О передислокации полевых и гарнизонных полков русской армии на территории Сибири, предпринятой в царствование императрицы Елизаветы Петровны, в исследовательской литературе, как правило, содержатся лишь краткие упоминания. В недавно вышедшей монографии Г. Ф. Быкони, например, просто констатируется, что «в 1745 г. в Сибирь… вступили “для охранения границ” полевые 2 пехотных и 3 конных полка» [1]. Аналогичные упоминания содержатся и в более ранних работах, правда, с некоторыми разночтениями. А. Д. Колесников писал о переводе в Сибирь 5 полков «для усиления обороны» в 1743–1744 гг. [2], а Б. П. Гуревич говорил о предписании в 1744 г. отправить в Сибирь 3 драгунских полка с добавлением, что «туда же перебрасывались другие воинские части, а на месте принимались меры для укрепления верхнеиртышских крепостей» [3]. В оценке причин данных событий авторы единодушны, связывая их с резким возрастанием военной угрозы со стороны Джунгарского ханства. Однако сколько-нибудь подробного разбора хода и результатов этих мероприятий в историографии нами не обнаружено. Данная публикация направлена на то, чтобы частично восполнить указанный пробел.

Мы хотели бы уделить особое внимание передислокации не полевых, а гарнизонных воинских частей, осуществлявшееся по распоряжениям местной администрации российских пограничных губерний: Оренбургской и Сибирской. Этот аспект, как правило, просто «выпадает» из поля зрения историков, поскольку обычно отмечается лишь инициатива центральной власти в деле укрепления обороны границ. Только в работе А. Д. Колесникова мы находим глухое упоминание об интересующих нас событиях [4]. Современные исследователи увязывают деятельность оренбургского и сибирского губернаторов (И. И. Неплюева и А. М. Сухарева соответственно) с началом строительства Иртышской укрепленной линии, подчеркивая при этом, что оба ведомства координировали свои усилия [5]. В действительности же, как нам удалось установить, интересы обеих губернских администраций далеко не всегда совпадали, и это накладывало дополнительный отпечаток на предпринимаемые в тот период шаги в сфере военного строительства на территории Западной Сибири.

Работая с материалами фонда Воинской экспедиции канцелярии Военной коллегии в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА, ф. 20), мы выявили обширный комплекс делопроизводственной документации, специально посвященной событиям 1744–1745 гг., получивший название «Предосторожности в Сибири от зенгорцев и соответственно тому принятые меры» [6]. Его содержание позволяет в деталях проследить, как шла подготовка и осуществление передислокации полевых и гарнизонных частей, а также ответить на вопрос: можно ли было обойтись при укреплении обороны границ в Западной Сибири лишь гарнизонными войсками, или же введения сюда полевых армейских полков нельзя было избежать?

Вопрос о необходимости переброски дополнительных контингентов гарнизонных войск на пограничные территории Прииртышья был поставлен еще в 1743 г. Сибирский губернатор А. Сухарев и его оренбургский коллега И. Неплюев в своем донесении от 17 марта предлагали вернуть в пределы Сибирской губернии ранее находившиеся в крепостях Уйской линии, относившихся к ведению Оренбургской комиссии, несколько рот Тобольского и Енисейского пехотных полков. Заменить их предполагали батальоном Уфимского пехотного полка, поскольку другой батальон этого же полка уже располагался в Верхояицких крепостях. Соответствующие указы из Сената и Военной коллегии, разрешавшие эту передислокацию, были отправлены обоим губернаторам уже в конце августа того же года [7]. Данная мера была совсем не лишней, поскольку силы четырех гарнизонных полков [8], прикрывавших южные границы русских владений в Западной Сибири, были распылены небольшими отрядами по многочисленным крепостям и форпостам.

