Беспокойная обстановка на южных рубежах азиатской части России в первой половине XVIII в., связанная с восстаниями «киргиз» (казахов) против джунгар (калмыков), войной между джунгарами и китайцами, сопровождающаяся разорительными набегами кочевников на русские поселения, заставило правительство создать на Южном Урале, в Зауралье и Сибири нескольких линий пограничных укреплений. К концу XVIII в. на юге Западной Сибири были построены Ново-Ишимская (Пресногорьковская), Иртышская, Колывано-Кузнецкая и Бухтарминская пограничные линии с крепостями, редутами и форпостами.

Бийская линия, шедшая к северо-востоку от Усть-Каменогорска по склонам и отрогам Алтайских гор почти до Бийска, не представляла собой сплошной полосы. Во многих местах казачьи земли перемежались с крестьянскими и кабинетскими, а отсутствие четко установленных границ землепользования давало возможность казакам незаконно распоряжаться смежными кабинетскими землями, сдавая их в аренду крестьянам, что вело к поземельным конфликтам. Кажущееся обилие земель в Предгорном Алтае совсем не означало, что фонд земель, пригодных для земледелия был большим, конфликты в основном возникали за право пользования «хлебопахотной землей».

Территория, лежащая к югу от пограничной линии, то есть все левобережье Бии и низовья Катуни, а также Горный Алтай, оставалась фактически незанятой заводскими крестьянами вплоть до начала XIX в. После разгрома Джунгарского ханства и перехода южных алтайцев в русское подданство были созданы условия для мирного освоения этой территории русским крестьянами, которым разрешили проезд за линию для занятия хлебопашеством и сенокошением[1]. Инициатором освоения пустующих земель Предгорного Алтая выступило воинское начальство, полагавшее таким образом решить проблему обеспечения местных гарнизонов необходимыми продуктами питания[2]. С этим согласилось горное начальство, которое пришло к заключению, что заселение площади за Бийской казачьей линией весьма полезно, ввиду превосходного плодородия хлебов и по другим удобствам для поселения.[3] Об этом было сделано в 1817 г. соответствующее представление в Кабинет и «от высшего правительства последовало разрешение на заселение крестьян в Алтайских горах, за Бийскую линию до границ китайских, но без стеснения живущих там ясачных народов»[4]. Разрешение на свободные переселение южнее линии было дано специальным указом Александра I в 1818 г., однако переселение должно было осуществляться с ведома и утверждения Колывано-Воскресенского горного начальства[5]. Миграция за линию не было санкционировано горным начальством, но так как никто не контролировал крестьян, они стали на новых местах строить жилые дома, основывая новые деревни. Интенсивный приток русских повлек за собой жалобы местного населения на то, что поселенцы занимают их лучшие пастбища и угодья[6].

Освоение крестьянами земель южнее Бийской линии положило начало заселению русскими Горного Алтая. Переселявшиеся сюда, нуждаясь в пашне, захватывали пустолежащие земли, расчищали их и владели ими по праву первооткрывателей. Правительство следило за тем, чтобы интересы местного населения, платившего ясак, при этом не ущемлялись. Поземельные споры в XIX в. как правило, были связаны с наплывом русских переселенцев и с их размещением. Этому способствовало то обстоятельство, что административное устройство даже оседлых инородческих управ учитывало, прежде всего, ревизское население, а не занимаемые им территории, кочевые же инородцы и вовсе не были наделены землей[7].

Следует отметить, что законодательно ("Устав об инородцах", ст.16) «все вообще оседлые инородцы сравниваются с россиянами в правах и обязанностях по сословиям, в которые они вступят»[8]. По отношению к кочевым народам закон устанавливал, что «кочевые инородцы для каждого поколения имеют назначенные во владение земли. Подробное разделение участков этих земель зависит от самих кочующих» (ст.34)[9]. В примечаниях к ст.26 оговаривалось, что «кочевые инородцы, с умножением хлебопашества не могут обращаться против их воли в сословие сельских обывателей, а, получив поземельное устройство, при выдачи им отводных записей, перечисляются в разряд оседлых»[10]. Русские могли брать у коренных народов места в оброчное содержание, но всегда по условиям с их обществами. При этом ст.37 строго запрещалось русским самовольно селиться на землях, отведенных во владение инородцев[11]. Привольные места края скоро вызвали сюда такое количество крестьян, что они стали заводить здесь особые от инородцев деревни.

