Происходящие на современном этапе развития мирового сообщества интеграционные процессы основываются на теории евразийства, которую в 1920-е – 1930-е гг. исследовали такие ученые, как Э. Хара-Даван, Г. Вернадский, Н. Трубецкой, а затем Л.Гумилев. Исходя из этого, особую актуальность сегодня приобретает проблема изучения роли тюркских кочевых народов в истории Евразии через призму теории евразийства.

Благодаря их трудам и трудам других известных исследователей удалось достоверно рассмотреть историю становления и формирования единого евразийского географического пространства, которые стали возможными в результате консолидирующих действий тюркских кочевников Евразии, их действий по налаживанию многосторонних связей Востока и Запада. Об этом, в частности, писал известный российский ученый-археолог А.П. Окладников: «Глубинная Азия была родиной тюркоязычных кочевых племен, которые издавна стремились на запад, вплоть до Днепра и Дуная... У берегов Байкала, на Ангаре и Лене сходились и расходились пути древних культур Востока и Запада»[1].

«Военная традиция Чингисхана, - писали исследователи-евразийцы, - бывшая до XV века наиболее совершенной от Атлантики и до Тихого океана, перенятая Москвой, обеспечила независимость России»[2]. Многочисленные победы тюркских кочевых племен над оседлыми народами Евразии стали возможными в результате военно-тактического превосходства над ними, что позволило, например, татарам Чингис хана подчинить полмира и создать огромную евразийскую империю, не знавшей себе равных в мире ни по величине, ни по могуществу. «В итоге - там, где князья просили помощи у татар, там выросла великая держава Россия. Там, где они подчинились Западу - в Галиции, например, - там они превратились в крепостных мужиков...», - отмечал Л. Гумилев[3]. «Монгольская армия, - писал Э. Хара-Даван, - была самая выносливая (и в то же время самая дисциплинированная) на свете и, как таковая, действительно могла завоевать мир»[4]. Европейский путешественник Плано Карпини отмечал, что «их победы (татар - автор) зависят исключительно от их превосходной тактики, которая и рекомендуется европейцам как образец, достойный подражания»[5].

Говоря о военном могуществе и вследствие этого первостепенной роли тюркских кочевников в истории Евразии, нельзя обойти стороной и такое уникальное, изначально тюркское явление, как казачество. Профессор Э. Хара-Даван отмечал: «Самое слово «казак» тюркского происхождения, что значит «всадник». В Золотой Орде имелась область, носившая название «Казакстан»; то же название мы встречаем сейчас в числе наименований республик СССР… Пополнение казачества в XVI-XVII в.в шло значительно больше от тюрко-татарских народов, чем великороссов, не говоря уже об украинцах…»[6]. Далее он писал: «Известно, что Московское государство волжским казакам (отрасли донских) еще в начале XVII ст. писало грамоты на татарском языке (читай: кыпчакском – К.Н.)… Наконец, говорить по-татарски у донской старшины конца XVIII-го и начала XIX-го века было признаком хорошего тона, как у русской аристократии того времени – говорить по-французски» (возникает вопрос: почему же славянские казаки, сами когда-то вышедшие из кочевой тюркоязычной среды и хорошо владевшие тюркским языком, оказались заклятыми врагами тюркских кочевников и в течение более чем 350 лет противостояли им, а царское правительство при помощи их военной силы завоевало и присоединило к себе, начиная с середины XVI в. новые земли на Востоке? В определенной мере негативную роль в этом сыграло религиозное неприятие славянских казаков-христиан тюрков-мусульман, потому что население и Казанского, и Астраханского, и Крымского, и Сибирского и Казахского ханств было правоверным, т.е. мусульманами)[7].

То же самое утверждают современные российские исследователи С. Кляшторный и Т. Султанов: «Казак - тюркское слово. Его исходная форма именно такая – два увулярных қ - начальный и конечный - қазақ»[8]. Здесь необходимо отметить, что среди множества мнений относительно этимологии названия казахского народа: «қазақ» наиболее правдоподобной представляется точка зрения монгольского исследователя казахского происхождения Ислама Кабышулы, который утверждает, что монголы в древности называли кочевников «казак» (хасак), так как Казахский этнополитический Союз образовался именно в недрах Улу Улуса, или иначе Золотой Орды, в результате его распада[9]. Это подтверждается также тем, что кочевая повозка, которую использовали хунны и кыпчаки, а позднее казахи, на монгольском языке называлась «хасак тэрген» (т.е. повозка или арба кочевников)[10]. Известный востоковед-тюрколог Н. Аристов полагал, что казахский народ «... больше всех тюркских народностей сохранил скотоводческий и кочевой образ жизни и родовой быт...»[11]. То же самое утверждает другой известный исследователь, знаток тюркских обычаев В. Радлов: «Киргизы - подлинно кочевой народ, скитающийся круглый год по степям...»[12]. Все сказанное свидетельствует, несомненно, о том, что именно казахи, их предки составили первооснову, ядро тюркских кочевников Евразии (как известно, казахи кочевали вплоть до 30-х годов прошлого столетия).

