, сверх того, без всякого знания дела" [44]. Одним из таких выборных лиц был томский купец П.Ф. Шумилов, который в начале XIX в. распространил патриархальность на весь город, то есть стал простых обывателей по-отечески наказывать розгами, вмешиваться в распоряжения администрации, словом, везде наводить свои порядки. Не мог он пройти мимо местного народного училища и его учитель С. Иконников жаловался на нового городского голову Шумилова, что тот отказывает школе в проведении текущего ремонта, в обеспечении дровами и свечами. Городской голова, в свою очередь жаловался, что учитель пьянствует и жжет много свечей и в школе обучается много "посторонних" детей, на которых денежное содержание не предусмотрено сметой городских расходов [45].
   Малоактивное, полупринудительное участие горожан Сибири, в первую очередь купцов, в городском самоуправлении мало изменилось и во второй половине XIX в. Введенное в 1870 г. Городовое положение внедрялось с трудом из-за пассивности местного общества. Купцы скептически отнеслись к предложению администрации обсудить проект положения, вяло участвовали в выборах и в работе самой думы. Право быть избирателем определялось его имущественным цензом, прежде всего стоимостью его городской недвижимости с которой платились в городскую казну налоги. Кроме того, избиратели делились по имущественному признаку на три курии, каждая из которых имела право избирать равное количество гласных. По нашим подсчетам небольшая группа крупных плательщиков налогов (около 3 % всех избирателей) назначала столько же гласных, сколько большая курия мелких плательщиков налогов (85 % всех избирателей). Немудрено, что подавляющее большинство членов городских дум после таких выборов составляли купцы.
   Первые выборы в городские думы по новому Положению в городах Западной Сибири жители, допущенные до выборов, почти полностью провалили. В разных городах, по подсчетам В.Г. Корягина в них участвовало от 6 до 42 % выборщиков [46]. Отчасти такое отношение к мероприятиям правительства напоминало пассивный протест горожан, выражением своего равнодушия и незаинтересованности к результатам проведения городской реформы. В дальнейшем газеты второй половины XIX в. были полны сообщений об игнорировании гласными заседаний городских дум западносибирского региона. Даже штрафы за пропуски заседаний не смогли исправить положения. "Собрания собираются по пустякам, - отмечено в отчете по Западной Сибири за 1880 г., - городские головы не привыкли к общественной деятельности и часто не могут вести прения и потеряли доверие общества" [47]. Такая же картина наблюдалась и в городах Восточной Сибири.
   В то же время в сибирских городских думах шли жаркие дебаты по проблемам городского благоустройства, распределения и продажи городской земли, устройства различных мероприятий и т. д. Из городского бюджета дума выделяла значительные суммы на устройство городских праздников, выделялись земельные площади для строительства учебных заведений, больниц и других важных для городов заведений. В Томске, например, большой заслугой думы является решение подарить под устройство университета, обсерватории и ботанического сада "двух земельных участков в лучшей части города, оцененные в 107307 руб. в полную собственность университета" [48]. Надо отдать должное гласным думы, которые прекрасно зная городские земли, выбрали самое удачное для университета и его подразделений место и не поскупились на площади для его зданий, сада и рощи.
   Таким образом, сибирское купечество, представленное в городских думах вело каждодневную черновую и кропотливую работу по благоустройству своих городов, финансировало разного рода расходы на содержание городского хозяйства и на мероприятия городского масштаба. Работа в думе укрепляла ведущие, лидерские позиции купечества в местной жизни. Процесс этот был сложный, наталкивался на эгоизм отдельных представителей купечества, на личную недисциплинированность избранных в думу купцов. Однако, не смотря на это, работа в думе способствовала формированию сословного сознания сибирского купечества, перерастанию его в менталитет местной буржуазии.
   В конце XVIII-XIX вв. в Сибири на протяжении жизни четырех поколений происходило становление, развитие и обособление сословного купеческого менталитета, а затем начинается процесс его растворения в менталитете региональной буржуазии. Эти изменения проявлялись во многих аспектах общественной, экономической и культурной жизни региона.
