Во второй половине XIX в. в жизнедеятельности казахского населения начался «период историко-культурного перелома…»,[1] в ходе которого наметились серьёзные изменения в экономике кочевого аула. Экстенсивная система ведения хозяйствования, сведение труда человека к минимуму, полная зависимость стада от природно-климатических условий, подверженность его массовым падежам от болезней и бескормицы, вырождение коневодства, составлявшего основу материального благополучия коренного населения, привело к кризису отрасли.

Важнейшим внешним фактором, оказавшим непосредственное влияние на скотоводческое хозяйство казахского населения, являлись крестьянские миграции, способствовавшие изъятию наиболее плодородных земель в переселенческий фонд, стеснению в пастбищных угодьях, сужению основ ведения кочевого хозяйства, ограничению его возможностей удовлетворять потребности общества прежним способом.

Одним из материальных выражений этих перемен следует считать начавшуюся ещё в 1830-1850 гг. существенную перестройку в традиционной системе казахского населения, следствием которой явился переход скотоводов-кочевников к более интенсивным формам ведения хозяйства – полукочевым и оседло-земледельческим. Появление новых типов хозяйств, подчёркивает современный казахстанский исследователь С. Аджигалиев, оказало заметное влияние на оптимизацию пастбищно-кочевой системы землепользования, упорядочение аульно-общинных отношений и изменение форм оседания от временных поселений типа «кон», «журт», «кос», «аула котан» и др. в сторону развития стационарных зимников – кстау.[2]

Развитие оседлости постепенно приводило к обособлению отдельных участков общинной земли и закреплению их за кочевыми коллективами. Наряду с захватом призимовочных территорий, которые по составу угодий были крайне разнообразны и включали в себя все виды пастбищ (летние, осенние и зимние), процесс индивидуализации затронул и сенокосные угодья. При этом ценность участка определялась не столько его размерами, сколько количеством сена, которое можно было на этом участке накосить.

Первоначально пользование сенокосами носило свободный характер, поэтому члены общинно-аульной группы, за исключением зимовок, косили кто где хотел. Однако по мере «усложнения» хозяйственного быта скотоводов-кочевников и развития сенокошения, подчеркивали участники экспедиции Ф. А. Щербины, обследовавшие в конце XIX – начале XX вв. области Степного генерал-губернаторства, происходит обособление сенокосов в подворно-наследственное пользование отдельных хозяйств. «В громадном большинстве случаев – читаем мы в сборнике о Кокчетавском уезде, - сенокосы поделены подворно между отдельными хозяевами… В основу такого дележа положено было… родовое начало, в силу которого… подворные участки являются вместе с тем и наследственными».[3] Так, продолжают обследователи, покосы «киргиз» 14 и 15 хозяйственных аулов V общества Аиртавской области «…были разделены у них ещё дедами и с тех пор, при семейных разделах, сын получает свою долю по выделу отца».[4]

О захвате покосов с последующим их юридическим закреплением на праве постоянного пользования свидетельствуют данные и по Омскому уезду, в котором из 681 аула 391 хозяйство (57%) имели подворные сенокосные участки.[5]

Аналогичные случаи были обнаружены обследователями и в других местностях Степного края. Так, в частности, в Атбасарском уезде «есть общины, в которых покосы поделены между аулами и между хозяевами на подворные участки».[6] «Сплошь и рядом сенокосы поделены на наследственные владения»[7] - фиксируют материалы экспедиционных обследований по Акмолинскому уезду.

Обособление сенокосных угодий затронуло и соседнюю, Тургайскую область. При этом, констатировали статистики, данный процесс протекал более интенсивно, чем в близлежащих административно-территориальных единицах Степного края. Так, например, из 129 общин в Актюбинском уезде в 79 из них (61,2%) сенокосы находились в подворном пользовании, которое «судя по показаниям киргиз… сложилось в позднейшее время и заменило собой… артельные формы землепользования».[8] В 1898 г. в Кустанайском уезде на 1578 аулов пользовались сенокосами подворно 797 аулов (50,5%), ежегодно делили сенокос – 175 аулов (11%), косили сообща и делили сено – 294 аула (18,6%); остальные 312 аулов (19,9%) пользовались сенокосами смешанно-различными способами.[9]

Таким образом, подчёркивали участники экспедиции Ф. А. Щербины, в большинстве степных областей преобладало подворное пользование покосами, в то время как «вольное пользование встречается крайне редко».[10] Как правило, подворные участки встречались в тех районах, где покосов было достаточно, а количество скашиваемого сена из года в год практически не менялось.

