Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Сибирское общество в контексте модернизации. XVIII-ХХ вв.

   Диалектическое единство изменчивости и традиционности, свойственное развитию семьи, проистекает, вероятно, из самой ее природы. Семья выступает и как социальный институт, обладающий определенной суммой правовых норм, и как малая группа, члены которой связаны с обществом не только через семью, но и непосредственно. Отсюда и неоднозначность традиций, большое многообразие их природы и функционирования, осложненных еще и комплексностью функционирования семьи, касающейся буквально всех сторон жизни человека. В наибольшей степени во второй половине XIX - начале XX в. это проявлялось в среде городского населения, где быстрее протекали эволюционные процессы, стимулируемые урбанизацией и развитием капитализма, и в то же время известная традиционность не только сохранялась, но и постоянно подкреплялась в ходе оживленной миграции населения из села в город и тесных связей большинства городского населения с деревней.
   В силу своей универсальности и многоаспектности семья привлекала и привлекает ученых широкого круга специальностей, которые, рассматривая различные стороны семьи, выдвигали различные теоретические объяснения ее функционирования. Важность таких попыток очевидна. Как справедливо заметил С.И. Голод, "трудно продвинуться в познании закономерностей трансформации семьи, рассматривая из года в год, из десятилетия в десятилетие динамику ее структуры и функций". Нельзя не согласиться и с высказыванием ученого о том, что "спектр… точек зрения на генезис, состояние и перспективу института семьи многообразен, противоречив, а порой просто исключает одна другую". Голод справедливо утверждает, что проблемы семьи не укладываются в "прокрустово ложе ни одной из известных концепций (эволюционизма, исторического материализма, функционализма, культурных циклов и пр.)" [1].
   Подобная ситуация, по-видимому, закономерна. Многоаспектность института семьи, многовариантность конкретно-исторических форм и типов брачно-семейных отношений требует для перехода к теоретическому осмыслению огромного количества эмпирических, конкретно-исторических работ. При этом необходимо объединение усилий специалистов различных общественных наук. Не случайно в последние годы в мировой науке наметилась тенденция связать воедино данные сравнительно-этнографических, исторических, демографический и социологических исследований для того, чтобы наметить, хотя бы приблизительно, общее направление развития семьи [2].
   Говоря об отечественной историографии, историк М.Г. Муравьева отметила, что "в официальной академической науке изучение брака и семьи до сих пор остается в позиции маргинального поля изучения, имеющего некий этнографическо-иллюстративно-бытовой аспект…
   Естественно, что при таком подходе история брака и семьи носит описательный характер, редко позволяя себе обобщения на методологическом уровне. Одной из наиболее острых, на мой взгляд, проблем сегодня, - продолжает автор, - является создание собственной методологической базы изучения брака и семьи в исторической перспективе" [3].
   Ситуация в отечественной науке осложняется определенным "методологическим вакуумом", возникшим в постсоветские годы. Однако методологический кризис затронул далеко не всех отечественных историков. В последние годы в отечественной историографии появились крупные работы, рассматривающие социальную историю России последних трех столетий в свете теории модернизации.
   Под модернизацией в исторической литературе понимается переход от традиционного общества к современному. Согласно работам историков, в западноевропейских странах переход к современному обществу особенно интенсивно происходил с конца XVIII до конца XIX в., при этом до середины XIX в. общества как бы колебались между старым и новым, а с 1870 г. процесс модернизации стал необратимым и завершился в начале XX в. Из исторического опыта западноевропейских стран выделяется ряд существенных признаков модернизма: возникновение современной личности, утверждение светской системы ценностей, индустриальный и урбанистический образ жизни, гражданское общество, рыночная экономика, складывание нации и т.д. В соответствии с этой теорией формирование малой демократической семьи с полным равенством супругов, родителей и детей как единственной формы семейной жизни является одним из существенных признаков модернизации [4].
   Известный историк Б.Н. Миронов в своей "Социальной истории России периода империи" (СПб., 1999), исследуя общие черты развития общества, показал и модернизационные процессы, протекавшие в семье (в том числе и городской) в России XVIII - начала XX в., а также незавершенность социальной модернизации в начале XX в., проявлявшейся, в числе прочего, в правовых, демографических, социокультурных аспектах семейной жизни.
   Логическим продолжением работы Б.Н. Миронова, на наш взгляд, является книга известного российского демографа и социолога А.Г. Вишневского "Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР" (М., 1998). Автор показал, каким образом незавершенность российской модернизации на рубеже XIX-XX вв., в том числе и в сфере брачно-семейных отношений, определила дальнейшее модернизационное развитие российского общества после революции. Вишневский отмечал комплексность и взаимосвязанность модернизационных процессов и важную роль эволюции демографических и семейных отношений: "Превращение аграрного общества в промышленное, сельского - в городское было фоном, предпосылкой и в то же время результатом еще одного ряда перемен. Они совершались на "микроуровне", то есть на уровне каждого человека и каждой семьи, затрагивали глубинные, экзистенциальные пласты человеческого бытия, отношение людей к вопросам жизни, продолжения рода, любви, смерти. Эти перемены непосредственно сказались на частной жизни людей, на их брачном, прокреативном, сексуальном, семейном, жизнеохранительном поведении… В конечном счете, демографическая модернизация… стала еще одной важнейшей стороной всего обновления общества и человека. Как и в случаях с экономической модернизацией и урбанизацией, демографическая модернизация в России - не простое заимствование, не слепое следование чужому примеру. Она - ответ общества на глубокий кризис его собственных традиционных демографических и семейных отношений. В конце XIX - начале XX века такой кризис в России достиг большой остроты" [5].
   Обобщающие работы Б.Н. Миронова и А.Г. Вишневского являются прекрасным примером возможности использования модернизационной теории при изучении социальной истории семьи. Попыткой осуществить подобное исследование в региональном аспекте и является данная работа.