   С общественно-политических позиций сибирское купечество, на наш взгляд, выступало преимущественно силой консервативной, приверженной старым традициям и устоям. Своей консервативностью и обособленностью от других сословий, купцы как бы стабилизировали местное общество, не давая ему склониться ни в сторону подчинения официозному дворянски-охранительному направлению общественной жизни, ни в сторону либерализма и радикальной революционности. Особой антипатии томские купцы к ссыльным революционерам не испытывали, брали их к себе на службу, водили с ними знакомство, нанимали учителями и управляющими. Особые отношения у сибирских купцов складывались с ссыльными декабристами. Впервые соприкоснувшись не с коррумпированными местными чиновниками, которые были им хорошо знакомы и с которыми они проворачивали не совсем законные дела, но с людьми высоких идеалов и глубинной русской и европейской культуры, сибирские купцы сохранили самые положительные воспоминания о декабристах в Сибири. Другое дело, что попытки самих декабристов в сибирском предпринимательстве не приносили им успехов и вызывали у местных купцов скептическое отношение [49].
   В дальнейшем отношения представителей политической и уголовной ссылки и местного купечества складывалась на меркантильной с обеих сторон заинтересованности. Купцы получали грамотных специалистов, и особо не интересуясь их политическими взглядами и не совсем, с их точки зрения, идеальным прошлым, а ссыльные получали возможность обеспечить себя работой и, следовательно, средствами к существованию. В случае если деловые интересы купцов не совпадали с деятельностью ссыльных, то контракты расторгались и знакомство прерывалось. Так, известный революционер-народник В.В. Берви-Флеровский служил в 60-е гг. XIX в. у томского первой гильдии купца Б.Л. Хотимского, выполняя функции адвоката, приказчика и бухгалтера за чрезвычайно низкую плату [50].
   Примечательно в этом отношении поведение известного в Сибири своим добродушием, хлебосольством и щедростью З.М. Цибульского. В браке с Ф.Е. Цибульской, в девичестве Бобковой, у него не было детей и они взяли на воспитание мальчика по имени Аркадий. Ему, вероятно, предполагалось передать семейное золотопромышленное дело и он был отправлен на обучение в Московское коммерческое училище. По свидетельству И.В. Кулаева, он вернулся из столицы "вконец распропагандированный и начал открыто и яростно порицать действия своих приемных родителей и их отношение к рабочим, называя эти действия недопустимо эксплуататорскими и вредными" [51]. З.М. Цибульский просил И.В. Кулаева, автора цитируемых мемуаров, взять Аркадия к себе на прииск в приказчики и образумить юношу. Однако приказчика из него не получилось и дальнейшая его судьба неизвестна. Нет упоминания о нем и в завещаниях Цибульских.
   Другим примером увлечения революционными идеями является судьба крупнейшего сибирского предпринимателя А.И. Щербакова. По происхождению он был из тарских купцов и один из немногих, окончив губернскую гимназию, поступил в Петербургский университет. За участие в студенческих беспорядках он был из него исключен и отправлен под надзор полиции домой. Однако и здесь он продолжал свою оппозиционную деятельность: остро критиковал местные власти, распространял запрещенный "Колокол", помогал ссыльным. За это он был снова подвергнут аресту и, одумавшись, сосредоточил свои незаурядные силы и способности на предпринимательстве. Он многократно расширил и приумножил семейное дело, проник в новые хозяйственные отрасли, завязывал экономические контакты с Западной Европой, являя собой образ просвещенного и энергичного купца, которого так не хватало Сибири [52].
   В целом влияние "слева" на сибирское купечество было малозаметным, гораздо сильнее в его среду проникали ценностные установки "справа", со стороны чиновничества, дворянства, церкви и государства. На наш взгляд, купечество Сибири воспринимало эти установки критически. Одни становились в их сознании незыблемыми, например, монархизм и убеждение в необходимости крепкой государственности, в других они сомневались, вели поиски более удобных и выгодных для них установок. Коснулось это и такой, на первый взгляд, незыблемой истины, как религия. Весьма критически купцы относились и к носителям власти - чиновникам и дворянам, которые не заслужили у них доверия своим корыстолюбием, чванством и склонностью к произволу.
   Во второй половине XIX в. происходит становление собственно купеческого, буржуазного по свое сути, сознания. Менталитет сибирского купечества был ориентирован на созидание материальных и духовных ценностей, на установление разумных с точки зрения делового человека отношений. Поэтому естественно стремление купцов к накоплению материальных богатств, к строительству роскошных жилых и капитальных производственных помещений, к оформлению своих личных капиталов в семейные и династические.
   Составной частью купеческого менталитета была способность к благотворительности. Пожертвования на различные дела вносились купцами не только сообразуясь со своими мыслями о необходимости делать добро и делиться своим богатством, получая, правда, за это различные награды и пожалования, но и интуитивно, руководствуясь своей потребностью заслужить авторитет в глазах людей на земле и прощение собственных грехов на небесах. Однако проблема благотворительности сибирского купечества в изучаемый период настолько обширна и многообразна, что должна, на взгляд, рассматриваться отдельно.