Исключение из общего правила составляли такие местности, где ввиду развитости рельефа формирование наследственного пользование покосами происходило крайне медленно. Так, в Карамолинской волости Павлодарского уезда из 136 аулов, обладавших сенокосами, только в 12 (8,8%) покосы находились в подворном владении, в то время как в остальных либо происходил передел сенокосных участков между всеми хозяевами аула (60%) либо осуществлялось совместное сенокошение (31,2%).[11]

Последующее расширение сенокошения при росте потребностей казахского населения в сенных запасах приводило к заметному ослаблению родового начала на пользование покосами, что вызвало необходимость регулирования в их распределении. В отдельных районах казахской степи появилась система наделов, при определении размера которых «во главе угла стояло уже не шаблонное уравнение сенокосных участков», а предоставление неравных долей в зависимости от нуждаемости в сене. При этом лучшие участки, в первую очередь, выделялись аксакалу, каковым являлся не старший член аула, а «… наиболее способный, подвижный и энергичный, пользующийся общим доверием… самый богатый кибиткохозяин…»,[12] авторитет которого признаётся всеми, а также хозяину, служившему в работниках в другом ауле.[13]

В дальнейшем в ауле начал практиковаться ежегодный передел покосов по группам хозяйств, объединённых родственным началом. «В хозяйственном ауле № 7 IX общества Кутуркульской волости Кокчетавского уезда, - отмечают обследователи, - общинные сенокосы делятся ежегодно на три части между тремя аулами, причём каждый аул получает свою часть по жребию. В аулах киргизы снимают сено сообща, выставляя по косцу от каждого хозяйства. Если от какого-либо двора оказывается косец хуже, чем от других, то не принимается в расчёт при дележе сена на равные части, поскольку, по объяснению киргиз, «все родственники».[14]

В некоторых уездах в основе ежегодного передела лежал уже не генеалогический сегмент, а делёж сена между отдельными хозяйствами. «В группе № 15 – читаем в сборнике об Омском уезде, - пользуются покосами так: ежегодно… их делят на 18 участков равной величины, по числу домохозяев и отмечают номером; затем каждый хозяин тянет жребий и получает соответствующий участок. В группе № 49 весь покос разбивают на равные по укосу доли по числу податных единиц – шангараков; доли нумеруют последовательно. В шапку кладут полочки с тамгой каждого хозяина. Чья палочка вынется первою, тому и достанется первый пай… В группе № 110  покосы ежегодно переделяют по числу хозяйств, приблизительно по одинаковому участку».[15]

В некоторых уездах казахи практиковали оба вышеназванных способа использования сенокосных угодий: «Давно здесь живём; у нас все порядки, как у русских».[16]

 В ряде местностей сенокосные урочища вообще не подлежали разделу, поскольку сено косилось сообща с последующим его перераспределением по количеству косцов, которых выставляло каждое хозяйство. При этом большее количество сена даже в тех случаях, когда его уборка производилась артельным способом, доставалось хозяйствам состоятельных скотоводов, которые нередко использовали труд наёмных батраков. Подобный порядок пользования покосами обследователями казахского хозяйства был обнаружен в Усть-Каменогорском уезде, где «богачи посылают по два, по три косца и получают вдвое, втрое больше сена».[17]

Таким же многообразием отличались и формы пользования сенокосными участками, каковыми, по наблюдению обследователей, являлись: подворное пользование с ежегодным «поравнением» долей; подворное пользование «без поравнения» долей и совместная уборка сена и делёж его копнами.