В первой половине XIX в. в Горном Алтае началась православная миссионерская деятельность[12]. Распространение православия правительство рассматривало как важную составную часть общегосударственной политики по обрусению народов окраин империи, «приравнению» их к основному крестьянскому населению империи[13]. Для большинства крещенных сибирских «инородцев» следующим шагом был переход к оседлости и занятию земледелием[14]. Миссионеры отводили новокрещенным инородцам в стойбищах особые места, где они и поселялись. Новокрещенцы стали пускать к себе посторонних лиц, которые селились заимками. С таких «припущенников» инородцы взимали в свою пользу годовую оплату по соглашению. Заимочники, прожив некоторое время, начинали, не обращая внимания на интересы и претензии кочевых калмыков, расширять свое землепользование захватным путем.

В правительственных кругах существовало устойчивое мнение о том, что русские переселенцы, занимающиеся земледелием, находятся на более высокой ступени развития по сравнению с коренными народами, занимающимися в основном скотоводством и ведущими кочевой образ жизни. Поэтому поселение русских крестьян среди коренного населения должно служить примером кочевникам, что земледелие и оседлость это правильный образ жизни, а быть в разряде «бродячего инородца», в общем, неправильно и в перспективе все кочевое население должно быть приведено к оседлости, естественно, с наделением его землей в 15-ти десятинной пропорции, как и русских крестьян. По мысли чиновников, если русских крестьян селить среди инородческого населения, то последние будут перенимать не только навыки земледелия, но и научатся русскому языку, а, приняв православие, станут полноценными подданными империи. Русский крестьянин-землепашец, был призван не только научить сибирского инородца строить дома, пахать, косить, но и духовно сплотить империю, молиться, говорить и даже думать по-русски.

В начале 1870-х гг. русские крестьяне начинают самовольно селиться в районах проживания коренного населения. Пытаясь упорядочить процесс переселения, томский губернатор Н.М.Супруненко летом 1873 г. объезжает Горный Алтай с целью выяснения колонизационных возможностей края. После осмотра он предложил открыть в этом районе 26 переселенческих пунктов, которые должны были располагаться вдоль Чуйского и Уймонского трактов, а также по Канской дороге, соединявшей Чуйское и Уймонское направление[15]. Такое направление было выбрано в стратегических целях: «при колонизации всего Горного Алтая русское население, занявшее все горные проходы этой местности, на случай опасности может служить самым лучшим оплотом нашей территории»[16]. Окончательный план поселения был выработан в 1875 г. западно-сибирским генерал-губернатором Н.Г.Казнаковым, который посчитал «полезным наметить 26 пунктов под русские поселения»[17]. После долгих согласований план был утвержден Кабинетом 30 июня 1878 г. и получил название «Правила водворения русского населения в Горный Алтай»[18].

Однако этим селениям земельный надел отведен не был, так как администрация Алтайского округа КИВ не провела предусмотренное «Правилами водворения» обмежевание проектируемых переселенческих участков. В результате возникали земельные споры между алтайскими кочевниками и переселенцами, в ходе которых каждая сторона пыталась доказать свое право на владение тем или иным участком. Водворившиеся там переселенцы «за немногим исключением не имеют точного отграничения земельных участков, вследствие чего явилась полная неопределенность земельных прав, как кочующих инородцев, так и оседлого русского населения, повлекшая за собой постоянные жалобы на взаимные стеснения в землепользовании»[19].