   Таким образом, история формирования сибирского купечества и на основе его возникновение региональной буржуазии показывает, что большинство предпринимателей были незаурядными по волевым и интеллектуальным качествам личностями. Основой их менталитета, главным мотивом и целью их жизни было стремление к обогащению. С точки зрения самих предпринимателей страсть к обогащению являлась естественной и вполне оправданной. Без стремления к расширению своего дела не могло быть и речи о выживании купечества как сословия в трудной для предпринимательства социальной и политической ситуации XVIII-XIX вв.
   Купечество Сибири в течение первой трети XIX в. постепенно отходило от народных традиций и обычаев, обосабливалось от крестьян и мещан по сословным признакам, вырабатывало свои социальные и культурные ценности, свой образ жизни. Вторая треть века, 30-60-е гг., являются периодом становления и формирования зрелого, типично купеческого менталитета, временем определения и закрепления сословных качеств в купеческом самосознании. В пореформенный период в истории сибирского купечества можно выделить два поколения. Старшее, родившееся в 1830-40-х гг. и младшее, родившееся в 1860-70-х гг. Общие черты этих двух поколений определялись характером их деятельности, общностью сословного менталитета. Однако в конце XIX в. проявлялись особенности этих двух поколений, которые определялись разницей в образовании и воспитании, различными общественно-политическими условиями, влиявшими на формирование купеческого менталитета. Например, старшее поколение купцов играло пассивную роль в общественной жизни, уступая инициативу представителям бюрократии, дворянства и интеллигенции. Младшее поколение купечества Сибири было подготовлено к тому, чтобы играть более активную и независимую, а иногда и ведущую роль в жизни региона.
   В последнюю треть XIX в. происходит размывание прежних сословных границ, купечество становится ядром буржуазии, осознает свою ведущую роль в обществе и закладывает фундамент своего будущего господства. В этот период происходит формирование основных купеческих династий, которые естественным образом перерастают в буржуазные. Происходит активное впитывание купечеством сибирских городов российского и мирового опыта предпринимательства в торговле, транспорте и промышленности. В основном в это время определяются главные черты буржуазно-купеческого менталитета. В течении века, на протяжении жизни трех поколений, происходит становление, развитие и обособление купеческого самосознания, а затем начинается его растворение в формирующемся менталитете региональной буржуазии. Однако процесс консолидации купечества, а потом и буржуазии в единую социальную группу с самостоятельной и господствующей в обществе социальной ориентацией, со своими стереотипами общественного поведения, протекал замедленно. Не была выработана система собственно буржуазных ценностных ориентаций, менталитет купечества еще не освободился от стремления подражать в общественном поведении дворянству в лице местных чиновников или были сильны остатки зажиточного крестьянского уклада.

  [1] Вебер М. Протестантская этика // Избранные произведения. М., 1990. С. 187.
  [2] Евтропов К.Н. История Троицкого кафедрального собора в Томске (Постройка его с характеристикой времени и деятелей). Томск, 1904. С. 21.
  [3] Громыко М.М. Социально-экономические аспекты изучения генеалогии непривилегированных сословий феодальной Сибири // История и генеалогия. М., 1977. С. 235.
  [4] ГАТО. Ф. 127. Оп. 1. Д. 2487. С. -96.
  [5] Там же. Ф. 50. Оп. 1 Д. 534. Л. 9-10.
  [6] Сибирский торгово-промышленный и справочный календарь на 1894 г. Томск, 1894. С. 61-64.
  [7] Скубневский В.А., Старцев А.В., Гончаров А.М. Купечество Алтая второй половины XIX - начала XX вв. Барнаул, 2001. С. 168-169.
  [8] Евтропов К. Н. История Троицкого кафедрального собора ... С. 26.
  [9] Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири. Новосибирск, 1996. Т. 3. Кн. 2. С. 24.
  [10] Там же. С. 21.
  [11] Разгон В.Н. Современная американская и английская историография российской буржуазии. Учебное пособие. Барнаул, 1988. С. 34.
  [12] Щапов А.П. Русский раскол старообрядчества, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII веке и первой половине XVIII. // Сочинения А.П. Щапова. В 3-х тт. СПб., 1906. Т. 1. С. 173.
  [13] Там же. С. 318.
  [14] Щапов А.П. Земство и раскол // Там же. С. 462.
  [15] Мамин-Сибиряк Д.Н. Последняя веточка (Из старообрядческих мотивов) // Собр. соч. В 10-ти тт. М., 1958. С. 255.