Летом 1744 г. их расположение, по данным Сибирской губернской канцелярии, выглядело следующим образом. В Тобольске, где находились штабы обоих пехотных полков, налицо было 900 солдат и офицеров, в крепостях по Иртышу находилось еще 633 чел., а в Оренбургскую губернию были откомандированы 595 чел. Сибирский драгунский полк был расположен в пограничных форпостах по р. Тоболу (930 рядовых драгун и офицеров), штаб его стоял в Цареве Городище (там оставалось 230 чел.). Новоучрежденный драгунский полк был точно так же расставлен по форпостам на р. Ишим (всего там пребывал 491 чел.), немалое число драгун с офицерами были откомандированы в Иртышские крепости и в г. Кузнецк (377 чел.), так что при штабе полка в Коркиной слободе оставались только 268 чел. [9] Очевидно, что в случае серьезного нападения из степей на русские границы трудно было рассчитывать на быстрый сбор надлежащих сил и эффективное отражение атак противника.

Однако исполнение принятых в 1743 г. решений задержалось, поскольку оренбургский губернатор Неплюев попросил Сухарева прислать к нему из Сибирской губернии «в запас» контингент ясачных татар и казаков: «Для должного киргис-кайсаком (казахам. – А. Д.) за их злодейство отмщения и для осторожности от них на границах, когда нужда востребует, умножить военных людей здешными ясашными татарами, также и казаками надежду имеет». Однако Сухарев наотрез отказал ему в этой просьбе, сославшись на то, что «хотя оных (ясачных. – А. Д.) в Сибирской губернии некоторое число и находится, точию их отлучить никак невозможно, ибо они платят в казну ея императорскаго величества ясак разными зверми, которыя звери с немалою в казне ползою употребляются, и от того высочайшей интерес зависит… А служилыя люди из близлежащих туда мест едва не все имеютца для осторожности фарпостов… а хотя в Томску, в Кузнецку, в Красноярску служилыя люди и имеются, но оных из тех мест отлучить за великою далностию ни по которому образу невозможно» [10]. Более того, поскольку весной 1744 г. уже отчетливо ощущалась угроза войны между Джунгарским ханством и казахскими владетелями, сибирский губернатор опасался, как бы этот конфликт не затронул российскую территорию, поэтому считал необходимым сохранить все имеющиеся в его распоряжении силы [11].

Согласившись с мнением Сухарева, Сенат в августе 1744 г. предписал «в случае нужды Сибирской губернии вспоможение чинить имеющимися в команде тайного советника Неплюева и другими состоящими войсками», отвергнув просьбу последнего о высылке к нему подкреплений: «Ясашных татар и казаков к Неплюеву ныне не посылать, а быть им во всякой готовности в Сибирской губернии к предостережению от зенгорского войска» [12]. С этими событиями совпало получение известий о намерении правителя Джунгарского ханства Галдан-Цэрэна «иттить войною на Усть-Каменогорскую, Семиполатную и Ямышевскую крепости и на Колывано-Воскресенской завод» [13]. Известия эти вызвали в столице панику. К ноябрю 1744 г. срочно принимается решение о переброске в Западную Сибирь пяти армейских полков из европейской части страны, но центральная власть прекрасно понимала, что на эту передислокацию потребуется значительное время.

В связи с этим на Иртыш стали перебрасывать и расположенные в Западной Сибири гарнизонные части. Согласно плану, утвержденному в Петербурге, оба драгунских полка (Сибирский и Новоучрежденный) должны были следовать в Ямышевскую крепость; кроме того, в другие Иртышские крепости перебрасывались три роты из состава Тобольского и Енисейского пехотных полков, располагавшиеся ранее в Ишимских форпостах, и еще пять рот (включая большую часть Новоучрежденного пехотного батальона) – из гарнизона Тобольска. Весь этот контингент был отдан в распоряжение командира Сибирского полка полковника Я. Павлуцкого. Заменить выведенные на Иртыш войска призван был Уфимский гарнизонный драгунский полк под началом премьер-майора Н. Пекарского, который предполагалось разместить по форпостам на Тоболе и Ишиме [14]. Вскоре, правда, губернатор Сухарев принял решение и этот полк сразу же перебросить в Иртышские крепости. И как раз с выполнением этого последнего решения вышла заминка.