Переход от одних порядков к другим вызывался не только накоплением и нарастанием кризисных явлений в развитии кочевого аула, вызванных внутренними причинами, но и внешними факторами, важнейшим из которых являлись крестьянские миграции. Так, в частности, когда в ряде аулов Зерендинской волости Кокчетавского уезда часть призимовочных территорий вместе с сенокосными угодьями отошла к переселенческим посёлкам, оставшиеся покосы казахи стали делить на четыре равные части, верстая каждую на 10 хозяев, которые в свою очередь «… косят сено сообща и делят его поровну копнами между собой».[18]

Однако и данная форма пользования покосами не представляла собой единое целое и имела в разных местностях свои разновидности. Например, в обследованном в 1897 г. Павлодарском уезде одновременно наблюдалось два разнородных способа дележа сена. В одних случаях сенокосные площади и накошенное сено делили, принимая за развёрсточную единицу определённое количество скота. Используя травостой «по скоту», состоятельные казахи руководствовались данным правилом и при разделе собранного сена. В то же время аульная беднота, отстаивая свой принцип равенства в пользовании покосами, руководствовалось другим способ дележа: единицей считался двор вне зависимости от его экономического благосостояния. В этом случае уравнительный подход применялся как в отношении сенокосных угодий, так и при разделе скошенного сена. Не случайно, что из 982 аулов, пользовавшихся покосами, осуществляли раздел сена «по скоту» 302 аула (30,8%), в то время как на равных началах – 680 (69,2%).[19]

По мере дальнейшего распространения косарского промысла в казахском ауле всё больше наблюдалась тенденция к обособлению сенокосов в индивидуальное пользование более мелких генеалогических сегментов. Так из 8.314 обследованных аулов в пяти уездах Степного края подворное пользование покосами было отмечено в 5.726 аулах (69%), в то время как в 2.588 – производили раздел сена копнами.[20]

С развитием сенокошения в казахской степи аборигенами постепенно приобретался соответствующий опыт заготовки сена на зиму. По наблюдениям статистиков экспедиции Ф. А. Щербины, обследовавших Атбасарский уезд, в северной его степной части из 100 хозяйств 97 делали запасы сена. При этом на каждое хозяйство приходилось 261 копна весом в 6-7 пудов. В то же время в южной, степной гористой местности и местности, тесно примыкающей к области песков, сено заготавливали всего лишь 11 хозяйств, а средний сбор сена составлял 29 копен в 4-5 пудов веса каждая.[21] Исходя из этого, дифференцировались и формы пользования покосами. По подсчётам статистика Л. К. Чермака, побывавшего в самых отдалённых уголках степных областей и описавшего состояние землепользования «киргизского» населения, на севере уезда с сильно развитым сенокошением 84% аулов имели подворные участки сенокоса и только 16% убирали сено сообща. В южной части, населённой «вечными кочевниками», со слаборазвитым косарским промыслом соотношение указанных форм было диаметрально противоположным – 22 и 78% соответственно.[22]

Обособление покосных участков вовсе не означало окончательного их закрепления за отдельными хозяевами. Как отмечали обследователи, значительное число аулов по-прежнему практиковало ежегодное «поравнение» долей либо в отношении богатой сенокосами территории, либо дележом сообща убранного сена в районах с малым укосом. Наиболее показательным в этом плане выступал Каркаралинский уезд Семипалатинской области, где из 100 обследованных аулов 52% скашивали сено сообща. Причина данного явления, отмечал Л. К. Чермак, заключалась в том, что уезд был беден покосами, поскольку в нём накашивалось не более 30 копен на хозяйство, в то время как в Усть-Каменогорском – 90, Атбасарском – 107,5, Омском – 121.[23]

Определённым препятствием на пути формирования полного индивидуального владения сенокосами, граничащим с собственностью, выступало и то обстоятельство, что сенокосные участки далеко не всегда использовались одинаково, так как подворному разделу подлежали в первую очередь лучшие угодья.

Немаловажной причиной, повлиявшей на замедленное формирование института частной собственности на конкретный вид землепользования, являлся правовой статус субъектов данных отношений. В соответствии с нормами обычного права, хозяева сенокосных площадей являлись не столько собственниками в прямом смысле слова, сколько наследственными пользователями. Поэтому никто из них не имел права продавать или завещать свой дедовский участок покоса кому бы то ни было, за исключением законных наследников, а в случае отсутствия последних – общине.

Следует подчеркнуть, что рассматриваемые нами формы пользования покосами, просуществовали недолго. Увеличение численности казахского населения на единицу проживания, рост поголовья скота, «расщепление» казахского аула на столько генеалогических сегментов, сколько того требовала окружающая среда, приводили к тому, что сенокосов катастрофически не хватало. В складывавшейся ситуации, а также под давлением аульной бедноты происходит ликвидация как подворного пользования сенокосными угодьями, так и системы переделов. Взамен данных форм восстанавливался традиционный, общинно-артельный принцип использования покосных угодий.  