  [16] Сибирский вестник. 1885. 4 июля.
  [17] Сибирский торгово-промышленный календарь на 1896 г. Томск, 1896. С. 153.
  [18] ГАТО. Ф. 21. Оп. 1. Д. 145. Л. 84.
  [19] Там же. Ф. 3. Оп. 2. Д. 659. Л. 4-690.
  [20] Щапов А. П. Умственные направления русского раскола // Сочинения А.П. Щапова. В 3-х тт. СПб., 1906. Т. 1. С. 644.
  [21] См., напр.: Вебер М. Протестантские секты и дух капитализма // Избр. произв. М., 1990. С. 273; Зомбарт В. Буржуа. М., 1994. С. 95.
  [22] Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994. Т. 2. С. 116.
  [23] Мельников П.И. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1872. Кн. 2. С. 106-144.
  [24] ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 451. Л. 29-35.
  [25] Евтропов К.Н. История Троицкого кафедрального собора ... С. 175.
  [26] Колчин М. Ссыльные и заключенные в острог Соловецкого монастыря в XVI-XIX вв. М., 1908. С. 95-96.
  [27] Козлова Н.В. Некоторые аспекты культурно-исторической характеристики русского купечества XVIII в. // Вестник Московского ун-та, 1989. Сер. 8. История. № 4. С. 37.
  [28] Чечулин Н. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века. Исторический очерк. СПб., 1889. С. 28.
  [29] ГАТО. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1458. Л. 28-29.
  [30] Разгон В.Н. Сибирское купечество в XVIII - первой половине XIX в. Региональный аспект предпринимательства традиционного типа. Барнаул, 1999. С. 639-640.
  [31] См., напр.: Старцев А.В. Русская торговля в Монголии (вторая половина XIX - начала XX вв.). Барнаул, 2003; Сибирский купец А.Д. Васенев. Барнаул, 1994. Ч. 1-2.
  [32] Словцов П.А. Письма из Сибири 1826 года. М., 1826. С. 100.
  [33] Авдеева-Полевая Е.А. Указ. соч. С. 32.
  [34] Памятная книжка Томской губернии на 1885 год. Томск, 1885. С. 9, 69; Адрианов А.В. Томск в прошлом и настоящем. Томск, 1890. С. 26.
  [35] Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. LXXIX. Томская губерния. СПб., 1904. С. XXI.
  [36] Астров А.И. Воспоминания. Париж, 1940. С. 457.
  [37] Максимов С.В. На востоке. Поездка на Амур. Путевые впечатления. СПб., 1871. С. 59; Он же. Сибирь и ссылка. Ч. 1. С. 350.
  [38] Завалишин Ипп. Описание Западной Сибири ... Т. 2. С. 88.
  [39] Андриевич В. К. Сибирь в XIX столетии. Исторический очерк Сибири, основанный на данных представленных Полным собранием законов Российской империи и сенатским архивом. СПб., 1889. Ч. 1. С. 203; Ч. 2. С. 2.
  [40] Розен А.Е. Записки декабриста. СПб., 1907. С. 339.
  [41] Цит. по: Андриевич В.К. Сибирь в XIX столетии ... Ч. 1. С. 223.
  [42] Адрианов А. В. Томская старина ... С. 172.
  [43] Флоринский В. М. Указ. соч. № 5. С. 287.
  [44] Басаргин Н.В. Указ. соч. С. 118.
  [45] Копылов А.Н. Очерки культурной жизни Сибири XVII - начала XIX в. Новосибирск, 1974. С. 96.
  [46] Корягин Б.Г. Городская реформа в Западной Сибири // Из истории Сибири. Красноярск, 1971. Вып. 4. С. 51-52.
  [47] РГИА. Ф. 1284. Оп. 69. Д. 422. Л. 14.
  [48] Там же. Оп. 70. Д. 361. Л. 50.
  [49] Подробнее см.: Бойко В.П. Предпринимательская деятельность декабристов в Сибири во второй четверти XIX в. (К постановке проблемы) // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Четвертые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина. Барнаул, 2003. Кн. II. С. 142-144.
  [50] Рабинович Г.Х. В. В. Берви-Флеровский в Томске // Томску 375 лет. Томск, 1979. С. 78.
  [51] Кулаев И.В. Под счастливой звездой. Воспоминания. Тяньцзин, 1939. С. 242.
  [52] Краткая энциклопедия по истории купечества ... Новосибирск, 1999. Т. 4. Кн. 3. С. 58-59.