Полковник И. Останков, командовавший дислоцированными на Уйской линии подразделениями Оренбургского и Уфимского драгунских полков, распорядился отправить в Сибирскую губернию с майором Пекарским только 857 чел., оставив в своем распоряжении еще 452 чел. Объясняя свое решение, он писал оренбургскому губернатору Неплюеву: «Оная осторожность толь наипаче в команде ево потребна, что ныне поблизости от Уйской линии немалое число киргис-кайсаков кочюют, а из Уфимской правинции назначенных к нему рот за далным растоянием вскорости получить он не надеется» [15]. Неплюев вполне поддержал своего подчиненного, указывая, что сначала необходимо перебросить на Иртыш драгунские полки Сибирской губернии, а уже после этого ставить вопрос о пополнении гарнизонов Тобольских и Ишимских форпостов: «На Иртыше благовремянно учредить и в способном месте расположить воинской корпус с походною артилериею, и перевесть на Иртыш из Ышимских и Тоболных фарпостов регулярных людей два драгунские полка, то есть Старой и Новоучрежденной Сибирские… а Тоболные и Ишимские фарпосты прикрыть бы ясашными служилыми татарами и выписными крестьянами» [16]. Хотя он не отказывался отправлять в Сибирскую губернию Уфимский полк, поскольку на Уйской линии его мог сменить Казанский драгунский полк, но считал это в данный момент несвоевременным: «В ведомство Сибирской губернии командированной полк возможно было подвигнуть, но того ради на сие не поступлено, что иногда те зюнгорские дела далних следствей не возымеют, потому была б людем напрасная отлучка в таковыя далние краи» [17].

Кроме того, Неплюев считал, что силами одних только гарнизонных полков невозможно обеспечить защиту южных рубежей Оренбургской губернии, поэтому интересовался мнением Сената, «не соблаговолено ль будет из армейских полков при Закамской линии стоящих человек с тысечю туда хотя зимою отправить» [18]? Он считал необходимым на Уйской линии «регулярных людей прибавить и столко иметь, чтоб оными ту линию при нынешних конъюктурах не толко в безопасности содержать, но и сибирские фарпосты в случае нужды без сикурсования не оставить» [19]. Переводить же в Сибирскую губернию Уфимский полк Неплюев соглашался только тогда, когда станет точно известно, что на Иртыш уже выведены оба упомянутых выше драгунских полка: «Ежели оба оные сибирские драгунские полка от Сибирской губернской канцелярии определено вывести на Иртыш, и третей отсель командированной по состоянию конъюктор в прибавок оным потребен же, то б и ево командировала она туда ж по своему благоусмотрению. Но буде ис тех сибирских один или оба оставлены в прежних своих фарпостах, то б она на Иртыш командировала из них, а тот с Уйской линии командированной расположила б и содержала она по Тоболу и по Ишиму для тамошней осторожности, и без самой крайней нужды, а особливо ежели оба сибирские на Иртыш первее выведены не будут, не командировала» [20].

Сибирский губернатор Сухарев отреагировал немедленно. В своем рапорте Военной коллегии от 6 октября 1744 г. он упомянул о том, что «в Сибирской драгунской к полковнику Павлуцкому и в Новоучреждаемой драгунской же полки к подполковнику Деграве посланы ея императорскаго величества указы, в которых написано, чтоб оные полки были со всеми принадлежностьми к походу во всякой готовности, и лошади б были в тех полках во всем исправные, правиант и сухари в готовности… И как от Сибирской губернской канцелярии повелено им будет следовать в марш, чтоб тогда могли они выступить конечно с получения того ж числа, не представляя никаких невозможностей и отговорок, и могли б поспевать до урочного им места» [21]. При этом Сухарев оговаривал, что переброска обоих полков произойдет только тогда, когда в ней возникнет неотложная необходимость: «Ежели что об оном зенгорских калмык злонамерении известие отколь получено будет. то реченные драгунские полки в Верх-Иртышские крепости будут подвинуты в самой скорости, а на их места распределены имеют быть от Сибирской губернии для охранения Ишимских и Таболных фарпостов по крайней нужде из выписных казаков и из руских служилых и татар, також и прибывшей от полковника Останкова драгунской полк» [22]. Однако в последние месяцы 1744 г. оба полка так и не были выведены на Иртыш: это произошло позднее.