Весьма важную роль кочевники Евразии сыграли в формировании государственности и идеологической системы европейского и российского общества.

По утверждению Н. Трубецкого, татары Чингисхана «... исполняли великую имперостроительную функцию, закладывая фундамент гигантского континентального государства»[13]. Он «всячески подчеркивает колоссальную ценность тюрко-монгольского импульса, проницательно указывая на тот важнейший геополитический факт, что все просторы Восточной Евразии интегрируются за счет объединения степной зоны..., - и что... евразийское государство... возникло тогда, когда московские князья взяли на себя татарскую геополитическую миссию»[14].

Н. Трубецкой писал об основных «традициях Чингисхана», перенятых впоследствии московскими князьями в качестве государственной идеологии: «...Деление людей на подлых, эгоистичных, трусливых и наоборот, на тех, которые ставят свою честь и достоинство выше безопасности и материального благополучия... повышенное уважение к кочевникам, морально превосходящим покоренные оседлые народы, отсутствие догматизма и веротерпимость...»[15]. «Эти новообращенные татары (принявшие православие – К.Н.), вливаясь в русский правящий класс, - писал Н. Трубецкой, - имели для России громадное значение: являясь представителями именно того благородного типа кочевников (пассионариев – К.Н.), на котором Чингисхан в свое время собирался построить всю мощь своего государства, они внесли в среду русского общества элемент весьма ценный с точки зрения государственного строительства: сделались одной из надежнейших опор зарождающейся русской государственности, а в то же время, принося с собой традиции и навыки монгольской государственности, персонально закрепляли преемственную связь между монгольской и русской государственностью»[16]. Но в то же время необходимо отметить, что «татарская государственная идея была неприемлема, поскольку она была чужой и вражеской, но это была великая идея..., следовательно,... надо было отделить ее от монгольства, связать ее с православием и объявить ее своей, русской... Так совершилось чудо превращения монгольской государственной идеи в государственную идею православно-русскую» [17].

Здесь необходимо сделать историческое отступление и отметить, что в Монгольской империи с самого начала ее образования важную роль в общественно-политической жизни государства играли те представители аристократии, которые исповедовали христианство несторианского толка (следует также учесть, что командные чины и основная часть войска-населения Монгольской империи составляли этнические тюрки). Так, уже в 1009 г. тюркские племена кереитов, точнее их ханы приняли христианство несторианского толка, несторианами были также найманы, онгуты.

Следует отметить, что Москва и Московское княжество после вхождения в состав Золотой Орды (Улу Улус - по восточным источникам) сначала стали убежищем для татарской знати - христиан (несторианского вероисповедания), а после распада в середине XV века Золотой Орды, - центром вновь возрожденного Улу Улуса, но под другим названием: Московское царство. «Главная причина возвышения Москвы, - писал Э. Хара-Даван, - это сильная помощь золотоордынских ханов московским князьям»[18]. «Конечно, из местных ставился во главе более лояльный, - писал далее исследователь, - таковыми как раз оказались московские князья, начиная с Ивана Калиты. Он чаще других ездил в Орду с подарками и там он снискал себе уважение и был желанным гостем. Московские князья... действовали дипломатией и «смиренной мудростью»... Благодаря этому московский князь... добился великокняжеского сана»[19]. Имя первого московского князя, ставшего великим, т.е. верховным русским князем благодаря протекции золотоордынских ханов, Иван Калита - тюркское (қалта - карман), данное ему по причине его богатства: «Московские князья, начиная от Ивана Калиты и его сыновей, имея деньги, начали скупать земли у частных лиц, монастырей и мелких князей, чтобы скупить и собрать Московское царство»[20].

Как отмечалось выше, именно тюркские кочевые племена впервые объединили Восток и Запад, Азию и Европу в единое геополитическое, экономическое и культурное пространство, наладили тесные дипломатические, экономические и культурные отношения с многочисленными народами евразийского суперконтинента. Например, древние тюрки-тюркюты «достигли не только политического, но и экономического могущества, так как в их руках оказался великий караванный путь, соединяющий Запад и Восток»[21]. Важную роль кочевники-тюрки играли, например, в экономической жизни Киевской Руси. По утверждению Г. Вернадского «восточные славяне ввозили лошадей, скот, конюхов и пастухов из числа кочевников; кочевники входили в окружение князей»[22]. «Начало хлебопашеству в степной полосе южной России было положено Бату. По его повелению были учреждены первые хлебные магазины», - писал Э. Хара-Даван[23].