Например, согласно акту осмотра земель по р. Белому Аную, составленному бийским окружным исправником, первые поселенцы появились здесь в 1878 г. Они основали д. Белый Ануй на месте «калмыцких стойбищ»[20], причем администрация Алтайского горного округа приказала кочевникам освободить землю, передвинувшись вверх по реке. Крестьяне, естественно, стали распахивать землю, заводя пашню в тех местах, где по их определению была хорошая почва для земледелия. Выбор места под пашню и послужил причиной земельного конфликта, так как стада кочуют не хаотично, а переходят с пастбища на пастбище по маршрутам, проложенным в течение десятилетий, а возможно, и столетий. Как далее отмечается в акте «Калмыки имеют около 3 000 голов скота и скоро ему будет некуда выйти. Скот их привык ходить на солонец, лежащий близ деревни, крестьяне же опахали это место и скоту некуда пройти…крестьяне ловят его и требуют выкупа. Плана местности и кочевий у них не имеется»[21].

Причинами столкновений между русскими крестьянами и коренными жителями были разные формы ведения хозяйства: земледелие у первых и кочевое скотоводство – у вторых, а также отсутствие реальных границ землепользования. Например, томскому губернатору были отправлены жалобы от зайсана 3-ей Алтайской дючины Бийского округа Модена Бобраева: «С 1893 г. ходатайствую … о самоуправном захвате земли у кочующих по р. Белому Аную калмыков, крестьянами д. Бело-Ануйской, самовольно поселившихся в пределах калмыков».[22] Со стороны крестьян также была отправлена жалоба «на потраву хлебов калмыками, живущими в 2 ½ верстах выше нас по р.Белый Ануй, …а также на действия Алтайского отдельного заседателя, который заявляет, что земля эта будто бы принадлежит калмыкам, настаивает на выселении нас и грозит отдать под суд»[23].

Как видно из приведенных документов, спор касается прав на землю, причем, особо надо отметить, что чиновник стал в этом споре на сторону кочевников. В основе земельного конфликта лежало отсутствие границ землепользования, которые должны быть, не только зафиксированы на бумаге, но, самое главное, обозначены на местности межевыми знаками. Крестьяне д.Белый Ануй в прошении томскому губернатору (12 октября 1895 г.), разъясняют, что «с разрешения главного управления Алтайского округа поселились мы на землях, принадлежащих Кабинету и причислены казенной палатой к Ануйской волости с образованием отдельного общества…но земельный надел нам не отведен и по настоящее время грани, обозначающие принадлежность пласта главным управлением нам не указаны, а так как местность находится в землях калмыцких стойбищ, то мы с 1892 г. обращаемся с ходатайством о командировке межевщика»[24].

Заселение русских в пределах «калмыцких» стойбищ шло и помимо духовной миссии, а именно, по «приемным приговорам», выдаваемых самими зайсанами и демичами кочевых инородцев. Получившие такой приговор строили заимку, разводили хозяйство, главным образом скотоводческое и начинали оттеснять от этого места кочевников[25]. Например, прошение доверенного от «инородцев» с. Онгудайского А. Хабарова о непричислении в общество его доверителей семей русских крестьян.

Село Онгудай было основано в 1856 г. на Алтае миссионерами с образованием сельского общества новокрещенов из 5 дючинов и 2 чуйских волостей в количестве 80 душ[26]. В прошении говорится, что крестьяне, причем не из Европейской России, а из Томской губернии, «не испрося у общества приемного приговора, водворяются в нашем селении на постоянное жительство, основываясь на распоряжении Алтайского горного правления, а Томская казенная палата, причисляя без приговора к нашему обществу, не принимает во внимание того, что район земли удобной для хлебопашества и сенокошения при нашем селении весьма ограничен»[27]. Причем нехватку удобных земель подтвердили Урсульский миссионер К. Сакилов и бийский окружной исправник (рапорт Томскому губернатору от 8 октября 1891 г.)[28]. Священник просил удовлетворить просьбу о запрещении русским крестьянам селиться на инородческих землях, так как население с. Онгудайского увеличивалось за счет приселения к нему новых семей новокрещенов.

