Вооруженные формирования сибирских правительств в годы гражданской войны были главным противником не только Красной армии, но также широко использовались для репрессий против мирного населения и партизанского движения в тылу белогвардейцев. Осенью 1918 г. Сибирская армия стала самым крупным воинским формированием на востоке России. Вся территория Временного Сибирского правительства была разделена на две части прифронтовую и тыловую. Первая управлялась на основании устава о полевом управлении войск, вторая - на основании старых царских законов.

Для упорядочения участия военных в карательных акциях «омскими» правительствами принимается несколько нормативных документов. Так командующим военными округами предоставлялось право объявлять ту или иную местность на военном положении. На основании этого вводился подобный режим не только в прифронтовых районах, но и в зонах повстанческих движений. Постановлением Совета Министров от 1 февраля 1919 г., утвержденным верховным правителем, адмиралом А.В. Колчаком, командующим армиями в Сибири и на Дальнем Востоке было предоставлено право, карать виновных вплоть до смертной казни «для обеспечения общей безопасности»[1].

Местные военные власти активно участвовали в обеспечении порядка на подведомственных территориях. 6 февраля 1919 г. начальник 2-го отдельного Сибирского Степного корпуса объявил приказ штаба верховного главнокомандующего. В нем, для всеобщего сведения на театре военных действии сообщалось нижеследующее постановление Совета Министров от 1 февраля 1919 г.: «В военное время в театре военных действий, когда какие либо преступления или проступки чрезмерно увеличиваются, главнокомандующему армией, начальнику штаба Верховного главнокомандующего, командующему отдельной армией, разрешается усиливать временно строгость наказания. В законе положенном, о смертной казни исключительно объявляя о том предварительно во всеобщее сведение с одновременным донесением по телеграфу в порядке подчиненности Верховному правителю и Верховному главнокомандующему. Когда вследствие военных обстоятельств или во время возмущения для общей безопасности применять будут особые меры предосторожности, за нарушения их устанавливается наказание до смертной казни включительно с тем, чтобы положения таковых наказаний производилось по приговорам военно-полевых судов»[2].

Для обеспечения общей безопасности в Семипалатинской области полковник 2-го Степного Сибирского корпуса А.Караев издаёт приказ, в нём говорилось: «мною замечено массовое неисполнение населением законных распоряжений чинов милиции. В отношении нарядов на подводы для перевозки войск, приведения в исправность улиц, тротуаров. Очевидно, население, уклоняясь от исполнения этих распоряжений, рассчитывает на полную безнаказанность или же мириться с тем не значительным, а главное отдаленным, в силу неизбежной медленности судебного процесса, наказания, который полагается в таких случаях по существующим законам. Для устранения этого недопустимого явления объявляю, что лица, уклонившиеся от выполнения законных требований чинов милиции, будут подвергаться мною в административном порядке денежному взысканию, до 3 тысяч рублей или тюремному заключению на срок до 3 месяцев»[3].

Представляется уместным отметить, что некоторые генералы понимали противозаконность того, что делали, и пытались каким-либо образом оправдаться не только перед современниками. Например, генерал-майор А.Н.Гришин-Алмазов в одном из своих приказов писал: «Каждый военный начальник должен помнить, что на театре войны все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны и что победителей вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки»[4].

 Местные власти пытались привлечь военных не только для решения вопросов политической безопасности или борьбы с антиобщественными проявлениями. К помощи солдат гражданские власти прибегали при решении трудовых конфликтов. При подробном рассмотрении распоряжений и приказов обращает на себя внимание неконкретность формулировок, отсутствие исчерпывающих приказов. Так нормативные документы не объясняли, какие преступления попадали под высшую меру наказания – смертную казнь. Из их текста невозможно было понять, кто имеется в виду под «порочным и ненадежным элементом» и какая информация может быть классифицирована как «сеющая в умах тревогу». Весьма сомнительным правовым действием был арест по показанию местных жителей лиц, подозреваемых в антиправительственной агитации и действиях. Имелись частые случаи, когда под этим предлогом односельчане сводили счеты или преследовали корыстные цели.