   Брачно-семейное законодательство Российской империи содержало целый ряд архаичных черт, утверждавших патриархально-авторитарные отношения в семье. При этом, как отмечал В. Вагнер, "конфликты по поводу пересмотра семейного, имущественного и наследственного права составляли интегральную часть социальных, экономических и культурных перемен, имевших место в пореформенной Российской империи" [6]. Несмотря на широкую критику семейного права, новый либеральный проект Гражданского кодекса так и не был принят. Тем не менее, законы, регулирующие семейную жизнь, становились с течением времени либеральнее, происходило постепенное усовершенствование законодательства путем внесения частных дополнений в существующий Свод законов. Основными тенденциями развития права были постепенное ограничение родительской власти, расширение прав женщин и детей и увеличение их правовой защищенности. Однако исследование городской семьи Сибири второй половины XIX - начала XX в. позволяет сделать вывод о достаточно слабом влиянии на семью провинциальных горожан законодательных преобразований этого периода [7].
   Население городов региона имело сложный сословный, национальный и конфессиональный состав. Города Западной Сибири в пореформенный период испытывали постоянный приток населения извне, что обеспечивало быстрый рост городского населения. Весьма значительную часть городского населения к началу XX в. составляли выходцы из деревни. Специфика формирования города в регионе интенсивной колонизации предопределила значительное число выходцев из Европейской России среди горожан. В целом, демографические процессы, протекавшие в городах Сибири, имели в целом ту же направленность, что аналогичные процессы в европейской части страны [8].
   Анализ брачно-возрастных особенностей городской семьи Сибири второй половины XIX - начала XX в. позволяет охарактеризовать важные черты семейно-брачных отношений в городах Сибири, выявить демографические процессы, происходившие в семьях горожан, и реконструировать жизненный цикл городской семьи. Можно согласиться с мнением о том, что: "брак и семья представляют собой те социальные институты, в которых воплощается социальный характер демографических процессов… и через которую проявляется воздействие на демографические процессы социально-экономических факторов… социальных отношений, а также экономических факторов, таких как условия жизни" [9].
   Н.А. Араловец отмечала, что "в начале XX в. наметились изменения традиционных ценностей и норм демографического поведения горожан". Исследователь назвала ряд факторов, способствовавших этому: "качественные изменения социально-экономического характера как следствие индустриализации и урбанизации российского общества; молодой возрастнополовой состав городского населения, в котором преобладали мужчины; участие женщин в профессиональном труде; накопление в обществе научных знаний и представлений" [10]. Все эти факторы вносили перемены в брачное поведение горожан.
   Как показывают результаты анализа демографического развития городской семьи, в Сибири во второй половине XIX - начале XX в. развивались сложные демографические процессы. При этом эволюцию семьи нельзя рассматривать как прямолинейный процесс. Многообразие факторов, влиявших на семью, многообразие социальных условий жизни различных слоев горожан, взаимодействие традиций и инноваций в социальной жизни привели к тому, что в демографическом развитии семьи действовали одновременно различные, а порой и противоположные тенденции [11]. В такой ситуации не было ничего специфического. Демографические процессы, протекавшие в семьях горожан Западной Европы, были не менее сложны. В частности, улучшение положения промышленных рабочих в Западной Европе в начале XX в. привело к увеличению в пролетарской семье брачности, снижению брачного возраста, сокращению числа детей в семье и росту сложных форм семьи. Семья рабочих вступила в фазу консолидации. Вторая мировая война и послевоенная нужда вновь возвратили рабочих к допромышленным семейным стратегиям выживания [12].
   Можно выделить основные тенденции демографического развития семей горожан Сибири второй половины XIX - начала XX в., которые заключались в снижении общей людности, процессах упрощения семейной структуры, снижении брачности, сглаживании сословных и национально-конфессиональных различий структурно-количественных характеристик семьи. Эти процессы в городах региона были выражены в большей степени, чем среди сельского населения. Однако эти процессы к моменту революции 1917 г. были еще не завершенными, что показывает сравнение с европейской частью страны и Западной Европой. В силу ряда причин, в частности, традиционности института семьи, активной миграции в города сельского населения, несшего с собой деревенские модели семейной жизни, противоречивости социальных процессов и т.д., наряду с модернизационными процессами среди горожан сохранялась в значительной степени традиционность семейно-брачных отношений, что находило свое выражение и в демографических параметрах семьи.
   Изучение семейного строя горожан Сибири второй половины XIX - начала XX в. показывает, что в основе типологии семьи как в середине XIX, так и в начале XX в. было преобладание малой, нуклеарной семьи, при достаточно заметном числе различных форм расширенной и сложной семьи. Соотношение между числом малых, расширенных и сложных семей постоянно менялось, однако этот процесс не был однолинейным и необратимым развитием от сложных форм к простым. Средняя людность семей горожан в данный период колебалась незначительно, составляя в крупных городах региона 4-5 чел. Оптимальные размеры семьи, соответствующие новому типу воспроизводства населения, сложились в крупнейших городах региона еще в середине XIX в.
   Одним из показателей, характеризующих развитие семейного строя, является коэффициент брачности, т.е. количество браков на 1000 чел. В пореформенный период в стране наметилась повсеместная тенденция к снижению уровня брачности, и в 1911-1913 г. коэффициент брачности в России снизился до 8,2, в том числе в деревне - до 8,4, а в городе - до 6,7 браков на 1 тыс. чел. [13] Причинами этого были более быстрый, чем в деревне, рост безбрачия среди городского населения и возникновение диспропорции между полами в пользу мужчин за счет мигрантов из деревни. Снижение уровня брачности было повсеместным, но в крупных городах оно было более значительным, чем в малых.