Начальник Алтайского горного округа в своем письме томскому губернатору от 24 сентября 1891 г. разъяснил действия горной администрации в данной ситуации, которая выдавала переселенцам свидетельство на право перечисления в с. Онгудайское на основании утвержденных генерал-губернатором Западной Сибири 5 октября 1879 г. правил о водворении русского населения в Горном Алтае, где на время составления правил проживало 120 чел. новокрещенных, но они не были наделены землей в установленном порядке. Причем наделение землей должно было производиться с прибавкой на 50 русских поселенцев. «Мера признана полезной для обрусения новокрещенных калмыков, которые по характеру своего хозяйства не могут называться вполне оседлыми…что же касается до условий пользования землей новокрещенными инородцами в Онгудае, то Кабинет признал возможным допустить водворение инородцев на свободных заводских землях, с тем, однако, условием, чтобы и не духовное, и не гражданское начальство не считали земли отведенные инородцам неотъемлемой их принадлежностью»[29].

Прошли годы, Алтайская администрация не спешила с разрешением конфликта. 14 августа 1896 г. своим письмом начальник Алтайского округа В.К.Болдырев уведомит Томского губернатора о том, что вопрос об отводе земель селениям, расположенных в пределах калмыцких кочевий в Горном Алтае еще не решен Кабинетом, поэтому и отмежевание земли для русских, проживающих в с. Онгудайском, в настоящее время не может быть произведено. Выдача же разрешений переселенцам на водворение в Онгудае прекращена[30].

Это образец чиновничьего подхода к острейшим проблемам землепользования. Чиновники пришли к самому легкому решению проблемы, запретили переселение в данный район, но Алтайская администрация могла запретить только легальное переселение путем отказа выдачи разрешений, а самовольцам поставить преграды было намного сложнее[31].

 Однако сводить все поземельных споры в одну плоскость, противопоставляя русских переселенцев коренным народам было бы неверно. Поземельные конфликты происходили и между коренными жителями. Когда дело касалось владения удобными для ведения сельского хозяйства землями, было неважно, между какими группами шел спор, конфликтующие стороны шли на все: начиная от жалоб властям, где заведомо представляли себя потерпевшими до прямых вооруженных столкновений, когда лились не чернила на бумагу, а кровь на землю.

Земля имеет свою ценность потому, что дает возможность человеку получить от нее «награду» в виде урожая или приплода скота. Не иметь достаточного земельного надела означает обречь свою семью на голод и нищету. Крестьянство Сибири связывало свои надежды на достаток и благополучие, прежде всего, с наличием в избытке пригодной для земледелия земли, поэтому сокращение наделов воспринималось как вполне реальная угроза крестьянскому благополучию и вызывало противодействие всего сельского мира вне зависимости от социальной дифференциации, конфессиональной или национальной принадлежности. Подобное отношение свидетельствовало о преобладании в менталитете крестьян и аборигенов патриархальной психологии и стремление сохранить традиционные формы хозяйственной деятельности[32].

При кажущемся земельном просторе, удобных для ведения сельского хозяйства земель было не так уж и много, что и служило глубинной причиной столкновений за право обладания земельными угодьями. Конфликты порождало Главное управление Алтайских горных заводов, которое, выдавая дозволительные свидетельства на поселение в так называемых «пустолежащих» местностях, руководствовалось «имеющимися у него планами 1820-х-1830-х гг. и устаревшими сведениями о свободных землях и народонаселении…и не имело возможности следить за поселением именно на этих местах, чем переселенцы, пользуясь отсутствием надзора, злоупотребляли, в особенности среди калмыцких стойбищ, где на сотни верст нет ни одного представителя власти»[33].

Следует отметить, что в Сибири не было и не могло быть особого, оторванного от всей страны, аграрного вопроса. Та земельная теснота, которая стала наблюдаться в Сибири к концу ХIХ в., в известной мере была порождена переселенческой политикой правительства и Кабинета.