Подобная юридическая недоработка документов делала возможным их вольное толкование. Так, например командир по охранению государственного порядка и общественного спокойствия в Семипалатинском, Павлодарском и Каркаралинском уездах признает, что военные часто злоупотребляли своей властью: «за последнее время ко мне от граждан города Семипалатинска и уезда поступает много жалоб на обыски, отобрания разного имущества и аресты, производимые людьми, одетыми в военные формы. Часть таких жалоб проверена, и обнаружено, что обыски, отобрание имущества и аресты действительно имели место, но произведены были самовольно. То есть без ведома и разрешения имеющих на то право должностных лиц и без соблюдения элементарных правил формального характера как то предъявления ордеров, составления протоколов и т.п.»[5].

Однако в силу ряда причин омские власти не стремились обуздать действия силовых ведомств. Учитывая, тяжелое положение с кадрами в охранительных органах, верховный правитель России, Колчак объявляя мобилизацию в армию, не раз освобождал от отправки на фронт различные категории служащих милиции, юридического и тюремного ведомств, прокуратуры и суда [6]. Подобное решение было принято А.В. Колчаком и 2 сентября 1919 г., когда положение на фронте было весьма серьезным. Этим верховный правитель подчеркнул значимость действий двух силовых ведомств против партизан и подпольщиков. Более того, существовала практика совместных действий милиции с воинскими частями.

Например, 19 сентября 1919 г. Дельбегетейская волостная земская управа просила комиссара Семипалатинского уезда прислать дополнительные воинские отряды «для оказания содействия по изысканию податей и выполнения других повинностей»[7]. Отмечались случаи, когда военные препятствовали выполнению чинами милиции своих служебных обязанностей. В Семипалатинске казаками атамана Анненкова без ведома управляющего областью были арестованы три начальника милиции. Такое поведение военных и подобное ему вызывало у общественности, как ни странно, неоднозначную реакцию, некоторые считали, что интересы победы Колчака на фронте выше тех конкретных местных проблем, которые пытались решить своими силами крестьяне.

 Наконец было немало заклинаний общего плана о необходимости согласия между военными и гражданскими властями. Об этом говорил в беседе с корреспондентами в апреле 1919 г. министр внутренних дел А.Н.Гаттенбергер[8]. Однако иная точка зрения имела больше сторонников. Ее выражали управляющий делами Совета Министров Г.К.Гинс, управляющий министерством иностранных дел Сукин. Они считали, что сибирская власть означает чисто военную диктатуру, а гражданские власти были в полной зависимости от военщины. Некоторые вполне обоснованно полагали, что Колчак допустил излишнюю «военщину»[9].

 Для комплектования, снабжения и охраны государственного порядка еще в начале июля 1918 г. вся территория Сибири была разделена на корпусные районы (округа). К началу октября 1918г. для снабжения 2-й Сибирской армии отведены округа - Тобольской губерний, Акмолинской и Семипалатинской областей, казачьи земли Алтайской губерний. Деятельность контрреволюционных правительств по осуществлению государственных заготовок и снабжения диктовалась необходимостью содержать армию и в тоже время неспособностью государственного торгового аппарата обеспечить население городов продовольствием и другими потребительскими товарами. С осени 1918 г. население Восточного Казахстана было привлечено к отбыванию натуральной повинности, выражающиеся в снабжении проходящих войск подводами, кибитками, юртами, материалами для отопления помещения, доставкой припасов продовольствия воинским командам. Кроме гражданских властей этим занимались и сами военные.