   Снижение уровня брачности было отчетливо заметно и в городах Западной Сибири. Так, динамика уровня брачности по г. Омску выглядит следующим образом: в 1860 г. коэффициент брачности составлял 8,5 (166 браков на 19565 чел.), 1895 г. - 6,9 (325 браков на 46779 чел.), в 1896 г. - 6,4 (303 брака на 47576 чел.), в 1913 г. - 4,0 (543 брака на 137245 чел., по всем городам Акмолинской обл. - 6,3), в 1916 г. - 4,6 [14]. Сходная динамика была в Кургане: в 1868 г. коэффициент брачности составил здесь 7,8 (4872 чел., 38 браков), в 1910 г. - 4,7 (35043 чел. 165 браков), в 1912 г. - 4,5 (36704 чел., 165 браков) [15]. В Томске в 1889 г. на 36806 чел. населения было зарегистрировано 326 браков, коэффициент брачности - 8,9 [16]; в 1910 г. на 107711 чел. было зарегистрировано 875 браков, коэффициент брачности - 8,1 [17].
   В Тобольской губ. в 1880 г. в городах проживало 74250 чел., было заключено 514 браков, коэффициент брачности - 6,9 (в сельской местности - 9,3) [18]. В 1909 г. в городах губернии числилось 131012 чел., заключено 813 браков, коэффициент брачности 6,2. При этом в губернском Тобольске уровень брачности был ниже чем в среднем по городам губернии - на 20745 чел. населения было заключено 99 браков, коэффициент брачности - 4,8 [19]. За 1912 г. в городах губернии отмечено 749 браков, при городском населении 144837 чел. коэффициент брачности составил 5,2 (в сельской местности - 7,1) [20].
   Динамика брачности (числа браков на 1000 чел. населения) в конце XIX - начале XX в. в целом по региону выглядела следующим образом: 1897 г. - 8,4, 1902 г. - 8,3, 1908 г. - 9,6, 1910 г. - 8,6, 1912 г. - 7,8 [21]. Оставаясь несколько лет на одном, довольно высоком уровне, брачность упала в 1904-1905 гг., а затем несколько возросла в 1906-1909 гг., когда состоялись свадьбы, временно отложенные в период русско-японской войны, а также было создано большое количество семей молодыми переселенцами "столыпинской" волны. В период Первой мировой войны брачная активность населения значительно снизилась после призыва в армию молодых мужчин.
   Таким образом, в городах Западной Сибири на протяжении всего изучаемого периода прослеживается устойчивая тенденция к снижению уровня брачности. Если в середине XIX в. уровень брачности среди городского населения составлял 9-10‰, то на рубеже XIX-XX вв. он снизился до 7-8‰, а накануне революции составлял всего 4-5‰.
   В целом анализ брачности в городах региона показывает изменение в брачном поведении горожан Сибири в пореформенное время, и свидетельствует о том, что конец XIX - начало XX в. являются моментом начала демографического перехода. При этом процессы изменения в брачном поведении в Сибири несколько отставали от аналогичных процессов в Европейской России, но развивались в том же направлении.
   В дореформенной России высокий уровень брачности, традиционная ориентация на семью и многодетность предполагали высокую рождаемость. Почти всеобщее и раннее вступление в брак, отсутствие внутрисемейного регулирования деторождения, высокая смертность, которую необходимо было компенсировать, господствовавшие нормы сексуального поведения не позволяли воздерживаться от вступления в брак, рожать детей вне брака, отказываться от рождения детей или ограничивать их число.
   Действительно, коэффициент рождаемости (число рождений на 1000 чел.) в Европейской России в XVIII - первой половине XIX в. среди православного населения находился на уровне 50, причем в городах коэффициент был на 5-10 пунктов выше, чем в деревне [22]. Сходная ситуация наблюдалась в дореформенное время и в городах Западной Сибири. По данным А.Р. Ивонина, в конце XVIII - первой половине XIX в. наблюдалась тенденция к повышению уровня рождаемости, при этом в городах региона уровень рождаемости был несколько выше, чем в сельской местности. Так, в 1859 г. в городах Тобольской губ. общий коэффициент рождаемости составлял 55,7‰, в округах - 52,6, в городах Томской губ. - 58,1, в округах - 49,9, в целом по Западной Сибири: в городах - 56,6, в округах - 51,5 ‰. При этом на уровень рождаемости в различных городах влияло территориальное размещение городов, их административный статус, экономический потенциал и величина городского населения [23].
   Принято считать, что если общая рождаемость составляет около 40-50 на 1 тыс. чел. населения, то плодовитость находится на физиологическом пределе, и что сознательного ограничения числа деторождений у женщин не существует. Очевидно, что западносибирские города в дореформенный период по типу воспроизводства населения оставались еще на "добуржуазном" уровне развития, а городская жизнь еще не достигла тех параметров, при которых возникает необходимость сознательного ограничения рождаемости.
   В Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX в. в целом еще господствовала традиционная модель демографического поведения. В то же время уже складывались социально-экономические, культурные и психологические условия для начала процесса демографического перехода. Рождаемость в регионе, особенно в сельской местности, оставалась очень высокой и четко выраженной тенденции к сокращению не имела. Показатели и динамика рождаемости зависели не столько от сознательного внутрисемейного регулирования деторождения, сколько от состояния половозрастной и брачной структуры населения [24].
   В сельской местности, где были распространены ранние браки, относительно прочными являлись семьи, не существовало диспропорции полов, рождаемость была значительно выше, чем в городах. Так, по данным за 1902-1903 гг. в Тобольской губ. количество родившихся на 100 сочетавшихся браком в сельской местности составляло 600 чел., в городах - 591, число родившихся на 100 умерших равнялось 137 в уездах и 90 - в городах [25].
   Показатели рождаемости в городах по-прежнему оставались высокими. Одной из причин этого было то, что в структуре городского населения была высока доля лиц детородного возраста. Тем не менее, определенное сокращение коэффициента рождаемости в городах, вероятно, свидетельствует о начавшемся переходе значительных групп населения крупных городов к внутрисемейному регулированию рождаемости.
   В Томске на протяжении всего периода сохранялись очень высокие показатели рождаемости, которые, однако, имели тенденцию к понижению. По подсчетам Н.М. Дмитриенко, в 1861-1895 гг. средний показатель рождаемости в городе составлял 45,8 ‰, а в 1896-1915 гг. - только 43 ‰ [26].