Сибирская администрация убедилась, что опасность немедленного начала войны с джунгарами преувеличена. Тогда же, в октябре 1744 г., полковник Т. Зорин, находившийся в Ямышевской крепости, прислал губернатору рапорт, из которого явствовало, что «от зенгорских калмык к нападению для разорения на Верхне-Иртышские крепости и на Колывано-Воскресенские заводы и на прочие российские жилища опасностей… не признавается» [23]. Прибывший из Джунгарии томский купец В. Мельников доложил полковнику, что «находитца в их краях болезнь оспа, и ни в которую де сторону походу быть не чаятелно. А города де у них за тою оспою все заперты, а хотя де и свободные люди есть, токмо малое число, и до них де российских людей владелец Галдан Чирин весма был добр и никакой обиды от них зенгорцов к ним не было» [24]. Столь же спокойными оказались и следующие полгода: весной и летом 1745 г. в Сибирской губернской канцелярии получали стандартные рапорты о том, что «в тамошних во всех Верх-Иртышских крепостях от зенгорской стороны опасности нет и состоит все благополучно» [25].

Тем не менее, весной 1745 г. передислокация упоминаемых выше гарнизонных частей наконец-то была осуществлена. Однако связано это было не с обстановкой, складывавшейся близ российских границ, а с прибытием в Сибирскую губернию назначенного командующим всеми регулярными и нерегулярными войсками генерал-майора Х. Киндермана во главе пяти полевых армейских полков: Вологодского, Луцкого и Олонецкого драгунских, Нотебургского и Ширванского пехотных. Их подразделения и стали занимать те уезды и форпосты, откуда выводились на границу гарнизонные полки. Приказом Киндермана с 15 марта 1745 г. Сибирскому и Новоучрежденному драгунским полкам велено было «движение иметь в Ямышеву и в Семиполатную крепость в команду полковника Павлуцкого, и ис которых по тамошним обращениям употреблены быть имеют от Усть-Каменогорской до Колывано-Воскресенских заводов, також и в Бикатуйской крепости и к фарпостам по Бии реки и около тамошних пограничных российских мест» [26]. Таким образом, начатая в 1743 г. передислокация сибирских гарнизонных частей завершилась уже в 1745 г., а кроме того, повлекла за собой движение в Сибирь еще и полевых полков.

С. Р. Муратова так описывает ее результаты: «Старый Сибирский драгунский полк, находящийся между Тоболом и Ишимом, назначили на дистанцию между Ишимом и Иртышом, на его место продвинули Оренбургский драгунский полк с прибавкою Сибирского пехотного батальона, который находился при Исетской провинции. На новые “зенгорские линии”, то есть на границу с Джунгарией, отправили оба Сибирских драгунских полка… а Новую Уйскую линию прикрыли Уфимским драгунским полком и несколькими ротами Казанского драгунского полка» [27]. В этом описании почти все правильно, за исключением двух моментов. Новоучрежденный пехотный батальон, еще в 1743 г. вернувшийся в Тобольск, был отправлен в Иртышские крепости, а в Ишимские форпосты были передвинуты те роты Тобольского и Енисейского пехотных полков, которые находились ранее в Оренбургской губернии. Кроме того, туда же были выдвинуты вместе роты Оренбургского и Уфимского драгунских полков, а на Уйской линии также были оставлены подразделения из состава обоих этих полков.

Изложенные события демонстрируют, на наш взгляд, тенденции, характерные для государственной политики в отношении вооруженных сил, дислоцированных на «восточной окраине» империи. Во-первых, интересы местной администрации Оренбургской и Сибирской губерний зачастую расходились между собой, поскольку каждый из губернаторов заботился прежде всего о защите вверенных его попечению участков границы, далеко не всегда принимая во внимание обстановку у своего соседа. Во-вторых, в 1744 г. данная ситуация повлекла за собой вмешательство центральной власти, вынужденной принять решение об отправке в Сибирь пяти армейских полков, дабы подтолкнуть шедшую слишком медленно передислокацию местных гарнизонных частей ближе к угрожаемым рубежам. Хотя к началу 1745 г. сибирскому губернатору стало очевидно, что военного конфликта с джунгарами можно не опасаться, механизм переброски войск был уже запущен, и остановить его не было возможности. Итогом этих событий стало не только укрепление обороны южных границ Западной Сибири, но и начало строительства Иртышской укрепленной линии, развернутое генерал-майором Киндерманом уже с 1746–1747 гг., в том числе силами оказавшихся там солдат и драгун «Сибирского гарнизона».