«Кочевники вообще, а хунны и тюрки в частности, - писал Л. Гумилев, - изобрели такие предметы, которые ныне вошли в обиход всего человечества как нечто неотъемлемое от человека. Такой вид одежды, как штаны, без которых современному европейцу невозможно представить себе мужской пол, изобретены кочевниками еще в глубокой древности. Стремя впервые появилось в Центральной Азии между 200 и 400 гг. Первая кочевая повозка на деревянных обрубках сменилась сначала коляской на высоких колесах... Кочевниками были изобретены изогнутая сабля, вытеснившая тяжелый прямой меч, и усовершенствованный длинный составной лук, метавший стрелы на расстояние до 700 м. Наконец, круглая юрта в те времена считалась наиболее совершенным видом жилища», - отмечал далее исследователь[24]. «Хунны... создали кибитку-дом на колесах - и первые занялись кочевым скотоводством и вместе с тем применили облавную охоту... Они уже в III в. до н.э. знали соколиную охоту», - писал указанный исследователь[25]. Здесь же следует отметить, что впервые в истории человечества лошадь была приручена и использована в качестве транспорта именно на территории Казахстана, в результате чего тюрки-кочевники обрели мобильность, маневренность, экономическое и военное могущество, и поэтому имели огромное преимущество перед оседлыми народами (стоянка Ботай близ нынешнего Кокшетау эпохи энеолита).

Еще одним веским аргументом является выдающаяся роль тюркского языка в евразийском геополитическом пространстве. Так, государственным языком Тюркской империи, образованной в середине VI в. и охватывавшей территорию от берегов Корейского залива на востоке до Черного моря на западе (большей по территории была только Монгольская империя, армию которой составляли в основном этнические тюрки), был кыпчакский язык (казахский язык является наследником древнетюркского кыпчакского языка). Известный турецкий общественный деятель Намык Кемаль Зейбек говорил по этому поводу, что казахский язык - это язык тюркских каганов Великой Тюркской империи Бумына и Кюлтегина и поэтому он достоин того, чтобы быть единым языком для всех тюркских народов[26]. Л. Гумилев писал: «В XI веке на наречиях тюркского языка разговаривали все народы - от лазоревых волн Мраморного моря и лесистых склонов Карпат до джунглей Бенгалии и Великой Китайской стены. Столь широкое распространение тюркоязычия делало этот язык удобным для оазисов торговых операций... Поэтому смена родного, но малоупотребительного языка на общепонятный прошла без затруднений...»[27]. А «в XIV веке тюркский язык вытеснил в Поволжье монгольский... (т.е. в Золотой Орде – К.Н.)»[28]. Об исключительном влиянии тюркских языков на другие языки писал Н. Трубецкой: «в турецком народном языке есть довольно много арабских и персидских слов (связанных с принятием ислама и другими факторами – К.Н.), но слов греческих, армянских или славянских почти нет. Зато в языках всех тех народов, с которыми тюрки приходили в соприкосновение, всегда масса тюркских слов (по утверждению известного поэта и общественного деятеля О. Сулейменова в русском языке тюркские заимствования составляют 30 %)»[29].

Таким образом, Москва и Московское царство были наследниками Сарая (на Итиле) и Золотой Орды и продолжателями тюрко-татарских традиций, возрожденных великим Чингис ханом, а после присоединения к себе в середине и конце XVI в. Казанского, Астраханского, Крымского, Сибирского ханств Московское царство превратилось в могущественную Российскую империю с прежними восточными, татарскими (тюркскими) традициями. Именно московский период был ключевым для будущего России, когда были заложены основы российской государственности. «Московское государство возникло благодаря татарскому игу, - писал Н. Трубецкой, а - ... Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири»[30]. «Осью Руси, центральным парадигматическим моментом ее истории - для Н. Трубецкого являлся - двухсотлетний период Московской Руси, последовавший за татаро-монгольским контролем и предшествующий петербургскому периоду»[31].