   В 1862 г. в окружных городах Тобольской губ. коэффициент рождаемости составил 46,3 ‰. Несколько выше была рождаемость среди горожан Томской губ. - по данным 1864 г. - 49,9 ‰. При этом в губернском Томске и втором по численности населения городе губернии - Барнауле - рождаемость была еще выше, соответственно, 52,1 и 55,3‰. Чрезвычайно высокий уровень рождаемости в Нарыме (90,5 ‰) объясняется, очевидно, тем, что в приходах города регистрировались новорожденные из сельской местности [27]. Однако на средний результат по губернии крохотный Нарым не влиял. К концу изучаемого периода уровень рождаемости в городах региона значительно снизился, и в 1910-1914 гг. коэффициент рождаемости в городах Западной Сибири составил 41,0 ‰ (по Сибири в целом - 40,9 ‰) [28].
   Понижение рождаемости в городах вызывалось целым рядом факторов социально-экономического характера. Женщины все более начинают вовлекаться в общественное производство, появляется контроль над рождаемостью, постепенно улучшались санитарно-гигиенические условия жизни, что снижало уровень смертности и, как следствие, делало высокую рождаемость ненужной. С конца XIX в. жители крупнейших городов России начали отказываться от традиционной многодетности, в городах зарождается внутрисемейное планирование рождаемости. Первоначально это выражалось только в изменении брачного поведения, т.е. более позднем заключении брака, сокращении повторных браков. Снижение рождаемости в городах региона в конце XIX - начале XX в. говорит о начале перехода к новому типу рождаемости, характерному для индустриального общества. Однако этот переход только начинался в исследуемый период и отставал от аналогичных процессов в крупнейших городах Европейской России.
   В конце XIX - начале XX в. наметились изменения традиционных ценностей и норм демографического поведения горожан Западной Сибири. Этому способствовал ряд факторов: качественные изменения социально-экономического характера как следствие начинавшихся процессов индустриализации и урбанизации; молодой половозрастной состав городского населения, в котором преобладали мужчины; участие женщин в профессиональном труде, развитие медицинского обслуживания, улучшение санитарного состояния городов, повышение уровня культуры. Все эти факторы вносили перемены в брачно-семейные отношения, способствовали изменениям в типе воспроизводства населения. Суммируя различные проявления демографических процессов, можно утверждать, что период конца XIX - начала XX в. является начальным этапом демографического перехода в городах региона.
   Различия в образе жизни, традициях, менталитете различных групп городского населения предопределили значительную сословную и национально-конфессиональную вариативность структурно-количественных и брачно-возрастных особенностей городской семьи. Сохранение сословных особенностей брачно-семейных отношений вплоть до начала XX в. говорит о том, что сословная организация общества, несмотря на свою архаичность, имела большое значение [29] В то же время в начале XX в. в городах все большее значение приобретают новые социальные и профессиональные группы, такие как пролетариат и интеллигенция, в среде которых формируются новые традиции, не связанные со старыми сословными ценностями, что отражалось и в брачно-семейной сфере.
   Сфера личных семейных взаимоотношений в силу своей специфики в наименьшей степени была подвержена регламентации со стороны церкви и государства. Как было показано в первой главе, взаимные права и обязанности супругов, родителей и детей были сведены в Своде законов к нескольким нормам, которые, безусловно, не исчерпывали всего многообразия в этой области семейного быта. Подобная ограниченность законодательных правил, казалось, должна бы предполагать значительную свободу в развитии системы внутрисемейных взаимоотношений. Однако именно сфера личных взаимоотношений между членами семьи оказывается в значительной степени консервативной. С.С. Крюкова отмечала: "Изучение семейного быта показало, что наибольшая устойчивость традиционных представлений обнаружилась в сфере брачных и лично-семейных взаимоотношений" [30].
   Господствующие образцы семейной жизни в дореволюционной России давала патриархальная крестьянская семья. К. Кавелин видел в патриархальной крестьянской семье источник своеобразия общественной жизни великороссов: "В основе всех частных и общественных отношений лежит один прототип, из которого все выводится, - именно двор и дом, с домоначальником во главе, с подчиненными его полной власти чадами и домочадцами… Этот начальный общественный тип играет большую или меньшую роль во всех малоразвитых обществах; но нигде он не получил такого преобладающего значения, нигде не удержался в такой степени на первом плане во всех социальных, частных и публичных отношениях, как у великороссов" [31].
   Внутренний строй русской крестьянской семьи накладывал сильный отпечаток и на семейную жизнь горожан, поскольку, во-первых, многие небольшие провинциальные города по укладу жизни и занятиям жителей немногим отличались от сел, и, во-вторых, русские города, особенно в пореформенный период, испытывали постоянный приток населения из села, несшего с собой крестьянские семейные традиции. Как было справедливо отмечено, "на протяжении всей русской истории городское население сохраняло тесные связи с деревней и переносило свои деревенские привычки на городскую почву" [32].
   С.И. Голод так сформулировал основные черты патриархального типа семейных отношений: "ведущие отношение - кровнородственное, явная зависимость жены от мужа, а детей от родителей. Господство мужа осуществляется благодаря сосредоточению в его руках экономических ресурсов и принятию основных решений, в связи с чем происходит жесткое закрепление ролей в семье" [33]
   Связь семейных отношений с бытовавшими формами семьи осмысливалась даже философами того времени. Так, Н.А Бердяев писал: "С формами семьи связана была тирания, еще более страшная, чем тирания, связанная с формами государства. Иерархически организованная, авторитарная семья истязает и калечит человеческую личность. И эмансипационное движение, направленное против таких форм семьи…, есть борьба за достоинство человеческой личности … Нужно отстаивать более свободные формы семьи, менее авторитарные и менее иерархические… Однако семьи такого рода оставались все же довольно редким исключением в огромной крестьянской стране. Их роль образца для подражания могла быть лишь очень скромной, а постепенное распространение влияния этого образца на жизнь десятков миллионов семей требовало долгих десятилетий" [34].