Часто приказы были экстренны, и их неисполнение грозило наказанием. С 25 февраля 1919 г. население Семипалатинской области обязано было предоставлять на пикет Аркат 250 подвод для перевозки военных грузов, кроме того, в город Семипалатинск по 150 подвод ежедневно. Подводы Змеиногорского уезда должны были обслуживать военную дорогу от Семипалатинска до Арката[10].У населения кроме подвод, как уже сказано выше, производился сбор кибиток. При этом не учитывалось, что переучет кибиток в казахских волостях на трехлетие 1917-1919 гг. был произведен в 1916 г., и раскладка кибиточной подати на население производилась по данным этого устаревшего переучета. Между тем вследствие свирепствовавшей в степи эпидемии тифа часть населения погибла, а оклад податей по области оставался прежний, и всей тяжестью ложилось на оставшееся население[11]. Неисполнение требований управителей и старшин вызвало со стороны коменданта посылку солдат для оказания содействия, солдаты принудительно изымали из аулов подводы и прочее. Все эти действия администрации приводили к тому, что население волостей Восточного Казахстана при виде солдат убегали вместе со скотом, подальше от военных дорог[12].

Приезжающие из уездов крестьяне, наряжаемые для отбывания повинности по перевозке всевозможных грузов, являлись в Семипалатинск на лошадях непригодных для работы вследствие болезней. Чаще всего лошади были больны ревматизмом копыт, слабостью ног, комиссия в том усматривала, что владельцы лошадей отправляются на заведомо непригодной к работе лошади, чтобы таким путем избавится от повинности. Вследствие этого согласно приказу командира 2-го Степного Сибирского корпуса с 10 марта 1919г., предписывалось: «принять соответствующие меры к тому, чтобы при наряде подвод на местах обращалось внимание, пригодна ли к работе эксплуатируемая лошадь; причем лиц, явившихся для отбывания повинности с непригодной лошадью, привлекать к ответственности по законам военного времени»[13].

8 октября 1918 г. уполномоченный командира 2-го Степного Сибирского корпуса по охранению государственного порядка и общественного спокойствия приказывал Семипалатинскому областному комиссару И.А.Самойлову: «согласно статье 422, главы шестой устава о земских повинностях в областях Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской население обязано отбывать земскую повинность по удовлетворению войск жилыми помещениями». Также на местное население ранее прилегающих к пикетной дороге Семипалатинск-Сергиополь возлагалось отбывать натуральную земскую повинность по снабжению проходящих войск кибитками и топливом, кибитки могли быть заменены юртами. Юрты необходимо было установить на следующих пикетах: Улугузский, Ашиккульский, Кызыл-Кумский, Аркатский, Узунбулакский, Енрикейский. На каждом пикете помимо имеющихся, необходимо было поставить юрты для размещения ста человек и доставлять топливо по расчету на 200 человек[14].

По положению о квартирном довольствии войск и препровождение штатных воинских команд расчет с населением за снабжение войск квартирами и топливом должно было производиться областным распорядительным комитетом по предоставлению волостями установленных законом квитанций от военных властей, о том, что населением доставлены те или другие виды довольствия для войск. Ввиду этого управой сделано циркулярное распоряжение исполнительным волостным комитетам от 10 февраля 1919 г. о том, чтобы они при испрошении денег предоставляли квитанции от военных властей. Однако по сообщениям некоторых волостных управителей начальствующие лица не все выдавали расписки и квитанции, поэтому расчет с волостями за доставленные виды довольствия не производился. При этом часто управа отказывалась произвести расчет, ссылаясь на то, что якобы квитанции составлены не по форме[15].

В том, что Восточный Казахстан (Семипалатинская область) ведет огромные заготовки продуктов для армии и в этом отношений является одним из важных регионов, признавал даже сам Министр снабжения и продовольствия Н.Неклютин[16]. Осенью 1919 г. отбывание земской повинности в Восточном Казахстане ужесточилось еще больше. Помимо уполномоченных Министерства снабжения была создана комиссия по приему перевозочных средств от населения на пополнение 3-го обозного батальона в составе: А.Солодчина (председатель), членов А.Богделя и И.Зинца (чиновники военного ведомства), Б.Карпича (ветеринарный фельдшер)[17]. Эта комиссия должна была заниматься доставкой перевозочных средств для нужд военного ведомства в Восточном Казахстане.