Внешним фактором, способствовавшим обратному процессу, являлось водворение крестьян-переселенцев на земли, изъятые у казахского населения правительственными органами. Подобные случаи были зафиксированы обследователями в Акмолинском уезде Акмолинской области, где в ряде аульных групп часть покосов была отведена под переселенческие посёлки, в результате чего «… пострадавшие аулы оставшуюся часть покосов пустили в общее пользование».[24]

Нехватка сенокосов приводила к установлению границ даже между самыми мелкими сегментами внутри аула, служила поводом частым территориальным спорам, а нередко к прямым захватам лучших урочищ не только состоятельными скотоводами, но и богатыми соседями. Например, в Кзылтавской волости Каркаралинского уезда «аксакал 5 хозяйственного аула, богатый влиятельный киргиз, отец кандидата волостного управителя, выселяет… своего соседа и родственника в 6 хозяйственный аул на летовку»;[25] «12 хозяйственный аул оспаривает покосы 17 хозяйственного аула, именно урочище Буркыты»;[26] «28 хозяйственный аул VIII старшинства… обосновался на земле 38 хозяйственного аула того же старшинства, намереваясь захватить землю последнего, в чём вероятно преуспеет, так как аксакал 28 хозяйственный аул VIII старшинства – влиятельный киргиз из влиятельного рода».[27]

Захвату лучших покосов с последующей их индивидуализацией, а также расширению сенокошения в степи во многом способствовало появление в казахском хозяйстве сельскохозяйственной техники: сенокосильных машин, жней-лобогреек и самосбросок, сноповязалок и конных грабель.[28] По данным участников экспедиции В. К. Кузнецова, повторно обследовавшей «киргизское» хозяйство Акмолинской области в 1908 г., только в распоряжении казахов Омского уезда насчитывалось 1.705 конных грабель.[29] В Атбасарском уезде количество накашиваемого сена по сравнению с 1897 г. возросло на 41%, благодаря внедрению сенокосилок, численность которых по переписи 1909 г. достигла 1.205 единиц.[30]

Применение сенокосилок позволяло состоятельным казахам приступать и к прямым захватам сенокосных участков, особенно в таких местах, где прежде не было возможности косить ручным способом. Если раннее случаи захватного сенокошения были связаны с одновременной эксплуатацией аульной бедноты, работающей на артельной уборке сена и отдающих богатому кибитковладельцу большую часть результатов своего труда, то в данном случае он как бы освобождался от общины, выходил на степные просторы, недоступные ручному сенокошению, утверждал право первого захвата, становясь полновластным хозяином степных сенокосных площадей.

 В дальнейшем машины стали применяться и на общинных сенокосах, о чём свидетельствуют данные статистиков по двум обследованным ими аулов Уруковской волости Павлодарского уезда: 2/₅ сена поступало в пользу владельцев машин, в то время как остальная его часть развёрстывалась между всеми хозяйствами, «… включая сюда и производивших уборку».[31]

Нетрудно заметить, что применять сельскохозяйственную технику могли лишь состоятельные скотоводы, использовавшие не только машины, но и труд наёмных работников из числа оседлых и безлошадных казахов, составлявших основной контингент косцов. Использование найма позволяла баям получать в свою пользу не только сено «по количеству скота», но и плату за пользование машиной. При этом доля бедноты при получении сена сводилась к минимуму.

Характеризуя в целом порядок пользования сенокосами в казахском ауле Степного края во второй половине XIX-начале XX в., необходимо отметить, что в указанный хронологический период наблюдался процесс по формированию индивидуального пользования покосными угодьями. Однако власть «общества» над землёй была настолько велика, что институт частной собственности на землю не сложился, поскольку право свободного отчуждения земельных участков являлось исключительной прерогативой общины. Ввиду этого, сенокосные порядки казахского населения степных областей представляли собой смесь всевозможных приёмов и начал, находились в постоянной динамике, шедшей от индивидуального начала, каковым являлось подворно-наследственное право, к началу общинному, которое выражалось в дележах покосов и в приложении к сенокошению общинного труда.