   Известный демограф и социолог А.Г. Вишневский отмечал: "…все говорило о падении веса вековых заповедей семейной жизни, об усиливающемся ее разладе. Разлад нарастал в деревне, в городе же он и подавно был неминуем, обозначился раньше и породил более развитые формы рефлексии. Именно здесь, отчасти под влиянием внутренних перемен, но в немалой степени и под влиянием узнаваемых постепенно западных образцов, нарастает критика старых семейных форм и идет поиск новых" [35]
   Стойкость патриархальных традиций, степень авторитарности внутреннего строя семьи во многом определялась социальным и имущественным положением семьи и ее составом, что уже отмечалось исследователями. В литературе высказывались наблюдения о зависимости внутрисемейных отношений от форм семьи: "Особенности совокупности отношений между членами семей (внутрисемейные отношения) обуславливаются особенностями ее размера, состава. И вряд ли будет правильным рассматривать отдельно друг от друга эти два понятия (состав семьи и внутрисемейные отношения)" [36]. Патриархальные порядки встречались чаще в семьях со стариками-родителями. В семьях, состоявших из родителей и неженатых детей, развитие семейного строя шло по пути смягчения авторитарности. Однако по-прежнему "мужские" дела не смешивались с "женскими", которые строго разграничивались. Интересы мужчин в семье, как правило, ставились выше женских. Часто это имело под собой реальное основание, если муж был главным кормильцем в семье, но иногда соблюдалось и по обычаю, даже если женщина своим трудом вносила в семейный бюджет большой вклад. Как отмечал Л.И. Савинов, в дореволюционной России "стабильность семьи обеспечивалась прежде всего, принудительными и экономическими мерами" [37].
   Живучесть патриархальных отношений обусловливалась как социально-правовыми, так и экономическими факторами. Глава семьи ведал всеми делами семьи, отвечал перед государством за выполнение повинностей и выплату податей. Он, таким образом, являлся не только добытчиком средств к существованию, но и посредником между семьей и государством. Как отметил В.П. Бойко, в купечестве глава семьи был "своего рода гарантом принадлежности остальных членов семьи к купеческому сословию" [38].
   При этом, как верно отметил Б.Н. Миронов, весьма архаичной чертой брачно-семейно-сексуальных отношений даже в верхних городских слоях было то, что они не рассматривались как личное дело каждого человека, а являлись отношениями публичными и общественными, что выражало глубокую преемственность с допетровским периодом [39]. Это доказывается, например такими фактами, что адюльтер, кровосмешение, бисексуализм, неуважение к родителям, злоупотребление родительской властью, аборт рассматривались как уголовные преступления, т.е. преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела [40].
   Постепенно формирование городского образа жизни, распространение образования, более либеральные законы способствовали постепенному улучшению правового и фактического положения женщин и детей в семье. Однако гуманизация внутрисемейных отношений в русском провинциальном городе в семьях мещан и ремесленников, а также основной массы купечества делала скромные успехи.
   Характер внутрисемейных отношений в городах Сибири имел свою специфику. Современники отмечали, что сибирские женщины отличались от женщин центральной части России чертами характера и поведением. Сибирячки были более энергичными, активными, предприимчивыми, самостоятельными. Сибирские женщины никогда не были рабами мужчин, они нередко самостоятельно занимались предпринимательством [41]. Если муж-купец умирал, его дело обычно продолжала жена. Купец Чукмалдин писал в своих воспоминаниях: "Умер муж - не погиб промысел, мужем заведенный. Жена-вдова ведет его дальше, с той же энергией и знаниями, какие присущи мужу. В Тюмени, в Гостином дворе было с мануфактурными товарами до двух десятков лавок, и половина их велась и управлялась женским персоналом не менее удачно, чем другая половина. Я также знал множество ремесленных семей, потерявших главу семьи - мужчину, которые потом руководимы были женою умершего, а заведенное ремесло продолжалось и развивалось безостановочно" [42]. А.П. Чехов отмечал, что в Сибири женщины "толковы, чадолюбивы, сердобольны, трудолюбивы и свободнее, чем в Европе, мужья не бранят и не бьют их" [43].
   И. Харламов так объяснял более выгодное положение женщины в семье на окраинах России: "Рассматривая организацию семьи и права в ней отдельных членов, можно заметить тот любопытный факт, что отдельные члены семьи имеют в ней больше прав на окраинах, чем в центрах. На положении женщин это отражается весьма значительно. Власть хозяина на окраинах весьма заметно подходит к нормальному значению лишь власти распорядительной, наоборот - к центрам в ней есть признаки власти патриархальной. Это явление, конечно, должно быть поставлено в связь с колонизацией. Все протестовавшее против нравственных и физических насилий, все желавшее сохранить свой исконный устой бежало по направлению к окраинам… все более терпеливое, более задавленное оставалось на местах" [44].
   Естественно, идеализировать положение сибирячек XIX в. не следует. В путевых заметках путешественников содержатся и описания тяжелой женской доли в глухих уголках региона. Большинство же нарративных источников говорит о том, что среди значительной части сибирского купечества, интеллигенции, средних городских слоев и крестьянства преобладало уважительное отношение к женщине, что, однако, не мешало сибирякам рассматривать женщину в рамках достаточно жестко закрепленной поло-ролевой системы, отводившей женщине роль хозяйки дома и воспитательницы детей [45].
   В конце XIX - начале XX в. в семьях горожан происходят значительные перемены в исстари установившемся бытовом порядке, меняются роли отдельных членов семьи. Развитие семейного строя в целом шло по пути смягчения авторитарности. Однако традиционность, стойкая патриархальность внутри семьи помешали завершению этого процесса демократизации внутрисемейных отношений, даже среди привилегированных сословий их патриархально-авторитарная основа не была серьезно подорвана и в основных чертах сохранилась до 1917 г. В купеческой среде, как отметил А. Рибер, "поведенческие нормы были устойчивы и не могли быть сброшены так же легко как традиционный кафтан" [46].