Для облегчения работы комиссии волостным управителям на основании приказа помощника командира 2-го Отдельного Степного корпуса по военно-административному управлению от 24 сентября 1919 г. за № 16 приказывалось заменить натуральную подводную повинность денежной. Управе предписывалось при содействии аульных старшин и аксакалов «не далее, как в двухдневный срок произвести учет на местах всех годных для запряжки здоровых и сильных лошадей с хорошей сбруей, а также с возчиками вполне здоровыми и сильными умеющими говорить по-русски в возрасте от 20 до 45 лет. В кратчайший срок отправить в Семипалатинскую уездную земскую управу.

Возчики должны быть наряжены по расчету один возчик на каждые две лошади и два комплекта сбруи. Ответственность за поставку негодных лошадей и сбруи падает лично на аульных старшин со всеми вытекающими последствиями». Распоряжение должно было быть выполнено без малейших отступлений, ибо в противном случае военное начальство на всех не исполнивших настоящего приказа смотрело как на «противодействующих» военным властям и сообразно этому применяло наказание по законам военного времени[18].

Между тем в регионе настал продовольственный кризис. Несмотря на это 24 января 1919 г. командир 2-го Отдельного Сибирского корпуса генерал-майор Бржезовский отправляет телеграмму на имя управляющего Семипалатинской областью И.А.Самойлова, из которой следует: «Район вверенного мне корпуса не изобилует промышленными и техническими продуктами. Разгромленный в период свержения советской власти край нуждается в отдыхе, дабы, возможно, было с наибольшей планомерностью использовать остатки для нужд войск корпуса, которому предстоять в будущем еще более серьезные затруднения. Я не могу допустить существование здесь всякого рода комиссий и учреждений работающих не для нужд русской армий. Поэтому всем должностным лицам региона, знающим о существовании таковых организаций, предлагаю в недельный срок по получении на месте означенного постановления довести об этом до моего сведения. Запрещаю на станциях железнодорожного района прием для вывоза и ввоза колесными путями с театра военных действий следующих грузов: всякого рода муки, кожи, шерсти и изделий из них, лошадей, виновные в нарушении сего постановления будут подвергнуты мною 3-месячному тюремному заключению или же штрафу в размере 3-х тысяч рублей»[19].

Этот приказ привел к еще большему ухудшению продовольственного вопроса. Начальник снабжения корпуса генерал-майор Тучанский был вынужден скорректировать вышеприведенный приказ: «В виду запрещения въезда в Семипалатинск, совершенно прекратился подвоз продуктов в город крестьянами из окрестных селений и станций. Для упорядочения торговли и обеспечения населения городов предметами питания предлагаю широко разъяснить населению окрестностей, что временный въезд в город за покупками и для привоза продуктов не запрещается, и реквизиция у прибывающих крестьян подвод в случае надобности теперь производится на местах в деревнях и селах через сельские власти»[20].

Проиллюстрировать сложившееся положение можно на примере обстановки, сложившейся в Семипалатинске летом 1918 г. в докладе Семипалатинской главы, он писал: «Принимая во внимание, что в городе существует сильная военная власть, влияние которой вполне самостоятельна и независима от милиции, что при таких условиях милиция сама по себе пока не представляет организации, которой были бы переданы все функции по охране города, я имею честь просить разъяснить мне по существу возбуждаемый Прокурором суда вопрос относительно ответственности перед ним органов милиции в его военно-административных мероприятиях по обеспечению в городе порядка»[21]. Проблема взаимоотношений гражданских и военных властей в период гражданской войны так и не была решена. В практической деятельности в случае столкновения интересов милиции и военных, последние всегда имели преимущество. Принимаемые по этому поводу акты также подчеркивали привилегированное положение военных.

В условиях гражданской войны возрастала роль военных судебных учреждений, их юрисдикция по инициативе военных властей расширилась, нередко они фактически заменяли общегражданские судебные органы. В самых, казалось бы, маленьких отрядах создавались особые органы – контрразведки. "Борьба с преступным элементом [имеются в виду недовольные колчаковщиной крестьяне. – Г.А.] ведется при помощи контрразведки, милиции и в исключительных случаях при помощи воинских отрядов. Агитаторы вылавливаются", – сообщал правительству управляющий областью И.А.Самойлов[22]. В очередном сообщении управляющего областью говорилось: «На днях в Семипалатинске военными властями раскрыта большевистская организация. Найдено оружие, произведены аресты. Других подробностей пока не имею» [23].      