Однако «с приходом Петра I-го, как написано в предисловии к «Наследию Чингисхана» Н. Трубецкого, начинается то, что в евразийской теории принято называть «романо-германским игом». Если «татарское иго» было для русских ферментом грядущего имперостроительства, евразийским импульсом, - пишется далее, - то «романо-германское иго», длившееся от Петра до революции 1917 года, несло с собой отчуждение...»[32]. «Романовский период, начиная с Петра, рассматривался евразийцами как сущностное отрицание Московского этапа, сопровождавшееся внешним пародированием. Продолжается освоение Востока Евразии, но вместо «братания» идет «культурная ассимиляция» по романо-германскому образцу, вместо насыщенного диалога цивилизаций - формальная русификация, вместо общности континентальной воли - плоская колониальная методика»[33]. «С него начинается (с Петра I. – К.Н.) новый период, который можно назвать периодом антинациональной  монархии», - писал Н. Трубецкой[34]. «Крепостное право и военная организация существовали в России и раньше, но страной по существу крепостнической и милитаристической Россия стала только после начала европеизации. Новая идеология была идеологией чистого империализма... - и - ... при европеизации происходило сначала разрушение духовных основ национальной культуры (тюрко-татарской – К.Н.), затем постепенная прививка духовной европейской культуры... Словом, процесс европеизации разрушил всякое национальное единство, изрыл национальное тело глубокими ранами, посеял рознь и затаенную вражду между всеми»[35]. «По примеру других европейских государств, ведущих у себя дома и в своих колониях политику ассимиляции, - писал Н. Трубецкой, - ... императорское русское правительство проводило во всех областях с нерусским населением политику «русификации»... Искусственная правительственная русификация была плодом полного непонимания исторической сущности России-Евразии и забвения духа национальных традиций (тюркских. – К.Н.)... Таковы были последствия уклонения России от ее исторического пути (восточного, азиатского, тюркского. – К.Н.)», - заключает Н. Трубецкой[36]. «Как аномалия рассматривались евразийцами все периоды сближения России с Западом. И наоборот, всякое обращение к Востоку, к Азии виделось им как шаг духовного самоутверждения», - отмечал далее исследователь[37].

Именно с XVIII в. начинается военная и последующая экономическая колонизация казахских земель, первая его половина была трагической для кочевников-казахов (казахско-джунгарские войны, принятие подданства России Младшим и Средним Жузами). Последствиями варварской колониальной политики царского правительства были не только политическое и экономическое закабаление, а и вышеуказанная русификация коренного кочевого населения, пропаганда европейского расового превосходства и великодержавного русского (точнее, татарско-христианского) шовинизма  против азиатов-кочевников, религиозное неприятие казахов-мусульман.

Выдающийся казахский ученый Е. Бекмаханов, опиравшийся в своих работах на многочисленные архивные источники, писал: «Законом 1809 года покупка казахских детей была разрешена и не дворянам. В начале XIX в. в Гурьеве за один месяц было продано 100 казахских детей по цене от 4 до 5 кулей ржаной муки за мальчика и от 3 до 4 кулей за девочку”[38]. А казахская беднота, “не выдерживая тяжелых поборов,… вынуждена была продавать своих детей в рабство”[39]. Сельскохозяйственное освоение казахских земель крестьянами-переселенцами привело к истощению земли, вообще, такое было характерно для оседлых земледельцев: «За 15 тыс. лет до н. э. на Земле не было пустынь, а теперь куда ни глянь – пустыня…Это сделали планомерные работы земледельцев, думающих об урожае этого года, но не дальше»[40].

Итак, кто же объединил евразийские народы в единое евразийское государство и заложил основы евразийской государственности? Это были кочевые тюркоязычные племена! «Резюмируя общую теорию евразийства, - писал Л. Гумилев, - с начала н.э. евразийские народы объединялись несколько раз: хунны, сменившие скифов, Великий Тюркский каганат VI-VIII в.в., Монгольский улус XII в. и Россия»[41]. Как показали мы выше, в двух последних государствах главной движущей силой, локомотивом монгольского и российского общества были кочевые тюркские племена. По словам князя Н. Трубецкого «туранский психический тип явственнее всего выступает у тюрков, которые к тому же из всех туранцев играли в истории Евразии самую выдающуюся роль»[42]. Он также совершенно справедливо отмечал: «Если сопряжение восточного славянства с туранством есть основной факт русской истории, если трудно найти великоросса, в жилах которого так или иначе не текла бы и туранская кровь, и если та же туранская кровь (от древних степных кочевников) в значительной мере течет и в жилах малороссов, то совершенно ясно, что для правильного национального самопознания нам, русским, необходимо учитывать наличность в нас туранского элемента, необходимо изучать наших туранских братьев... Мы имеем право гордиться нашими туранскими предками не меньше, чем предками славянскими»[43].

Итак, анализ трудов ученых-евразийцев и ряда других исследователей приводит к выводу о первостепенной роли тюркских кочевников в создании единого евразийского геополитического пространства и о первоначально тюркских истоках евразийства.