   Вовлечение в XIX в. женщины в профессиональную деятельность способствовало ее общественной активности и отразилось в изменении социально-экономического статуса мужчин - все это вместе взятое положило начало кризису патерналистских семейных ценностей. Многие современники с одобрением относились к этому: "В наше время женщина городских сословий сама стремится приобрести себе более самостоятельное положение не только в семье, но и в обществе. И надо признать, что она в этом своем стремлении вступила на правый путь: она борется за труд, старается облегчить заботы о ней отца, брата, мужа, и тем завоевать себе независимость" [47]. Однако изменения в семье, связанные с ломкой старых семейно-бытовых традиций и с появлением новых черт в сознании и в быту, имели многообразные и порой противоречивые последствия.
   Наиболее существенные изменения происходили в семьях городских промышленных рабочих. Низкая оплата труда, плохие жилищные условия, невысокий уровень образования и культуры негативно действовали на пролетарскую семью: "Нравы городских фабричных рабочих были гораздо свободнее, но не чище крестьянских. Жилищная скученность, бедность, усугублявшаяся пьянством, оставляли мало возможностей для счастливой и стабильной брачной жизни" [48]. Существенным фактором, подрывавшим семейные устои, был рост социальной мобильности населения. Отхожие промыслы, в которых участвовали миллионы крестьян, надолго отрывали женатых мужчин от семьи, нарушали регулярность половых отношений в браке, а кое-где превращали его в фикцию.
   Формирование пролетарских слоев в городах ускоряло процессы дробления и нуклеаризации семей. Как уже отмечалось, "с развитие капиталистических отношений тенденции к отделению вновь образующихся семей от родительских усиливается. Среди русских увеличение числа простых семей в 1-2 поколения, состоящих из супругов с детьми или без детей, в большинстве городов было непосредственно связано с развитием в них промышленности и с формированием рабочих кадров в значительной мере за счет мигрантов из села, бывших отходников. Из деревни же, как правило, уходили молодые люди, не имевшие семьи, или недавно ей обзаведшиеся" [49].
   Кроме того, рост промышленности, увеличение в процессе социального расслоения числа семей, нуждающихся в заработках всех ее взрослых членов и даже подростков, приводили к конфликтам в авторитарной семье, разрушая почву, на которой базировался патриархальный быт. К. Маркс писал: "…крупная промышленность разрушает вместе с экономическим базисом старой семьи и соответствующего ему семейного труда и старые семейные отношения… капиталистический способ эксплуатации, уничтожив экономический базис, соответствующий родительской власти, превратил ее в злоупотребление. Но как ни ужасно и ни отвратительно разложение старой семьи при капиталистической системе, тем не менее, крупная промышленность, отводя решающую роль в общественно организованном процессе производства вне сферы домашнего очага женщинам, подросткам и детям обоего пола, создает новую экономическую основу для высшей формы семьи и отношений между полами" [50].
   Энгельс развивал эту мысль: "…с тех пор как крупная промышленность оторвала женщину от дома, отправила ее на рынок труда и на фабрику, довольно часто превращая ее в кормилицу семьи, в пролетарском жилище лишились всякой почвы последние остатки господства мужа, кроме разве некоторой грубости" [51].
   Действительно, как показывает исследование В.Ю. Крупянской и Н.С. Полищук, иная экономическая основа рабочей семьи, в которой были вынуждены работать также женщины и дети, формировала новый тип семейных отношений, отличавшихся большим равноправием, демократизмом: "К концу XIX - началу XX в. на горнозаводском Урале… уже вполне сложился тип рабочей семьи, близкий по своему внутреннему укладу к семье кадрового пролетария крупных городских центров. Его отличал более высокий авторитет женщины-матери в семье и весь сложившийся на этой основе бытовой порядок. Жена была советчицей и помощницей мужа во всех домашних делах. Муж отдавал ей свой заработок, равно как и дети. Все закупки делались ею самой или совместно с мужем, все наиболее существенные дела в семье решались по взаимному совету супругов" [52].
   Изменения в экономике семьи способствовали ослаблению роли главы семьи и упрощению внутрисемейных отношений. Еще современники отмечали, что, "организация семьи и положение в семье женщины зависят, прежде всего, от экономической формы быта данного общества" [53]. На рубеже XIX-XX вв. общество медленно, но неуклонно шло по пути защиты интересов женщин и детей, изменяя их социальный статус, что положило начало кризису патриархальных ценностей. Как писал известный русский социолог М. Ковалевский, "инстинкт индивидуализма подрывает и рушит здание семейной общины… Дробя патриархальную семью, индивидуализм оказывает влияние на все стороны ее быта… Индивидуальная семья составляет теперь одну из основ нашего общественного строя. Характеризуя индивидуальную семью, мы должны указать на то, что она представляет из себя союз, заключенный по добровольному соглашению, что члены этого союза тесно связаны друг с другом соблюдением взаимных обязанностей и общих прав, что в отношениях между супругами стремится установиться равенство… Обоюдность привилегий и обязанностей сообщает индивидуальной семье совершенно новый характер: она становится союзом между равноправными лицами" [54].
   Изменение форм семейной организации в городах вело и к изменению внутрисемейных отношений. "Такие более свободные формы семьи и начали складываться исподволь в российском обществе, прежде всего в том его слое, который получил название "интеллигенция", здесь постепенно утверждалась "буржуазная", городская семья. Она, как правило, не похожа на традиционную крестьянскую, ни на старую барскую семью с ее многочисленными приживалами, дворней и т.д., невелика по размеру, состоит из супругов и небольшого числа детей. Но главное отличие - в характере отношений между мужем и женой, между родителями и детьми. В них гораздо больше интимности, демократизма, признания самоценности каждого члена семьи, будь то мужчина, женщина или ребенок. Такая семья и становится колыбелью нового фундаментального принципа семейных отношений, прямо противоположного прежнему: не человек для семьи, а семья для человека" [55].