Барон А.П.Будберг дает следующую характеристику органам контрразведки: «Полупочтенное всегда учреждение контрразведки, впитавшее в себя функции охранного отделения, распухло теперь до чрезвычайности и создало себе прочное и жирное положение, искусно использовав для чего атмосферу гражданской войны, политических заговоров и переворотов. Контрразведка – это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки»[24].

Исполняя указ Временного Сибирского правительства 31 июля 1918 г., военный штаб г. Семипалатинска приступил к принудительной мобилизации трудоспособного населения, причем в армию были призваны лица, родившиеся в 1898 по 1899 гг., срок службы которых должен был начаться только в 1919–1920 гг.[25] Согласно этому указу, предстояло призвать родившихся 1898 и 1899 гг. – коренное русское население, переселенцев, прибывших в Сибирь до 1 января 1915 г. Поляки, украинцы и др. подлежащие призыву призывались на одинаковых основаниях в целях организации национальных частей. Все «инородцы», которые должны призываться по уставу также призывались, если прибыли в Сибирь до 1 января 1915 г. Льготы по семейному положению и отсрочка по образованию и роду занятий отменялись. Призываемые обязаны были являться на сборные пункты военных полков по месту жительства. Освобождались лица, заявившие себя больными при наличии свидетельства комиссии при воинских начальниках корпуса [26].

Ответной реакцией изможденного населения стали массовые протесты, которые прошли по всему Восточному Казахстану. В декабре 1918 г. русские крестьяне жители Каркаралинского уезда Семипалатинской области, отказались идти в белую армию. Несмотря на отказ населения Восточного Казахстана служить, следующий призыв был объявлен 4 апреля 1919 г. командиром 2-го отдельного Степного Сибирского корпуса за № 97[27]. Местный чиновник колчаковского правительства расценил этот факт как следствие большевистского настроения населения уезда. Подобное явление наблюдалось в различных районах Акмолинской и Семипалатинской областей. Призыв послужил началу партизанского движения в регионе. Наиболее широкое развитие оно получило весной 1919 г. Начальник Семипалатинского областного управления признался, что «население (русское и казахское крестьянство) Зайсанского уезда открыто сочувствуют большевикам, оно стало порицать и правительство (имеется в виду диктатура Колчака), угрожая расправой, как только будет призыв, ждут, откуда-то большевиков»[28].

Контрреволюция отправляла в волости карательные отряды из Семипалатинска и Павлодара. Аресты, порки участились. Каратели делали набеги и на казахские аулы. Так, в ауле Чушкалы ими был захвачен весь скот и имущество[29]. Непрерывная подводная повинность, мобилизация, налоги, поборы, взыскания недоимок за прошлые годы, террор военных, правоохранительных органов, атаманских шаек вызывали партизанскую войну. Стремясь сдержать нарастания антиколчаковского движения в городе Семипалатинске и области, командир 2-го отдельного Степного Сибирского корпуса генерал Бржезовский 20 января 1919 г. объявил в области военное положение. Репрессий против населения еще более усилились.

 Чувствуя свое поражение, колчаковцы стали уничтожать политических заключенных в Семипалатинской тюрьме. Несмотря на то, что многие заключенные были осуждены к неопределенным срокам, а другие еще находились под следствием, белогвардейцы только с 6 по 23 ноября зверски замучили 35 человек, а в ночь на 29 ноября – 30 человек[30].

 Таким образом, Восточный Казахстан оказавшийся в театре военных действий стал ареной жестокого подавления белыми всякого сопротивления своему режиму, в том числе и над мирным населением. В итоге жестокая власть военщины привела к резкому росту антиколчаковского настроения в регионе, это в свою очередь дала возможность активизировать большевикам свою деятельность среди населения и усилить свое влияние.