   Многие современники оставили наблюдения об изменении семейных отношений в городах: "замечается светлый поворот к более гуманному обращению с женщиною, что особенно ясно выступает при сравнении их положения в большой семье и в малой, т.к. в последней патриархальные начала начинают мало-помалу вымирать… при этом помянутый поворот является не продуктом какой-либо регламентации, но следствием смягчения нравов и зарождения новых принципов среди народной семьи" [56]. Другой современник писал: "С большим развитием личности, с большим расширением ее умственно-трудового горизонта, естественно идет уменьшение семьи в численности, начинается дробление больших семей на малые. Другие причины, лежащие вне семьи… ускоряют этот процесс" [57].
   Характерным проявлением отхода от патриархальных ценностей явилось распространение в среде сибирских горожан смешанных в сословном, национальном и вероисповедном отношении браков, ставших в пореформенное время уже бытовым явлением. Практически свободно вступали в брак друг с другом восточные славяне - русские, белорусы и украинцы. Среди дворян и чиновников распространенными были браки лютеран с православными. Поляки-католики, в силу преобладания мужчин в своей национальной группе, в массовом порядке женились на православных. В браки с православными вступали также старообрядцы, и даже евреи, правда, в последнем случае требовался переход в христианство [58].
   Изменения семье отмечали и современники. Так, социолог Питирим Сорокин отмечал, что "в настоящее время семья, как социально-правовая организация определенного вида, переживает острый перелом: старые и отчасти современные ее формы мало-помалу исчезают и уступают место иным формам, известным пока лишь в самых общих чертах. Коротко говоря, современная семья изменяется и переходит в наши дни к новой, грядущей семье". По мнению ученого, с развитием капитализма семья перестает существовать как целостная хозяйственная единица, при этом "весь уклад современной жизни ведет к распаду семьи" [59]. Кризисные явления в сфере брачно-семейных отношений часто вызвали резко негативную оценку современников: "Отвращение от строгой семейной жизни и половая распущенность, многочисленность людей, не вступающих в брак, начинаясь в верхних слоях населения, проникает в средние, и даже бедные классы" [60]
   Развитие новых сфер деятельности, рост интеллигенции, все большая вовлеченность женщин и детей в трудовую жизнь, увеличение их вклада в семейный бюджет меняли привычный семейный порядок, способствовали изменению системы внутрисемейных отношений. В сфере личных взаимоотношений в семьях горожан, как показало исследование источников, обнаружены определенные тенденции, выражавшиеся в ослаблении авторитарности, увеличении роли женщин, индивидуализации, формировании более демократичной системы взаимоотношений, хотя динамика изменений оказалась слабой.
   Нужно сказать, что личные взаимоотношения в семьях сибирских горожан характеризовались большой вариативностью, зависевшей от сословной принадлежности, типа семьи, экономической основы ее жизнедеятельности, культурного и образовательного уровня, статуса конкретного члена семьи и т.д.
   В Сибири в пореформенный период развивались те же процессы, что и в европейской части страны. В результате социально-экономического развития происходило сокращение экономической зависимости женщины в семье, формировался городской образ жизни, развивалось образование (в том числе и женское) и культура, что в комплексе способствовало разрушению традиционных патриархальных ценностей. Включение в социализацию подрастающего поколения других институтов приводило к уменьшению роли семьи в этом важном процессе, что отметил современник, заявивший "воспитательные силы нашей семьи уже давно ослабли" [61].
   Специфика сибирского региона способствовала формированию особенностей жизни горожан региона, их менталитета и социальных отношений. По многочисленным отзывам современников, сибирские женщины были более энергичными, активными, предприимчивыми, самостоятельными, чем женщины центральной части России, а семейные отношения в Сибири - более демократичными.
   Тем не менее, существовавшая противоречивость социальных процессов в регионе, выражавшиеся, в частности в негативном влиянии ссылки, рурализации городов в ходе массовых крестьянских переселений, сохранявшейся традиционности в сфере общественного сознания и т.д., а также специфика образа жизни различных социальны и профессиональных групп приводили к значительной вариативности семейных отношений, что нашло отражение в противоречивости мнений современников.
   Состав, ролевая структура и социальные функции семьи изменялись. В результате нуклеаризации семьи внутрисемейные отношения упрощались. Сдвиг в брачно-семейных отношениях отражает общие закономерности индивидуализации общественной жизни, постепенный отход от патриархальных традиций, в силу которых отдельный индивид был немыслим и не воспринимался вне своей социально-групповой принадлежности. Однако тенденция к автономизации и индивидуализации личной жизни была еще слаба, особенно в провинциальных городах.
   Таким образом, во второй половине XIX-начале XX в. в семьях горожан действовали эволюционные процессы, стимулируемые урбанизацией и развитием капитализма. В течение пореформенного периода семейная организация населения изменялась. Эти изменения происходили в русле модернизации брачно-семейных отношений, которая являлась составной частью общей модернизации российского общества. Однако эти модернизационные процессы оказались незавершенными. Значительная традиционность общества и инерционность института семьи имели большое значение и в начале XX в. При этом в провинциальных городах модернизация брачно-семейных отношений значительно отставала от аналогичных процессов в крупнейших городах Европейской России.

  [1] Голод С.И. Семья и брак: историко-социологический анализ. СПб., 1998. С. 4, 47.
  [2] См.: Антонов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., 1996. С. 6-7.
  [3] Там же. С. 5.
  [4] См.: Крупина Т.Д. Теория "модернизации" и некоторые проблемы развития России конца XIX - начала XX вв. // История СССР. 1971. № 1. С. 191-205; Критический анализ буржуазных теорий модернизации: Сборник образов. М., 1985; Поткина И.В., Селунская Н.Б. Россия и модернизация (в прочтении западных ученых) // История СССР. 1990. № 4. С. 194-206.
  [5] Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998. С. 112.
  [6] Wagner W.G. Marriage, Property, and Low in Late Imperial Russia. Oxford, 1994. P. 381.
  [7] См. Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX - начала XX в. Барнаул, 2002.
  [8] См.: Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX в. Ч. I: Население. Экономика. Барнаул, 2003.
  [9] Брак и семья. Демографический аспект. М., 1975. С. 3.
  [10] Араловец Н.А. Городская семья в конце XIX - начале XX века // Население России в XX в. Исторические очерки. Т. 1: 1900-1939 гг. М., 2000. С. 39.
  [11] Гончаров Ю.М. Указ. соч.
  [12] Зидер Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII - XX вв.). М., 1997. С. 153-155.
  [13] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Т. 1. СПб., 1999. С. 173.
  [14] Обзор Акмолинской области за 1895 год. Омск, 1897. Ведомость № 3; Обзор Акмолинской области за 1896 год. Омск, 1898; Обзор Акмолинской области за 1913 год. Омск, 1914; Клячкин В.Е. Естественное движение населения г. Омска по параллельным данным за 1913, 1916, 1923-1926 гг. Омск, 1928. С. 5.
  [15] Емельянов Н.Ф. Город Курган. 1782-1917. Социально-экономическая история. Курган, 1991. С. 78.
  [16] Адрианов А.В. Город Томск в прошлом и настоящем. Томск, 1890. С. 11.
  [17] Гречищев К.М. Общественное здоровье // Город Томск. Томск, 1912. С. 66.
  [18] ГАОО. Ф. 3. Оп. 10. Д. 17127. Л. 3, 41.
  [19] РГИА. Ф. 1290. Оп. 4. Д. 595.
  [20] Памятная книжка Тобольской губернии на 1914 год. Тобольск, 1914. С. 4.
  [21] Население Западной Сибири в XX веке. Новосибирск, 1997. С. 55.
  [22] Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). СПб., 1999. Т. 1. С. 179.
  [23] Ивонин А.Р. Западносибирский город последней четверти XVIII-60-х гг. XIX в. (Опыт историко-демографического исследования). Барнаул, 2000. С. 75-76.
  [24] Население Западной Сибири… С. 67.
  [25] Там же. С. 67-68.
  [26] Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX - первой трети XX века: управление, экономика, население. Томск, 2000. С. 114.
  [27] Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Указ. соч. С. 137.
  [28] Зверев В.А. Воспроизводство сибирского населения на начальном этапе демографического перехода в России // "Сибирь - мой край…": Проблемы региональной истории и исторического образования. Новосибирск, 1999. С. 138.
  [29] Гончаров Ю.М. Указ. соч. С. 135-208.
  [30] Крюкова С.С. Русская крестьянская семья во второй половине XIX в. М., 1994. С. 192.
  [31] Кавелин К.Д. Мысли о русской истории // Кавелин К.Д. Наш умственный строй. М., 1989. С. 197.
  [32] Пайпс Р. Россия при старом режиме М., 1993. С. 188.
  [33] Голод С.И. Указ. соч. С. 92.
  [34]  Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. Paris, 1939. С. 193-194.
  [35] Вишневский А.Г. Указ. соч. С. 133.
  [36] Шабалин Л.П. Структура и быт семьи народов Среднего Поволжья. Ульяновск, 1997. С. 3.
  [37] Савинов Л.И. Семья и общество: История, современность, взгляд в будущее. Саранск, 1992. С. 30.
  [38] Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII-XIX вв. Томск, 1996. С. 204.
  [39] Миронов Б.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 263.
  [40] См. Гончаров Ю.М. Семейное право Российской империи XIX - начала XX в. // Вестник Барнаульского юридического института. Вып. 5. Барнаул, 2003. С. 3-13.
  [41] Беспалова Ю.М. Ценностные ориентации в культуре западносибирского предпринимательства второй половины XIX - начала XX в. Тюмень, 1998. С. 34.
  [42] Чукмалдин Н. Мои воспоминания. СПб., 1899. С. 99.
  [43] Чехов А.П. По Сибири (путевые очерки и письма). Иркутск, 1939. С. 69.
  [44] Харламов И. Женщина в русской семье // Русское богатство. 1880. № 4. С. 65.
  [45] См. Гончаров Ю.М. Сословная специфика гендерного семейного порядка в русском провинциальном городе второй половины XIX в. // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001. С. 231-246.
  [46] Rieber A.J. Merchants and Entrepreneurs in Imperial Russia. Chapel Hill, 1982. P. 120.
  [47] Желобовский А.И. Семья по воззрениям русского народа, выраженным в пословицах и других произведениях народно-поэтического творчества. Воронеж, 1892. С. 63.
  [48] Кон И.С. Сексуальная культура в России: клубничка на березке. М., 1997. С. 50.
  [49] Семейный быт народов СССР. М., 1990. С. 54.
  [50] Маркс К. Капитал. Т. I. М., 1978. С. 500.
  [51] Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М., 1973. С. 77.
  [52] Крупянская В.Ю., Полищук Н.С. Культура и быт рабочих горнозаводского Урала (конец XIX - начало XX в.). М., 1971. С. 64.
  [53] Харламов И. Указ. соч. № 3. С. 107.
  [54] Ковалевский М. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. СПб., 1895. С. 100, 108, 113.
  [55] Вишневский А.Г. Указ. соч. С. 134.
  [56] Лазовский Н. Личные отношения супругов по русскому обычному праву // Юридический вестник. 1883. № 6-7. С. 393.
  [57] Харламов И. Указ. соч. № 3. С.99.
  [58] Гончаров Ю.М. Городская семья… С. 191-194.
  [59] Сорокин П. Кризис современной семьи //Ежемесячный журнал. 1916. № 2. Стлб. 173.
  [60] Исаев А.А. Большие города и их влияние на общественную жизнь. Ярославль, 1887. С. 58.
  [61] Стоюнин В.Я. Наша семья и ее исторические судьбы // Вестник Европы. 1884. № 1. С. 20.